Бремя чужих долгов (СИ) - Печёрин Тимофей - Страница 17

— Моя сестра Нора, — представила ее Нела, и девушка поклонилась, — Нора, представляю тебе отважного сэра Готтарда… святого воителя и самого дорогого гостя в нашем доме. И его спутника, святого брата… Алона.

— Алонсо, — с ноткой ворчливости поправил, подыгрывая мне, Аль-Хашим.

— Для меня большая честь, — отвечала Нора этой обрывочной фразой, реверансом, а еще… улыбкой. Но что это была за улыбка — доброжелательная, игривая или насмешливая — понять я так и не успел.

— Отобедаешь с нами, Нора? — спрашивала девушку старшая сестра. Но та, в сопровождении обоих слуг, уже направилась к выходу из гостиной.

— Прости-прости, не могу, — бросила она напоследок. Да с сожалением настолько фальшивым, что поверить в него могло только наивное дитя.

Как ни странно, Нелу, при всей ее показной строгости, удовлетворил и такой ответ.

— Прошу к столу, — проговорила она, первой подходя и устраиваясь на стуле с высокой спинкой. И уж это распоряжение выполнить я был только рад. Так вовремя вспомнив, что забыл позавтракать. Очень уж много времени отняла магическая фигура.

Не страдал, как оказалось, отсутствием аппетита и Аль-Хашим.

Чревоугодию мы оба предались, можно сказать, самозабвенно. Действительно, забыв напрочь наши роли. И невзирая на греховность собственного поведения — по крайней мере, по меркам монаха и рыцаря-храмовника.

Причем, если спутник мой сосредоточился на одном блюде — а именно, жареной рыбе, то я норовил отведать от каждого понемногу. Результат, впрочем, оказался один и тот же: туго набитый желудок, тяжесть и неизбежная сонливость. Так, что даже от мысли о предстоящем пути бросало в дрожь. Спасать души, заточенные в гробнице Арвиндира? Подумалось, что если души эти протерпели в своей посмертной темнице полторы тысячи лет, то еще один день и подавно перенесут.

— Н-н-н… да уж, Аль… брат Алонсо, — лениво протянул я, обращаясь к алхимику, — похоже, не судьба нам сегодня пойти… э-э-э… ну, в общем, куда мы собирались. Даже пошевелиться трудно.

И тут на слова мои, точнее даже, на последнюю фразу, неожиданно обратила внимание хозяйка застолья. То ли удивилась ей, то ли мои слова госпожу Нелу чуток позабавили.

— В самом деле? — молвила она игриво и с хитринкой поглядела на меня, — ну, надеюсь, у столь могучего воина хватит сил налить даме вина?

«Да она соблазнить меня надеется!» — промелькнула ложная, но такая приятная, мысль. О подлинных мотивах и намерениях красавицы-хозяйки я даже не догадывался. Да что там, сообщи мне кто правду даже в последнюю минуту — не поверил бы ни за что. И, вдобавок, совсем уж некстати, поймал себя на мысли, что не знаю, дают ли в этом мире рыцари-храмовники обет безбрачия или нет.

Как бы там ни было, а двусмысленно прозвучавшую просьбу госпожи Нелы я решил-таки уважить. Для чего поднялся со стула… точнее попробовал было подняться. Однако ноги не держали. Более того — похоже, они вовсе меня и не слушались.

Все еще не веря, что происходит нечто неладное, я решил дотянуться до бутыли с вином рукой. И вновь неудача. Даже пальцами пошевелить не получилось.

— Что… что происходит? — пролепетал я, внутренне сжимаясь от внезапного ужаса, — я же… даже шевельнуться не могу!

И даже шея одеревенела, не давая повернуть голову. В противном случае я заметил бы, что у сидевшего рядом Аль-Хашима дела столь же плачевны.

Но окончательно меня добила реакция хозяйки дома. Торжествующе улыбнувшись, она легко поднялась из-за стола и не спеша, мягкой кошачьей походкой, прошествовала ко мне.

— Не можешь шевельнуться, значит? — с ехидством и сугубо риторически спросила она, — в самом деле? Совсем-совсем?

Я промолчал: сил не хватило, чтоб хотя бы кивнуть.

— Значит, могучий рыцарь-храмовник… уже не такой уж могучий, — подытоживая, сладко пропела госпожа Нела.

А затем, всего мгновение спустя, схватила меня за подбородок. Пальцы ее, с виду хрупкие, оказались неожиданно сильными. А ногти едва ли не впивались в кожу.

— А чему же могучий сэр Готтард удивляется? — голос хозяйки превратился в злобный шепот, — жалкий прислужник… раб… пес церковный! После того, как ты сдал нашу сестру инквизиции — какой еще благодарности ты ждал?

И куда девалась ее недавняя любезность?

Ну и, припозднившись, как водится, настигла меня неожиданная догадка. Будь вероломная Нела и впрямь представительницей дворянского рода — возглавляли бы этот род все-таки мужчины. Коих, собственно, и следовало бы увековечивать в холсте и масле. А бороться хотя бы за равноправие женщинам этого мира только предстояло. И то в перспективе нескольких столетий. Тогда как в этом доме, из висящих в гостиной портретов мужского не было ни одного.

Удивительно? Едва ли, если речь идет о династии совсем иного сорта. Женской династии, считающей мир вокруг себя заведомо враждебным — и на том основании не признающей его законов и обычаев.

Ну как? Угадаете, о ком идет речь? Шесть букв, первая — «в».

Все эти мысли пронеслись в моей голове в течение секунды. Больше думать было некогда — действовать следовало. И побыстрее. Да, коварной ведьме удалось обездвижить мое тело. Но над душой моей, бессмертной и беспокойной, к счастью, она не властна.

Мысленно прочтя нужное заклинания, я… лишь считанные мгновения успел поглядеть на свое тело за столом со стороны, а на весь прочий мир вокруг — глазами бесплотного духа. Потому что картина перед моим взором как-то резко помутнела, точно я смотрел на нее сквозь толстое и грязное стекло. Различить очертания предметов стало невозможно, до того они исказились и утратили привычные краски. Да и звуки разом затихли, сведясь к какому-то мерному, еле слышному гулу. Вроде шума ветра за толстой стеной.

Само собой, от такой смены обстановки я не мог не запаниковать. И заметался, бросая взгляд то в одну, то в другую сторону. Пытаясь распознать в окружавшей меня мешанине хоть какой-то знакомый предмет. Или иной, хоть какой-нибудь ориентир.

За этим меня и застал не то чтобы старый, но уже и не новый знакомец. Причем отнюдь не приятный: похожий на бомжа типчик, не так давно застигший меня при попытке вселиться в тело барона Кейдна.

Все те же патлы, не знавшие мытья и, наверное, даже парикмахерских ножниц, свешивались с головы. И незаметно для глаза переходили в грязную же, похожую на паклю, бороду. Все те же выцветшие лохмотья укрывали собой долговязое тело. Прежним остался недобрый взгляд безумца, уставившийся на меня. И прежней же — мерзкая ухмылка, до стандартов Голливуда и глянцевых журналов которой было так же далеко, как среднестатистической городской свалке до высокого звания памятника архитектуры.

Интересно, а что вообще забыл здесь этот мерзкий урод? Прореха… нет, выгребная яма на человечестве!

— Скорее, это у тебя надо спросить, что ты здесь делаешь, — подал голос бомжеватый бородач, сложив руки на груди.

Да что он — мысли читает?..

— А еще я никак не могу понять… причисляя меня к роду людскому — ты унизить меня пытаешься или, наоборот, польстить? А может, ты просто соображаешь туго?

— А может, тебе лучше оставить меня в покое? — слова и без того неприятного собеседника, да произнесенные с заметным сарказмом, меня рассердили, — какого черта ты увязался за мной?

— Черт здесь ни при чем, — отрезал похожий на бомжа верзила, чье лицо из нагло ухмыляющегося вмиг стало по-деловому серьезным, — что тебя ждет… черти, ангелы, туннель со светом в конце или перерождение в бессловесную тварь — это решать не мне… как, впрочем, и не тебе. Важно, что ты, сопляк, во-первых, смертен. Не забыл? А во-вторых, играешь в противоестественную игру. Или… что? Думаешь, так оно и будет продолжаться? Пока тебе самому не надоест?

— Только не надо меня поучать, — процедил я с деланным презрением. Хуже существа, открыто открещивающегося от принадлежности и от человечества, и от смертных вообще, по моему мнению, только то же самое существо, обернувшееся банальным резонером.