Позволь тебя спасти (СИ) - "Novela" - Страница 13

Я не замечаю, как мои руки сильней сжимают запястья Клем. Мне кажется, я горю. Волна жара окатывает меня от макушки до стоп. Огонь, пожирающий меня в первые месяцы после самоубийства Дженнифер, разгорается с новой силой.

— Пожалуйста, Люк, — о чем-то умоляет меня Клем, пытаясь выкрутиться из моих рук, но сейчас я глух ко всему. Все, чего я хочу, это чтобы чертов огонь выжег все, что еще заставляет меня чувствовать.

— Я никогда не видел столько крови, — быстро говорю я, и мои глаза видят не Клем, а ванную, залитую темной, липкой кровью и Дженни в красной воде. – Темная, почти черная, она была повсюду. Даже сейчас я чувствую тяжелый запах металла и ржавчины. Он всегда будет преследовать меня.

— Перестань, Люк. Пожалуйста, не надо.

Плач Клем прорывается ко мне сквозь красную пелену, которая заволокла мое сознание. С ужасом осознаю, что причиняю ей боль и резко отшатываюсь, выпуская запястья Клем из рук.

Клем дрожит и, оказавшись свободной, бессильно прислоняется к столу. Ее веки закрываются в попытке остановить слезы.

— Ты это хотела услышать? – холодным голосом спрашиваю я, сейчас не находя в себе сочувствия к ней. Она вынудила меня сказать все это вслух. То, что я так тщательно хранил, благодаря ей вырвалось наружу.

Клем молчит, и ее веки по-прежнему прикрыты. Мне бы уйти, и покончить с этим чертовым вечером, но в этот момент я беспощаден.

— Узнала, что хотела, Клем? Надеюсь, я ответил на твои вопросы, и твое любопытство удовлетворено.

Я подхожу ближе, и Клем распахивает глаза, с видом запуганного кролика глядя на меня. Ее грудь быстро поднимается и опускается.

— Надоедливая, любопытная девчонка. Теперь мы в расчёте? – ядовито выплевываю я, после чего оставляю поверженную Клем одну.

Глава шестая

Все еще в бешенстве, я уезжаю от Клем, на пределе гоня по пыльной дороге.

Мой пульс скачет, зубы стиснуты, а руки до боли в ладонях сжимают руль.

На очередном повороте джип едва не заносит, и только тогда я сбавляю скорость. Еще через несколько метров я съезжаю на обочину и заглушаю двигатель.

Гнев в полной мере бурлит во мне, требуя выплеска. В бессильной злобе я несколько раз бью по рулю, потом выскакиваю из машины и принимаюсь вышагивать по краю дороги, делая глубокие вдохи-выдохи, чтобы успокоиться.

Я сожалею, что поддался на провокацию Клем. В тот момент, когда почувствовал, что начинаю терять контроль, следовало просто уехать. Но я не сделал этого. Я позволил ей увлечь себя туда, где просыпается моя темная сторона.

После похорон и короткого расследования я ни с кем не говорил о самоубийстве Дженнифер. Я наложил на эту часть своей жизни тяжелую печать молчания, зная, что если постоянно буду к этому возвращаться, то сойду с ума. Даже с собой я не был откровенен до конца, предпочитая считать, что моя жена просто умерла, без уточнения причин. Но это было после, после долгих месяцев самокопания, когда я пытался понять, почему, почему Дженни решилась на этот шаг? Где я недоглядел, не заметил, что все движется к столь печальному финалу? Неужели в сознании Дженнифер было все так безнадежно, что она не видела смысла и возможности жить дальше?

День за днем, неделю за неделей и месяц за месяцем я искал ответ на вопрос – и не находил его. Я бродил по пустой квартире, вслух произнося лишь одно слово «почему», но ответом мне была тишина. Человек, который мог бы назвать мне причину, больше никогда не заговорит: она была мертва. Моя жена была мертва.

Но потом я запретил себе думать об этом и пытаться найти ответ. Потому что это было невозможно.

Невыносимо.

Разрушительно.

Я чувствовал, что схожу с ума и прекратил это. Это не было легко, и мне потребовались все силы, что у меня еще оставались, чтобы перестать изводить себя мыслями о самоубийстве Дженни. Возможно, только страх потерять работу, которую я по-настоящему любил, не дал мне пропасть окончательно. Это все, что осталось у меня после потери Дженнифер.

Я прислоняюсь к машине, сжимаю пальцами переносицу и глубоко дышу. Наконец мне удаётся немного успокоиться, но картина окровавленной ванны и бездыханной Дженнифер в ней прочно засела в мой мозг.

Я знаю, что есть только один способ вытравить ее оттуда. Именно он заглушал мой истерзанный разум в первые месяцы после смерти жены.

Я вновь сажусь за руль джипа и включаю зажигание. Через пять минут я уже возле бара. Бен, Тайра и Амелия уже ушли. Но это и к лучшему. В таком деле мне не нужна компания.

Я собираюсь как следует надраться.

***

В воскресенье, когда я приезжаю в дом тети Рут, я все еще мучаюсь похмельем.

Я пил всю ночь пятницы , точнее, до той поры, пока не отключился, и Джо не привез меня домой. Надо будет еще раз поблагодарить его за это.

Большую часть субботы я тоже пил, отключив телефон, и не выходил из дома. Но сегодня воскресенье – день приезда Менди с мужем и детьми, поэтому мне пришлось остановиться.

Я превращаюсь в чертового алкоголика.

Безусловно, мама бы гордилась таким сыном!

Я оставляю джип на подъездной дорожке и иду к дому, морщась от свинцовой тяжести в голове. Мои покрасневшие глаза скрывают очки-авиаторы, а лицо «украшает» трехдневная щетина. Похмелье оказалось таким сильным, что я и не подумал сбрить ее.

Я коротко стучу в дверь и, не дожидаясь ответа, захожу.

Аманда с семьей недавно приехали из аэропорта, и я принимаюсь со всеми здороваться и обниматься, при этом желая себе мгновенной смерти. Только это избавит меня от последствий чрезмерного возлияния.

Тетя Рут суетится на кухне, готовя обед. Итан, муж Менди, всячески ей помогает. В их семье именно он следит за тем, чтобы никто не умер от голода. Аманду к плите лучше не пускать, иначе она обязательно спалит дом.

Получив от меня по двадцатке в качестве подарка, восьмилетний Джек и шестилетняя Кейти убегают играть, а мы с Амандой выходим в небольшой ухоженный сад позади дома. Менди берет себе пиво, а я ограничиваюсь кофе.

— Паршиво выглядишь, Люк, — без обиняков заявляет мне Менди, когда мы садимся в плетеные кресла под яблоней.

Я кисло улыбаюсь.

— Спасибо.

Менди усмехается и делает длинный глоток пива. Она одна из немногих знакомых мне людей, которая всегда предпочитает говорить правду.

— Серьезно, ты что, неделю пил не просыхая? – Менди вскидывает светлые брови в вопросе, и в ее голубых глазах я вижу искреннее беспокойство.

— Нет, всего лишь день или два.

Я знаю, что Менди волнуется за меня, и благодарен ей за это.

— Люк, я думала, ты давно прошел эту стадию, — нахмурившись, замечает Менди.

— Я и прошел, просто… — я потираю шею, не зная, что сказать. Мне хочется выложить ей всю правду. Рассказать о Клем и о том, что со мной происходит с тех пор, как я приехал в Диллан.

Я знаю, что Менди поймет меня.

И я делаю это.

Я все рассказываю Менди: говорю, как я растерян и как запутался, все еще не понимая, что со мной происходит. Несколько минут Менди внимательно слушает меня, не перебивая, а, когда я замолкаю, смотрит на меня и улыбается.

— Ох, милый, ну это должно было случиться рано или поздно, — качает головой Менди.

Я в недоумении хмурюсь.

— Что?

— Ну, Люк, это же очевидно, – Менди склоняет голову на бок и усмехается. – Боже, порой мужчины бывают такими глупыми. Ты влюблен, вот что. Это случилось, чему я лично очень рада. Ты не можешь жить в трауре всю жизнь, – Менди пожимает плечами. – Никто не может.

Я раздраженно качаю головой.

— Я не влюблен в нее. Она надоедливая, раздражающая и очень часто я хочу ее придушить. Мы постоянно спорим.

Заявление сестры кажется мне абсурдом, хотя я сам недавно думал, что возможно…

Но нет, я не могу любить Клем.

Не так скоро.

— Я любил. Я знаю, как это, и это не то, — убеждаю я Менди, хотя кажется, что в первую очередь слова предназначаются мне самому.