Дочь фортуны - Альенде Исабель - Страница 72

Кузнеца звали Джеймс Мортон, и он был одним из так редко встречающихся представителей порядочных людей. Испытывал ничем непоколебимую любовь к человечеству в целом, включая и своих идеологических врагов, которых считал неудачниками лишь по собственному неведению, а не ввиду собственной испорченности. Был неспособен на низость, не мог представить ее в роли ближнего, предпочитал верить, что чужая развращенность всего лишь некий изъян человеческого характера, впрочем, поправимый с помощью света милосердия и любви. Происходил из длинного рода квакеров штата Огайо, где на принципах тайной солидарности сотрудничал со своими братьями, помогая беглым рабам прятаться и переезжать в свободные штаты, а также в Канаду. Подобная деятельность гневила рабовладельцев, и однажды ночью некая орава напала на ферму и все подожгла. Без какого-либо движения, семья наблюдала за происходящим, потому что сильная преданность вере так и не позволила взять в руки оружие и пойти с ним на таких же, как сами, людей. Семья Мортон была вынуждена покинуть свою землю и рассеяться по обширной территории, но все же люди поддерживали между собой, хотя и редкую, связь, потому что принадлежали гуманному обществу аболиционистов. Поиск золота не казался Джеймсу достойным средством обеспечения своего существования, потому что таким способом он ничего не производил, равно как и не оказывал различного рода услуги. Богатство принижает душу, затрудняет человеческую жизнь и порождает несчастье, - утверждал этот человек. Более того, золото – металл мягкий, никаких орудий труда из него не сделать, вдобавок никак не удавалось понять природу очарования, что оно производило на остальных. Высокого роста, мощный, с густой бородой цвета лесного ореха, небесно-голубыми глазами и толстыми, помеченными бесчисленными ожогами руками, был сущим перерождением бога Вулкана, освещенный великолепием своей кузницы. Во всей деревне насчитывалось всего лишь трое квакеров, людей работящих и семейных, никогда не жалующихся на собственную судьбу, и, пожалуй, единственных, которые не давали клятв. К тому же они были трезвенниками и избегали борделей. Регулярно собирались вместе и укреплялись в вере без лишнего кривляния и с помощью положенных проповедей, и между делом терпеливо ожидали прибытие группы друзей, когда-то вышедших с Востока с целью увеличить общество. Семья Мортон часто посещала барак мадам Ромпеуэсос, чтобы помочь ей справиться с жертвами эпидемии, и в один из своих визитов там же познакомились с Эстер. Девушка как-то их навестила, и той полностью заплатили за услуги, хотя всего лишь присела рядышком просто побеседовать. Семья не могла понять, почему же она выбрала подобную жизнь.

- Между поркой розгами, что получала от отца, и нынешним занятием, тысячу раз предпочитаю жизнь, которая у меня сейчас и есть.

- А за что он тебя бил?

- Да обвинял в склонности к роскоши и совершении греха. Думал, что и по сей день Адам был бы в раю, не искуси его тогда Ева. Возможно, он был и прав, ведь ты уже видишь, каким образом я зарабатываю на жизнь…

- Есть много другой работы, Эстер.

- Но и эта не слишком плоха, Джеймс. Закрываю глаза и ни о чем не думаю. И так всего лишь несколько минут, которые не медлят истечь.

Несмотря на превратности профессии, в свои двадцать лет молодая девушка сохранила свежесть и определенное очарование в искренней и безмолвной линии поведения, столь не похожей на манеру держать себя ее компаньонок. Кокетства не было и следа, напротив, смотрелась здоровой на вид, с умиротворенным и нежным выражением лица и крепкими крестьянскими руками. На фоне остальных голубок выглядела менее изящной, зато была настоящей обладательницей светлой кожи и нежного взгляда. Сам кузнец и не знал, когда начал о ней мечтать, видеть облик женщины в разлетающихся в кузнице искрах, в свете раскаленного металла и в безоблачном небе. И доходило вплоть до того, что мужчина был уже более не в силах игнорировать нечто мягкое и пушистое, что окутывало собою сердце и угрожало полностью его покорить. Худшее же несчастье состояло в том, что как-то незаметно влюбился в женщинку, мысли о которой никак не могли прийти в голову и, более того, оказалось совершенно невозможным оправдаться в подобном поступке перед самим Господом и окружающими людьми. Решивший победить нахлынувшее искушение тяжким трудом, все чаще запирался в кузнице, чтобы вкалывать там, точно умалишенный. Бывало, что несколько ночей подряд вплоть до рассвета слышались удары молотка просто немыслимой силы.

Еле-еле разузнав постоянный адрес китайского ресторана в Сакраменто, Элиза написала туда Тао Чьену, сообщив свое новое имя Элиас Андьета и испрашивая совета о том, как бороться с дизентерией. Ведь единственным известным ей средством от такой заразы был кусок сырого мяса, привязанный к пупку кушаком из красной шерсти, как то делала Мама Фрезия в Чили, но оно так и не приносило ожидаемых результатов. Девушка болезненно по нему скучала, а порой даже встречала рассвет в объятиях Тома Без Племени, воображая в замешательстве чуткого сна, что находится рядом с Тао Чьеном, хотя шедший от мальчика запах дыма неизменно возвращал ее к реальности. Свежим благоуханием моря ее друга больше никто не обладал. Разделяющее их расстояние в милях было не таким уж и большим, однако, из-за жестокости и суровости климата путь представлялся тяжким и опасным. Ей пришло в голову присоединиться к почтальону, чтобы продолжить поиски Хоакина Андьета, как и делала уже не раз в прочих случаях, однако в ожидании подходящего, порой, проходила далеко не одна неделя. И не только зима накрывала все ее планы. В эти дни еще более увеличивались тревога и беспокойство среди американских шахтеров и чилийцев, находящихся на юге Вета Мадре. Англичане, сытые по горло присутствием разных иностранцев, сплачивались и пытались выгнать последних, прочие же оказывали сопротивление, первым делом прибегая к оружию, а затем разбираясь в присутствии судьи, который вполне признавал их права. Вовсе не направленное на запугивание агрессоров, его постановление только возбуждало людей. Так, несколько чилийцев закончили свои жизни на виселице либо сброшенными с кручи, а уцелевшие были вынуждены спасаться бегством. Ответная реакция заключалась в образовании банд, готовых к атакам и нападению, другими словами, к свойственной многим мексиканцам линии поведения. Элиза понимала, что не в силах рисковать; было вполне достаточным и ее переодевание в латинского мальчика, которого, впрочем, и не трудно обвинить в любом вымышленном преступлении.

В конце января 1850 года настал жуткий холод, каких немало повидали эти края. Никто не осмеливался покидать свои дома, деревня казалась вымершей, и более десяти дней барак не посетил ни один клиент. Стояли такие холода, что к рассвету вода в умывальном тазу замерзала окончательно, несмотря на никогда не остывавшие печи. Бывало, что выпадали ночи, когда людям приходилось забирать лошадь Элизы прямо в дом, чтобы спасти животное от прискорбной участи прочих, встречающих рассвет, полностью скованными кусками льда. Женщины спали по двое на кровати, и она поступала также на пару с ребенком, к которому со временем начала испытывать ревнивую и очень сильную привязанность, возвращаемую им обратно с упорным постоянством. Единственным человеком в этой компании, который мог соперничать с Элизой в расположении к себе малыша, была Ромпеуэсос. «Однажды и у меня будет сильный и храбрый сын, такой, как Том Без Племени, но гораздо жизнерадостнее. Это малыш никогда не смеется», - рассказывала она в своих письмах Тао Чьену. Вавилонянину, Злому не удавалось засыпать по ночам, поэтому проводил немало времени в темноте, слоняясь из угла в угол барака в своих, из грубого сукна, сапогах, одежде из выдолбленной кожи и наброшенной на плечи накидке. Уже перестал брить голову и выделялся среди прочих короткой волчьей плешью, какая также красовалась на его пиджаке. Эстер связала ему шерстяную шапку желтого цыплячьего цвета, закрывающую все уши, тем самым, придавая вид чудовищного ребенка. Он и был тем, кто тогда ранним утром ощутил несколько слабых ударов, которые ясно выделялись на фоне привычного, характерного для сезона дождей, шума. Приоткрыв дверь с помощью находящегося в руке пистолета, обнаружил на снегу брошенный тюк. Встревоженный, тут же позвал Джо, и уже им двоим, борющимся с ветром, чтобы дверь не вырвало с корнем, кое-как удалось втащить его внутрь. В тюке опознали полуобмороженного человека.