Игра без правил - Орлов Алекс - Страница 25

– Они меня спровоцировали.

– Каким образом?

– Били перчаткой с динамометром.

– Ну, это они, конечно, хватили… – покачал головой Коллинз. – А знаете, что я еще хотел спросить у вас?

Брейн подался вперед, ожидая вопроса, и в этот момент ему в спину разрядили электрошокер.

Удар был парализующим, и он свалился ничком, краем глаза замечая, как уходят Коллинз и Норфолк. Похоже, они приходили только для того, чтобы отвлечь его для предательского удара. Да, они могли проделать с ним то же без этих внезапных подкатов, однако неожиданный удар ломал психику и делал арестанта неуверенным в себе.

Арестованного следовало не просто допросить, а допросить с наибольшей эффективностью, и сам допрос в этой работе был не самой основной частью.

Ну и, конечно, палач. Его арестант тоже не должен был видеть по той же причине – дополнительного разбалансирования психики. Это ведь ужас, когда тебя неожиданно начинает избивать неизвестно кто. По крайней мере, Брейн чувствовал бы себя уверенней, если бы видел того мерзавца, который так метко бил его ногами, обутыми в сшитые на заказ ботинки.

На этот раз избиение длилось дольше. У Брейна попеременно немела то левая сторона тела, то правая. То он начинал задыхаться, то его пробивала судорога или приступ кашля. Палач бил так, чтобы клиент почти не мог сопротивляться, но и не терял ощущения боли и уж, конечно, не проваливался в обморок.

Этот человек знал свое дело.

В какой-то момент Брейном овладела апатия, и истязатель это сразу заметил. Он перестал бить лежавшего на спине клиента и зашел со стороны головы, чтобы по глазам определить его состояние.

Брейну же подумалось, что, возможно, его молотят под занавес и сейчас будет смертельная инъекция или высокочастотный разряд. Захотелось напоследок как-то показать себя, как-то выделиться из перечня здешних молчаливых жертв. И когда он увидел над собой только край силуэта, ударил ногой через голову, вложив в этот удар всю многолетнюю подготовку.

Убьет или нет, он не думал, но, разумеется, избиение повлияло на силу и концентрацию. Тело экзекутора пролетело до стены и врезалось в нее, а потом сползло на пол.

Брейн перевернулся на живот, поднялся и почувствовал головокружение. Этот мерзавец крепко его обработал. Сделав шаг в сторону своего мучителя, он увидел вытянутую руку с миниатюрным нейропарализатором и кровь, которая стекала из разбитого носа через припухлые губы на майку цвета хаки. Это была женщина, хорошо развитая и даже миловидная, но ее глаза горели мстительной яростью. Она бы уже выстрелила, если бы не хотела сказать напоследок какое-то ругательство.

Однако Брейн ее опередил.

– Я вспоминал тебя сегодня, Лили Грейсберг, – сказал он, остановившись.

– Ч… Что? – спросила она, вскакивая и держась одной рукой за стену, оставляя на ней окровавленные отпечатки. – Ты… ты откуда знаешь мое имя?

– Наверное, ты хотела сказать – твое первое имя, ведь теперь у тебя уже другое.

– Ты правда думаешь, что сумеешь этим продлить свою жизнь? – усмехнулась истязательница и, выдернув из кармана брюк салфетку, стала вытирать кровь, не спуская глаз с Брейна. – Я думала, ты отключишься надолго, а ты молодец.

– Часто получала так?

– Приходилось. А ты, значит, изучал мое досье?

– Нет, – покачал головой Брейн, невольно улыбнувшись. Он представлял, что сейчас происходит у нее в голове. Лихорадочный поиск правдоподобных вариантов, мысли о проверках, подставах и тому подобное.

– Но ведь как-то ты получил эту информацию.

– Я получил ее из очень старых источников и очень давно.

– Ты… из Второго отдела, что ли?

– Нет, я не имею к вам никакого отношения.

– Не гони. – Женщина покосилась на дверь. – Я же вижу волчий почерк.

– Ну, я был близок к мальчикам из другой песочницы.

– «Городские»?

– Да, – кивнул Брейн. «Городскими» на сленге называли сотрудников «Дельты», остальных «сельскими» или «деревенскими».

– Значит, информация оттуда?

– Суди сама. Я знаю, что на левой груди возле соска у тебя сдвоенная родинка.

– Что? Это ты с госпиталя, что ли, какие-то снимки видел?

– Имеешь ранения?

– Слушай, чего ты добиваешься? Если ты «городской» или там приближенный к ним, ты знаешь, куда отсюда выйдешь.

– Знаю. Если бы я тебя не узнал, все бы уже закончилось. Ты бы шмальнула в меня.

– Что значит узнал?

– Мы были знакомы, но очень давно.

– Я тебя не помню.

– Возможно, и не помнишь. Ты пробыла в нашей школе всего три месяца, а я был худым парнишкой, стеснительным, совсем незаметным. А ты в моих глазах выглядела настоящей принцессой. К тому же у тебя уже были очень заметные формы.

– И ты можешь сказать, когда и где это было?

– Городок Ивиш, нам было по двенадцать лет. Наша классная руководительница – миссис Трини. Она носила парик под блондинку и красила ногти в нежно-розовой цвет.

– Что еще знаешь про меня?

– Твой отец был, кажется, военным. Видимо, из-за этого вы быстро переехали.

Они помолчали. Женщина сверлила его пристальным взглядом, и ее рука с оружием была по-прежнему тверда.

– Про родинки откуда узнал?

Брейн вздохнул.

– Раньше бы я, конечно, не признался, но теперь можно. Я был влюблен в тебя и вечером подсматривал в окно.

– И что еще разглядел?

– Все. Ты же раздевалась полностью и красовалась перед зеркалом. На твоей правой ягодице родимое пятно в виде цветочка.

– Вот блин! – произнесла женщина и опустила парализатор.

– Тебя это так волнует теперь, спустя столько лет?

– Представь себе. Знала бы я, что за мной наблюдает какой-то ублюдок…

Она снова прицелилась в него:

– Этого мало. Давай еще детали.

– Детали твоего тела?

– Вообще детали. Где ты жил?

– Практически через дорогу.

– Это где жирный дядька все время читал газету?

– Нет, это слева от моего дома – мистер Бристер. Его дом был зеленый, а мой желтый.

– Чем еще этот дом был заметен?

– Ну… У нас была собака – Бутч. Бульдог.

– Помню я вашу собаку. Мерзкая такая.

Женщина снова опустила оружие и слегка расслабилась.

– У тебя хороший удар, Томас. Ты ведь Томас?

– Да.

– Никогда бы не подумала, что после такой обработки у тебя останутся силы так приложить меня.

– Извини. Я думал, ты мужик. Мне тоже не приходило в голову, что женщина может так изощренно…

– Что?

– Работать. Работать по специфической специальности.

– Ладно, хватит лирики, Томас. Чего ты хочешь? Понятно, что на меня нахлынули воспоминая о детстве, хотя тебя вообще не помню, но все же просто так хладнокровно добить не смогу. А с другой стороны, у меня нет выбора. Ты пустой, мне было приказано передать тебя ночью команде. Я здесь ничего не решаю.

– Понимаю. Мне бы немного задержаться. Ну хотя бы до еще одного допроса, скажем, до утреннего или в идеале до обеда.

– Давай подумаем. Может, ты мог что-то там вспомнить после обработки?

– Да, такое бывает, – согласился Брейн. – Держал какую-то информация, а потом она и поперла.

– Что я могла услышать?

– Ты могла услышать, что я повторял: «Господин майор, я им ничего не сказал». И так по кругу раз пять.

– Я сразу прекратила тебя трепать и решила доложить. Вполне правдоподобно.

46

После всего, что произошло за этот длинный день, Брейну совсем не спалось. Еще вчера он был готов принять все, что положено, – он давно служил и был готов к любому исходу, но вот удалось что-то предпринять, и теперь его мучило беспокойство – получится ли?

В конце концов ему удалось уснуть, и спал он, словно погрузившись на дно илистого пруда, где не было звуков, света и кислорода.

Когда под дверью послышались шаги, он будто вынырнул с этой глубины и стал жадно хватать ртом воздух, совершенно не понимая, который сейчас час.

В камеру вошли двое незнакомых тюремщиков, значительно более молодых, чем те – с динамометрической перчаткой. Они были повыше, покрепче и короче стрижены. На лицах никаких эмоций.