Дочь фортуны - Альенде Исабель - Страница 65

Вот тогда она и полюбила свободу. Ведь в доме семьи Соммерс жила в четырех стенах, в ни чем невозмутимой обстановке. Там время ходило по заведенному кругу, а линия горизонта едва просматривалась в покрытых старыми пятнами окнах; росла в непробиваемых рамках, созданных из добрых манер и различных убеждений, испокон веков обучаемая лишь угождению и прислуживанию, вечно сдавленная корсетом, ограниченная косностью, социальными нормами и страхом. Так по жизни страх ее спутником и остался: страх перед Господом и его непредсказуемой справедливостью, перед властью, своими приемными родителями, болезнями и руганью, перед всем неизведанным и абсолютно другим, перед необходимостью выйти из-под защиты дома и столкнуться лоб в лоб с опасностями улицы. Испытывала его и по поводу своей собственной женской хрупкости, бесчестья и правды жизни. Ведь с детства девушку окружала слащавая реальность, полная различных опущений, вежливых молчаний, тщательно охраняемых тайн, порядка и дисциплины. Ее стремления должны были обернуться добродетелью, но сейчас уже подвергала сомнению значение данного слова. Отдавшись Хоакину Андьета в комнате со шкафами, тем самым, в глазах всего света совершила непоправимую ошибку, хотя любовь, живущая в ее глазах, оправдывала все. И она не знала, что именно утратила либо приобрела, пустившись в эту страсть. Выехала из Чили с намерением встретиться со своим возлюбленным и навсегда стать его рабой. Полагала, что именно таким способом подавит жажду подчинения и скрытое страстное желание обладать человеком. С другой стороны, была уже не в силах отречься от ощущения новых крыльев, которые начинали расти у нее за плечами. И совершенно не жалела о чем-либо, разделенном со своим возлюбленным, равно как и не стыдилась за собственную семью, что постоянно ее переубеждала, напротив, лишь окрепла от таких потрясений и ударов, которые еще и придали мужества для принятия последующих решений и расхлёбывания их результатов. Объяснений не давала никому; если и совершила какие-то ошибки, то была с избытком наказана разрывом всяких связей со своей семьей, пыткой заточения в трюме судна, умершим сыном и абсолютной неопределенностью насчет будущего. Когда осталась беременной в полностью безвыходном положении, то записала в своем дневнике, что окончательно потеряла право на счастье, и все же ездя верхом по роскошному пейзажу Калифорнии в эти последние месяцы, чувствовала, что летает, словно кондор. Одним прекрасным утром проснулась от ржания лошади и света, что попал на лицо вместе с восходом солнца. Девушка поняла, что оказалась в окружении пологих гор с растущими на них строгими и стройными секвойями, охранявшими, точно столетняя стража, ее сон. Вдалеке же в небольших промежутках просматривались темно-лиловые горные вершины. Тогда и поддалась атавистическому везению, к которому никогда прежде прибегать не приходилось. И отдала себе отчет в том, что более не испытывает паники, отдававшейся даже в желудке и напоминавшей крысу, вот-вот готовую укусить. Место различных предчувствий постепенно занимала угнетающая величественность этой территории. По мере того, как сталкивалась с опасностями, приобретала все больше отваги: один за другим страхи исчезали сами собой. «Я обнаруживаю в себе новые силы, которые, возможно, всегда во мне и были, хотя были и скрытно, потому как до сегодняшнего момента не было в них особой необходимости. И я не знаю, на каком из очередных поворотов моего пути я перестала быть личностью, какою и являлась прежде, Тао. Теперь я лишь еще одна из бесчисленных искателей приключений, разбросанных по берегам этих полупрозрачных рек и складчатым склонам этих вечных гор. Люди же, большей частью, гордые, считают, что выше их сомбреро одно лишь небо, и не прогнутся ни перед кем, потому что появление равенства смело приписывают себе же. И мне хочется стать таким человеком. Некоторые ходят победителями с сумкой с золотом за спиной, другие же, напротив, оборванными, охваченные разочарованием и погрязшие в долгах. Хотя каждый чувствует себя хозяином своей судьбы, земли, которую топчет, будущего и собственного непреложного достоинства. Познакомившись с ними ближе, уже не могу стать сеньоритой, и такой, какую из меня сделать стремилась мисс Роза. Наконец-то, я понимаю Хоакина, когда тот проводил со мною драгоценное время, занимаясь любовью и рассказывая мне о свободе. Подобным образом все это и происходило…. Была и определенная эйфория, и свет, и везение, такое же огромное, как и в прошлые смутные моменты обоюдной любви, что не так просто стереть из памяти. Я скучаю по тебе, Тао. Совершенно не с кем обсудить то, что я вижу и чувствую. В этом одиночестве у меня нет ни одного друга, а, будучи в роли мужчины, следить за своей речью приходится особенно тщательно. Вечно хожу с нахмуренными бровями – так окружающие принимают меня за мачо, что надо. Быть мужчиной – настоящая досада, однако ж, быть женщиной, пожалуй, досада еще худшая».

Бродя по территории из конца в конец, девушке удалось так познакомиться с крутой местностью, словно она там и родилась. Вскоре уже могла ориентироваться и прикидывать расстояния, отличать ядовитых змей от безвредных и неприязненные группы от групп дружеских. А еще угадывала климат лишь по форме облаков, а время по углу от собственной тени. Знала, что предпринять, если дорогу перегородит медведь, и каким образом подойти к уединенной хижине, чтобы не нарваться на выстрелы. Иногда встречала недавно прибывших сюда молодых людей, тащивших прямо на себе сложное оборудование, которое ввиду непригодности те, в конце концов, оставляли, или же натыкалась на группу страдающих лихорадкой мужчин, спускавшуюся с горных цепей после долгих месяцев бесполезной работы. Я не могла забыть того трупа со следами птичьих покусов, что висел на дубе с содержащей предостережение надписью.… В своем странствовании повидала много кого – американцев, европейцев, британцев с островов Тихого океана, мексиканцев, чилийцев, перуанцев, а также длинные ряды молчаливых китайцев, что находились под властью надсмотрщика, человека той же расы, обращающегося с людьми, как с рабами, и платя тем жалкие крохи. За спиной несли по узлу, а в руках сапоги, потому что, как правило, пользовались тапочками и не могли вытерпеть какого-либо груза на ногах. Это были бережливые люди, которые в своей жизни практически ни в чем не нуждались, и вдобавок старались тратить как можно меньше, покупали сапоги большого размера, потому как последние больше ценились, а то и вовсе замерзали, если убеждались, что даже самые маленькие стоили столько же. Со временем в Элизе проснулся инстинкт, помогающий избегать опасностей. Научилась проживать день, не строя особых планов, как то советовал ей Тао Чьен. Часто думала о молодом человеке и непрерывно писала тому, но отправлять письма могла лишь тогда, когда приезжала в населенный пункт и находила почтовую службу, сообщающуюся с Сакраменто. Все напоминало бросание в море бутылок с сообщениями, потому что девушка не знала, до сих пор ли он еще живет в этом городе, а единственным проверенным адресом был адрес китайского ресторана. Если ее письма туда доходили, значит, без сомнения ему их передавали.

В них рассказывала ему о замечательном пейзаже, жаре и жажде, об очертаниях гор, напоминавших пьянящие кривые линии. Упоминала и о толстых дубах и статных соснах, о ледяных реках с настолько прозрачной водой, что на их дне просматривалось сияние золота. Делилась впечатлениями о гогочущих в небе диких гусях, об оленях и больших медведях, а также о тяжелой жизни шахтеров и воображении последних легко нажиться несмотря ни на что. И сказала ему то, что оба уже прекрасно знали, а именно: не стоит тратить свою жизнь, гоняясь исключительно за желтым порошком. Вслед за этим сама угадывала ответ Тао, заключающийся, должно быть, в следующих словах: у меня также нет чувства необходимости гоняться за обманчивой любовью, но несмотря на высказывание молодого человека, девушка продолжала идти далее, ведь позволить себе где-либо задерживаться просто не могла. Образ Хоакина Андьета начинал мало-помалу развеиваться, и даже ее безупречной памяти уже не удавалось четко обрисовать черты лица своего возлюбленного. Поэтому чаще приходилось перечитывать любовные письма для того, чтобы убедиться в правдивости существования человека, в том, что они любили друг друга, а также в том, что ночи, проведенные в комнате со шкафами, были далеко не только бреднями ее воображения. Таким способом и возобновляла в памяти сладкую пытку этой одинокой любви. Тао Чьену описывала всех тех людей, с которыми волей-неволей знакомилась на своем пути. Среди них были и группы мексиканских эмигрантов, обосновавшихся в Соноре, единственном населенном пункте, на улицах которого резвились дети, а скромные женщины, как обычно, принимали ее в своих домах из необожженного кирпича, даже и не подозревая, что она одна из них. А также множество молодых американцев, посещавших прииски этой осенью, после того как последним пришлось пересечь землю континента, начиная с берегов Атлантического и заканчивая ими Тихого океанов. Недавно прибывших насчитывалось где-то сорок тысяч, каждый из которых непременно намеревался обогатиться за счет здешней неплохой жизни и вернуться к себе на родину настоящим героем. Их прозвали «люди сорок девятого года», и это имя обеспечило людям популярность, а также пристало к тем, кто прибыл много раннее или позднее. На востоке целые населенные пункты оставались без мужчин, однако там по-прежнему проживали лишь женатые, семьи с детьми и заключенные.