Отголоски прошлого (СИ) - Курносова Елена - Страница 4

«У него истерика» - Догадался Адам, внимательно слушая нервную речь ребёнка, который торопился как можно быстрее излить ему всё, что накопилось на душе за минувшие сутки. Наверное, он тоже был рад встретить здесь живого человека – своего, не враждебно настроенного, взрослого, способного хоть как-то ему помочь.

«Бедный малыш - Больно ёкнуло сердце. – Своими глазами увидеть гибель родителей при таких страшных обстоятельствах… Да тут у любого взрослого крыша поедет…»

- Я убежал, а они всё стреляли, и люди кричали и плакали все, я даже слышал, как Ви Дьен кричит, это его был голос, я знаю, он хотел вместе со мной пойти к ручью, но его мама позвала, и он остался, а лучше бы он пошел со мной, сейчас бы мы вместе были, а не я один!

- Тихо…Тихо-тихо-тихо… - Больше Адам не мог этого слушать. Мальчика и правда будто прорвало – он дрожал всем телом, голосок его срывался, становясь звенящим, звонким, жалобным, казалось – ещё немножко, и он просто лопнет как натянутая струна, сорвется на крик, а Бодро не умел обращаться с плачущими детьми. Равно как и с НЕплачущими тоже.

- Тихо…Успокойся…Успокойся, слышишь?

Однако было поздно – ясные глаза уже блестели от слёз. Возможно, именно их малышу и не хватало все то время, что он бродил один по джунглям. Адам вдруг понял это. До сих пор мальчик не мог заставить себя выплакаться. Он так же, как и сам Бодро, держался на последнем пределе, следуя инстинкту самосохранения. Так же не позволял себе расслабиться, ожидая беды и шарахаясь от малейшего шороха. Какая удивительная судьба…Он точно так же выжил – один из всей деревни. Неизвестно, на счастье или на беду. И сейчас он тоже был совершенно один на всем свете. Как Бодро…

- Иди сюда… – Ласково окликнул малыша Адам, и тот, словно получив долгожданную команду, бросился к капралу, лежащему на траве. Доверчиво, крепко прижался к нему всем своим хрупким тельцем, сотрясаясь от безудержных рыданий – таких горестных и надрывных, что Бодро сам не заметил, как обнял мальчика, словно загородив от этого враждебного мира, спрятал на своей широкой груди от всех возможных бед.

- Тихо… Тихо, маленький.. Ну ты что?...Не бойся…Всё хорошо теперь будет… - Руки сами, непроизвольно гладили тёмные, спутавшиеся вихры. – Мы вместе что-нибудь придумаем, вот увидишь…Вместе с тобой сейчас пойдём.. До наших доберёмся…Ничего не бойся, слышишь меня? Я тебя в обиду не дам. Никому…Не плачь, ладно? Ты есть хочешь? А то у меня печенье, кажется, ещё осталось…Будешь?

Малыш поднял голову, всхлипнув, кивнул.

- Вот и хорошо.. Сейчас перекусим и пойдем потихоньку…Кстати, меня Адам зовут. А тебя? – Бодро с наигранной церемонностью протянул своему неожиданному другу крупную, темно-коричневую руку, и мальчик, впервые улыбнувшись сквозь слёзы, неуверенно вложил в неё свою маленькую белую ладошку:

- Грейди…

Глава 1

Чёрные стрелки больших круглых часов над стойкой приближались к девяти вечера. Бар закрывался в десять – завсегдатаи заведения знали об этом и не торопились расходиться по домам.

Мэллой не напоминала им о времени. Уборку зала можно было начать чуть позже, а сейчас, пока выдалась свободная минутка, хотелось просто посидеть спокойно за стойкой, ненадолго почувствовать себя не хозяйкой бара, а обычной усталой женщиной, случайно заглянувшей сюда в конце рабочего дня. Слиться с этими людьми – утомлёнными, измотанными и неприкаянными. Именно НЕПРИКАЯННЫМИ, иначе, зачем бы им понадобилось допоздна коротать свои вечера здесь, в её баре? Пить пиво, смолить сигарету за сигаретой, слушать негромкую лирическую музыку, наслаждаясь уютной интимной атмосферой.

Мэллой всей душой понимала таких людей – она по себе знала, как тяжело и тоскливо возвращаться после работы в пустой дом, и как это плохо вообще, когда там тебя никто не ждёт. Она никак не могла привыкнуть к этой звенящей пустоте – и в сердце, и в доме, с тех пор как не стало отца. А ведь уже четыре года прошло!.. Четыре года, как не звучал больше в родных стенах его, всегда бодрый, хрипловатый голос, каждое утро напевающий незамысловатый мотив детской песенки, не пахло в кухне дымом его любимых сигарет «Лаки страйк», и в ванной на полке вместо традиционного бритвенного набора стоял теперь обыкновенный шампунь для волос.

Остались, правда, кое-какие вещи – их Мэллой, как ни собиралась, так и не решилась ни выкинуть, ни отдать в гуманитарную помощь бедным. Боялась, что вместе с отцовской одеждой из дома навсегда исчезнет его неповторимый запах, и тогда она действительно останется одна – наедине со своими воспоминаниями о счастливом детстве, о бесшабашной юности, обо всём, что было так дорого и близко сердцу.

Мэллой никогда не считала себя сентиментальной. Ей, как истиной дочери полицейского, наоборот была присуща даже некоторая резкость в характере, совершенно не вязавшаяся с очень женственной внешностью, унаследованной от матери-француженки. До сих пор оставалось загадкой, ЧТО побудило в своё время двух таких совершенно разных по темпераменту людей соединить свои судьбы? КАКИМ ОБРАЗОМ зрелый, ответственный Дэннис Мэллой мог потерять голову от хрупкой молоденькой танцовщицы кабаре?...Воистину, парадокс. Нет, Мэллой не осуждала маму: двадцатилетняя девушка имеет право быть легкомысленной, и ошибаться на каждом шагу ей тоже вполне под стать. Вероятно, милашке Жаклин весьма льстило внимание блюстителя закона, нравились его неуклюжие, но искренние ухаживания. Никто прежде не воспринимал её всерьёз – тот мир, в котором она жила, изначально не располагал мужчин к благим намерениям по отношению к женщине, поэтому у Жаклин вряд ли был выбор.

Их брак с самого начала был ошибкой, однако Дэннис понял это слишком поздно. Жаклин по природе своей не была создана для семейной жизни. Женой она оказалась никакой, да и матерью, в принципе, тоже, хотя и умудрилась родить сначала дочь, а потом сына. Впрочем, не столько для себя, сколько, опять же, для мужа. А потом пустилась во все тяжкие. Мэллой была тогда слишком мала, она плохо понимала, что происходит дома: мама часто уходила куда-то средь бела дня, без зазрения совести оставляя малыша Дэнни на попечение старшей сестрёнки. Вечером, возвращаясь с работы, отец не заставал супругу дома, расстраивался, но всем видом своим старался не показывать этого уже все понимающей дочке. Щадя психику ребенка, он не закатывал громких скандалов, не выяснял отношений, втайне надеясь, наверное, что время заставит Жаклин угомониться и, перебесившись, она наконец-то станет спокойней. Вырастет, что ли, в моральном плане…Поумнеет.. Но не тут-то было…

Повзрослев и поумнев морально, Жаклин решила, что достойна более выгодной партии, чем вечно занятый, помешанный на своей на работе полисмен, и в один прекрасный день действительно нашла себе подходящего кандидата на роль очередного спутника жизни. Кем он был? Мэллой по сей день этого не знала, да и, если честно, не хотела знать. Может быть, какой-нибудь неизвестный шоумен, пообещавший бывшей танцовщице золотые горы и небо в алмазах. А может, заурядный толстосум, обольщенный соблазнительными прелестями еще довольно молодой женщины, посчитавший, что вполне способен содержать ее вместе с двумя детьми. И снова у Дэнниса хватило мудрости не устраивать разборок. Сдержанный и здравомыслящий по натуре, он и сам прекрасно понимал, что уделяет своей профессии гораздо больше времени, чем родной семье, а потому в процессе развода даже не стал отсуживать себе детей.

Однако если едва научившемуся ходить Дэнни было в ту пору ровным счетом наплевать, кто вовремя даст ему кашу и поменяет грязный памперс, то шестилетняя Мэллой, к счастью, имела свое собственное мнение и право голоса. Она сама могла решать, с кем ей жить после развода родителей и, не колеблясь ни минуты, выбрала Дэнниса – обожаемого, любимого своего папочку, которого боготворила всей своей душой и которого понимала, несмотря на его постоянную занятость на службе. Переубеждать своенравную дочку Жаклин не стала – видимо, не очень-то и хотела тащить ее с собой на новое место жительства, и Мэллой, в свою очередь, особо и не тосковала по абсолютно чужой и далекой матери. Она и прежде не была ей близка, а теперь, предав отца, отдалилась еще больше – просто скрылась за горизонтом подобно осеннему солнцу, давно уже не согревающему своим теплом, холодному и бесполезному. Больше Мэллой с матерью не встречалась. У нее началась другая жизнь – жизнь маленькой хозяйки дома и верной отцовской помощницы.