Моя жизнь со Старцем Иосифом - Филофейский Ефрем "Старец Ефрем Филофейский" - Страница 41

— Что, Старче?

— Он засунул лом под фундамент и хотел перевернуть все строение моей веры. Все, что построили подвиг и благодать, он хотел опрокинуть. Он хотел убрать Бога из основания моей веры. И когда я увидел, что шатаются устои моей веры, я сказал себе: «Куда я иду? Куда меня ведут?» И когда я ему говорил о благодатных состояниях, он представлял их никчемными: «Вот это было по случайности, а это — чисто человеческое». Дескать, это со мной произошло из-за прелести, то — из-за разных обстоятельств, другое — из-за простого обмана чувств, телесных или душевных, и за всем этим ничего не стоит, кроме прелести, диавола, человеческого естества. То есть все, что было от благодати, все, что я познал из своего опыта, он все это мне объяснял и отбрасывал. И лишил меня всего. Я сказал: «Ого!» Поэтому и просил Бога выздороветь, чтобы отразить эту атаку. Бог соблаговолил — и я вернулся к жизни. Ты видишь, что хотел мне сделать враг!

А я тогда подумал: «Ничего себе! Горе мне! Если уж он Старца хотел запутать, то со мной-то что будет?»

Но такие искушения делают человека более опытным, так что он становится внимательнее и думает: «Без Бога я ничего не могу сделать, даже веровать не могу. Если хочет Бог — я верую. Если отнимает Свою благодать — я отпадаю от веры». И если человек будет стоять на этом, то он будет опираться на прочную скалу. А если у него не будет такого помысла, то он стоит на песке, и песок может уйти из-под ног. Скала же не проваливается, и волны не могут ее сокрушить. А дом, построенный на песке, разрушается и морем, и ветром и падает. Дом же, основанный на скале, — не падает. Скала — это осознание того, что человек не может ничего сотворить без силы и благодати Божией. Поэтому, чтобы возникла такая скала, человек должен пройти в своей жизни через многие искушения, отбросить, в итоге, все человеческое и уверовать, что ничего не может он сотворить без благодати Божией. В этом может хорошо убедиться каждый. Но он должен многому подвергнуться и через многое пройти, чтобы в этом удостовериться.

Это подразумевал Старец, когда писал: «Пусть никто не надеется на себя, пока душа его еще в теле. И когда он восходит на Небо, то должен ожидать, что на следующий день спустится в ад. Не говорю уже о том, что в то же самое мгновение может произойти спуск. Поэтому пусть человек не удивляется изменениям, но зарубит себе на носу, что ему свойственно и то и другое».65

Вот почему Бог попустил Старцу испытать это, когда он был болен: чтобы, когда он будет умирать, он оградил себя смирением, чтобы он не рассчитывал на свои силы и пережитые им ранее божественные явления и благодатные состояния. А также чтобы и нам, молодым, передал Старец свой опыт, чтобы мы все это знали.

* * *

В то время как мы радовались улучшению здоровья Старца, пришел новый недуг — сердечная недостаточность. И если при фурункулезе симптомы были видны сразу и мы могли принять соответствующие лечебные меры, то, когда проявились симптомы сердечной недостаточности, было уже поздно и мы ничем не могли ему помочь.

Первого января 1959 года Старец плохо себя почувствовал: ему стало трудно дышать, он начал задыхаться. Я увидел, как он радуется и говорит отцу Арсению:

— Отец Арсений, благословение Божие!

— Что такое?

— Болит вот здесь. Мне кажется, что теперь это случится. Ах, Матерь Божия! Пусть уже это усилится, чтобы мне поскорее уйти отсюда. Эх, отец Арсений, что-то надвигается!

Он даже крестил грудь, чтобы болезнь усилилась и он ушел. С этого времени у него стали случаться сердечные приступы. И чем хуже ему становилось, тем больше он радовался. Он торжествовал. Я не видел другого такого отважного человека, который с подобной доблестью встречался бы с тем, чего боится каждый. Это видно из письма, которое он написал в те дни: «Я не очень здоров. У меня водянка, и я весь постоянно распухаю, и ко мне подступает что-то вроде обморока. Может быть, мне осталось не много дней. Прошу Бога забрать меня, чтобы я отдохнул. Я устал от этой жизни. Если умру, не забывай меня на своей литургии. И я оттуда буду о тебе молиться еще больше, если обрету больший покой!»66

* * *

Слезы у него текли все время, особенно же в начале болезни. Как только он просыпался, у него начиналась сильная одышка, так что он почти задыхался. Поэтому-то он и не спал. Я, став сиделкой Старца, вел его под руку, куда ему было надо. Через пять минут — рыдания: «Я только что вспомнил Пресвятую Богородицу, нашу Матерь, и не смог удержаться». Он любил Пресвятую Богородицу, можно сказать, страстно. И как ему удавалось при такой одышке и недосыпании сохранять ясный ум!

* * *

Мы хотели позвать врача, но Старец этого не желал. Некоторое время мы уступали Старцу в этом и, когда у него случался приступ, просто соборовали его — и ему становилось лучше. Но день ото дня его состояние ухудшалось, отек поднялся до середины живота. Но и тогда он не хотел, чтобы мы позвали врача.

Мы, братья, разошлись во мнениях. Одни говорили — да, другие — нет. Мы — отец Афанасий, отец Иосиф Младший и я — говорили, что нужно пригласить врача, пусть посмотрит. Старец может этого не хотеть, но мы как его дети должны позаботиться об отце. Другие говорили — нет. Отец Арсений сказал:

— Отец Афанасий, если Старец не позволяет приводить врача, не зови его.

— Мы уморим Старца! Отец Арсений, Старец это говорит из-за самоотречения.

Отец Ефрем Катунакский говорил:

— Сказал Старец «нет», значит — нет.

Я же вопросил:

— В конечном счете, что нам скажет наша совесть и люди? Будут говорить: как же это вы нисколько не помогли человеку? Какие же вы тогда духовные чада?!

В конце концов возобладало наше мнение, нас было больше. Сразу после этого мы позаботились о приходе врача.

* * *

Я отправился в Дафни, позвонил в Иериссос и пригласил к нам врача-терапевта. Когда он пришел, я ему сказал наедине:

— Слушай, скажи Старцу: «Я — паломник, шел мимо, и монахи попросили меня посмотреть вас, поскольку вы больны».

Я вошел к Старцу:

— Старче, знаешь, тут пришел один паломник, он врач. Привести его к тебе, чтобы он тебя осмотрел?

— Это, должно быть, от Бога, дитя мое. Приведи его сюда.

Врач осмотрел Старца и сказал:

— У вас кардиопатия, произошедшая от гнойных миндалин. Вы умрете, если не будете лечиться.

— Спаси Господи! Это вы хорошо сказали: умрете. Я и хочу умереть.

— Чтобы миновала опасность, я вам назначу таблетки от отеков и уколы: общеукрепляющие и от миндалин.

— Ладно, пускай.

Когда уколы закончились, Старец сказал:

— И почему я не умер? И руки свои я обнажил для уколов, и зад. Вот что со мной случилось. Ведь я говорил Богу: «Я не хочу врачей. Хочу, чтобы Ты, Боже мой, был моим врачом».

После таблеток и уколов Старцу стало легче. Однажды, когда я к нему зашел, он сказал:

— Хорошо! Это был первый врач в моей жизни. Хороший врач. Разобрался, что со мной.

После этого он повернулся и посмотрел мне в глаза:

— Подойди сюда, малой. Врач сам пришел?

— Бог его послал.

— Да, дитя мое, от Бога это было. Спаси его Господи! О Боже мой!

Прекрасно. Но ведь я солгал, так получается?

Вечером, перед тем как мне служить литургию, Старец сидел в своей стасидии. Я подошел к нему положить поклон. Как же мне теперь служить литургию, после того как я солгал, причем солгал своему Старцу? Я ему должен сказать правду! Должен исповедаться. Я подошел к нему и сказал:

— Старче, простите меня, врача пригласили мы. Но мы это сделали, Старче, по любви, как ваши дети. Ведь вы — наш отец, и мы должны о вас заботиться.

Он посмотрел на меня. Конечно, он понял, почему я это сделал, и, улыбаясь, взял мою голову в руки и сжал ее: