Путь на Грумант. Чужие паруса - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 14

Все произошло почти молниеносно. Алексей едва успел выбежать вслед за Федором, как поединок был уже окончен.

Ошкуй оказался огромной медведицей, в сажень длиной и пудов на двадцать пять весом. Когти на мускулистых лапах достигали четырех дюймов.

Осматривая распластавшуюся тушу, огромные лапы и страшные клыки, зимовщики поздравляли Федора.

— Глядите! — вдруг закричал Ваня.

Все обернулись.

Из–за камней, неуклюже переваливаясь, бежал маленький медвежонок. Жалобно скуля, он мохнатым белым шариком подкатился к неподвижному телу матери.

Ваня стремглав сбегал в избу за ремнем и в два счета опутал медвежонка. Очутившись в плену, зверек шипел, вытягивал трубочкой губы и норовил укусить мальчика. Но тот был в восторге от поимки медвежонка.

— Отец, я оставлю его себе, — твердил он.

— Ладно уж, может, веселей с ним будет. Только, Ваня, ты и заботу возьми на себя. Следи, чтобы не баловался зверь.

Так на зимовье появился новый житель — мишка.

Федор еще раз осмотрел медведицу.

— У нас на матерой земле ошкуи–то и больше бывают, — сказал он и, взяв нож, начал свежевать тушу.

Быстро сняли шкуру, сало уложили в деревянное корыто, часть мяса развесили коптить, а остальное решили провялить. Особенно тщательно мореходы отделяли сухожилия для тетивы, ради которой и была затеяна эта опасная охота.

Через несколько дней лук был готов. Его испытали на дальность, меткость и силу удара. Оказалось, что на семьдесят шагов стрела пробивает смолистую сосновую доску толщиною в дюйм. Ежедневно упражняясь с луком, поморы все увеличивали расстояние до мишени. Искусный стрелок из пищали, Степан и тут оказался ловчее всех. Он учил Ваню.

— Ты становись вот так, левым боком к цели, — показывал мальчику Степан. — Крепче конец стрелы пальцами захватывай да натягивай тетиву сильнее, чтоб острожок стрелы к спинке самой подошел. Большой палец ухо заденет — тогда и стрелять можно. Примечать надо, Ваня, как сильно тетиву тянешь: разницы каждый раз быть не должно, а то стрелы мимо полетят.

Ваня с трудом натягивал тугой лук.

— Что, тяжеленько? — смеялся Степан. — Тут, брат, по боле полпуда пальцами держать надо. Да ничего, привыкнешь. Все стрелы были сделаны одинаковыми по весу, чуть–чуть утяжеленные в передней части.

— Тут точность нужна. Не будет меткости, если разные стрелы будут.

То место тетивы, где накладывают стрелу, Степан аккуратно обмотал для прочности тонкой жилой. После каждой стрельбы он снимал тетиву, ослабляя натяжение древка.

— Если тетиву оставить — долго не прослужит лук. Силы в нем не будет, стрела у самых ног упадет. Еще замечай, Ваня: выгиб у лука, вот здесь, смотри, спинкой прозывается; нежное это место. Не дай бог ножом или другим чем дерево тут повредить. Тогда конец луку придет. А здесь — брюшко. Ежели лук сам будешь ладить, смотри, чтобы у древка концы от середины одинаково гнулись. А ежели одинакости нет, тогда на брюшке подскоблить для ровности нужно.

— Спасибо, Степан, за науку, спасибо, — повторял благодарный мальчик.

Наступил день, когда на охоту за оленями с новым оружием вышли все, кроме Федора, опять оставшегося хозяевать.

Охоту, как всегда, возглавлял Степан. Он легко подошел к стаду на пятьдесят–шестьдесят шагов, и из четырех выпущенных им стрел только одна не достигла цели.

— Ну–к что ж, хорошо бьет! Стреляешь — зверь не пугается, а кабы из пищали грохать, так олени через полгода и за версту бы нас не подпустили.

Подойдя к убитым животным, охотники вынули стрелы.

— Наконечники надо поуже да длиннее, и заострять лучше, оттачивать перед каждым выстрелом, — заключил Шарапов, изучая первые трофеи.

На следующий день охота возобновилась. Теперь зимовщиков беспокоило только одно: сохранить стрелы. Для этого каждый выстрел должен был быть смертельным, иначе раненый олень убегал и стрела пропадала. Охотники продолжали без устали тренироваться.

Как бы там ни было, с рогатиной против медведя и луком на оленей голодная смерть уже была не страшна.

Сентябрь кончался. Оставшееся светлое время следовало использовать для охоты на морского зверя.

— Носок железный для кутила[32] нужно бы сделать, Алексей, — сказал Шарапов. — А ну, лодья зайдет к нам, что же мы с пустыми руками домой вернемся? Без кутила как обойтись?

— Верно, а добыть надо прежде всего зайца. Хоть одного бы: ремни нам надобны, а для этого лучше заячьей кожи нет — больно крепка.

Зайцами поморы называют наиболее крупный вид тюленей, длина которых достигает восьми футов, а вес — пятнадцати–восемнадцати пудов. Кожа, незаменимая при выделке промысловых ремней и подошв для обуви, самое ценное, что дает это животное. На всех старинных лодьях такие ремни заменяли веревки и канаты. Крепкие поморские ремни издревле завоевали славу на Руси.

Кутило соорудить было не хитро. Острый железный наконечник — носок — свободно насаживался на длинный, в сажень, деревянный шест. К носку крепился ремень — обора, длиной пятьдесят–шестьдесят саженей. Древко служило для метания кутила. Когда носок попадал в зверя, древко всплывало на поверхность. Чтобы носок не соскочил раньше времени, охотники обычно несколько раз оборачивали ремень вокруг шеста и, готовясь к удару, придерживали ремень рукой.

Если охотились с лодки или карбаса, то к концу оборы привязывали небольшой бочонок. Бочонок выбрасывали в море, и он, как поплавок, указывал, где находится подбитое животное. На льду для задержки зверя конец оборы крепили к большой пешне, воткнутой в лед.

Охота была назначена на завтра.

— На новом месте промысел начинаем, поворожить бы для удачи, — предложил Федор. — Заговор–то, Алексей, чай, знаешь?

— Нет, не знаю, — улыбнулся Химков.

— Врешь, поди. Старым старостой ты никогда бы не был, если заговора не знал!

— Какой старый староста? — заинтересовался Ваня. Алексей улыбался в усы и молчал, но мальчик не отставал: «Расскажи да расскажи».

— Да вот в позапрошлом году, — начал Химков с неохотой, — был я с нашими, мезенскими, на Мурманском берегу. Много там промысловых становищ. По стародавнему обычаю, чтобы на охоте не было распри, артельщики выбирали промеж себя старого старосту и винились ему во всем свято.

— Нерушим у промышленников обычай этот, — с чувством вставил Федор.

— Обычай–то правильный… Словом, выбрали меня старым старостой, и весь сказ.

— Нет, Алексей, ты уж все нам говори, — вмешался лукаво усмехавшийся Степан.

— А сам не знаешь? — попробовал снова уклониться Химков. Но, видимо, воспоминания затронули кормщика, и он продолжал: — Ну, а дальше, как выберут, везут старого старосту на себе от становища до становища, в кереже, — такие санки оленьи об одном полозе, как челн с острым носом. Поездом старого старосты это называется. Да в каждом становище вином угощают и обливают водой, а то и помоями.

— Помоями? — не удержался Ваня.

А это чтоб не зазнавался. Почет тебе почетом, да помни, что народом выбран. Под конец еле живого домой везут: пьяного, да всего в грязи… Ну, а наутро старосте полная власть. Супротив него никто не может идти. Сказано — сделано. И когда начинать, где кому промышлять — перечить никто не моги.

— А что ж ты про заговор молчишь? — не унимался Федор.

— Ну, заговор ты лучше моего помнишь, — закончил Алексей и закурил трубку.

— Ну–к что ж, Федор, ворожи. Слыхал и я, другой раз помогает, ежели ворожея хорошая. Полдела жить, коли бабушка ворожит, — трунил Степан.

— Со смешком да с ухмылками дела не сладишь, с обидой ответил Веригин. — А заговор–то как не помнить, помню.

Выйдя из избы, он обернулся к морю лицом и торжественно начал:

— По благословению господню, идите, святые ангелы, ко синему морю с золотыми ключами, отмыкайте и колебайте синее море ветром и вихрем и сильною погодою, и возбудите красную рыбу, и белую рыбу, и прочих разных рыб, и зверей морских, и гоните их из–под мха и кустов, от крутых берегов и желтых песков, и чтобы они шли к нам, рыболовам и звероловам Алексею, Степану, Ивану, Федору, и не застаивались бы при красном солнце, и не задерживались бы на льдинах среди моря, и шли бы в наши заводи, сети и ловушки, и не пятились бы наших ленных и конопляных сетей и всяких разных ловушек, и не пужались бы наших выстрелов и колотушек. Не дайте, святые ангелы, тем зверям и рыбам, очам их — виду, ушам их — слуху, и еще, святые ангелы, сохраните нашу рыбную и звериную ловлю от уроков и от прикосов, от еретика и еретицы, от клеветника и клеветницы, от мужней жены и вдовицы, и от девки–простоволоски, и всякого ветреного и проходящего человека и порчельщика, отныне и довеку аминь.