Жнецы Страданий - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" - Страница 18

Частенько, кидая вороватые взгляды на парня, когда тот снимал рубаху, Айлиша видела на его спине следы кнута. Но он ни словом не жаловался на наставника и никогда не просил облегчить боль.

А сколько раз лекарка слышала, как по ночам Лесана украдкой всхлипывала, спрятав лицо в тощей подушке! Отчего она плакала? Девушка стеснялась спрашивать, раз не рассказывает, значит, не хочет. Как тут подступишься? Оно ведь и так понятно – нелегко ей одной среди парней. Да и Клесх зол в учении, у него всякая вина виновата, спуску не дает. Не оттого ли стала подруга молчаливой, угрюмой, и взгляд по временам такой колючий…

От этих мыслей больно екнуло сердце. Целительница забыла про травы и уставилась в пустоту. Как же она, глупая, до сего дня не замечала, сколь сильно ее жизнь отличается от жизни друзей? Ведь наставница ни разу не то что не ударила, слова худого не сказала ей с тех пор, как учить начала!

Девушка закрыла лицо ладонями и замерла. Вдруг сделалось невыносимо стыдно перед Тамиром и Лесаной. Почему? Вроде бы не было ни в чем ее вины. Но сердце не обманешь. Вины, хоть и нет, но ведь и заслуги тоже. А ну как попади она в обучение к такому, как Клесх? Смогла бы молча терпеть?

Айлиша выглянула в узкое окно, надеясь, что тепло солнца разгонит мрачные мысли. Нет. Вместо этого она увидела, как внизу во дворе к столбу для наказаний привязывают нескладного парня, одетого в серое платье. Из колдунов. Знать, опять или Лашта, или Донатос лютуют. Сейчас пороть будут, как пару седмиц назад Лесану.

До сих пор целительница помнила безжалостный свист кнута, вспухающие борозды на белой спине и то, как извивалось полунагое тело… А потом ночью юная лекарка, борясь со слезами, выхаживала подругу. К целителям идти Клесх запретил. Сказал, так лучше запомнится. Куда уж там! В голос бы кричала, не догадайся Тамир ей в зубы сложенную вчетверо холстину сунуть, да и ту едва не прогрызла.

Как кляла жесткосердного креффа Айлиша, что запретил Даром снять боль! Но все равно не удержалась. Легко, не касаясь изувеченной кожи, провела руками, рассылая по телу несчастной подруги не целительство – сон. А потом они всю ночь провели с Тамиром, не сомкнув глаз, меняя на воспаленной спине холстины с отварами.

Так почему же девушка все это забывала, едва оказывалась в башне среди трав и настоек? Муторно от этих мыслей стало на душе. Даже горечь во рту разлилась, будто полыни съела. Лекарка встрепенулась. Разогнать черную тоску можно только работой. И снова руки проворно запорхали над ворохом трав, раскладывая их по холщовым мешочкам. Скорей бы доделать уже, вернуться в родную каморку и нынче же спросить друзей, отчего те никогда не рассказывают, как идет их учеба, а только слушают ее болтовню?

Вот и все. Можно уходить. Айлиша смахнула со стола сор и заторопилась вон из башни. Сегодня тут, вопреки обыкновению, задерживаться не хотелось. Хлопнула за спиной тяжелая дверь, а послушница уже мчалась прочь, подгоняемая беспокойными мыслями, поселившимися в голове.

После яркой солнечной комнаты на узкой лестнице оказалось неожиданно темно. Девушка осторожно спускалась, скользя рукой вдоль стены, чтобы не потерять опору, а ножкой нащупывая ступеньку перед собой – мало ли кто чего по дурости оставить мог. Прошлый раз, вон, какой-то чудодей ведро забыл, эх, и летела тогда она! Хорошо хоть каким-то чудом зацепилась за факельное кольцо в стене. А ведро еще долго громыхало, покуда не разбилось где-то в самом низу.

Пока целительница вспоминала злосчастное ведро и ждала, когда глаза наконец-то обвыкнутся в темноте, ее выставленная вперед ладонь наткнулась на неожиданную преграду. Девушка пискнула, едва не потеряла равновесие, но тут же две сильных руки стиснули стан, удержали на месте.

– Спасибо, что в глаз не ткнула, – отозвалась темнота мужским голосом, и у Айлиши обмерло сердце.

Ихтор! Обезображенный целитель, который расспрашивал их с Лесаной по приезде в Цитадель. Век бы его не видать. И ведь не встречались все эти месяцы почти, а тут – на тебе! – угораздило.

– Ой, – девушка испуганно отдернула руку, – прости…

Но мужчина, вопреки чаяниям, ее не отпустил.

– Прощаю, – усмехнулся он. – Куда торопишься, что и светец не взяла?

– Забыла, – прошептала несчастная, проговаривая про себя обережную молитву.

Она и вправду постоянно забывала светец. Ленилась разжигать его, а потом нести с собой. Факелы же в башне летом не жгли, а узких окон на лестнице было всего два, и те наверху.

– А дрожишь чего? – поинтересовался обережник.

Выученицу бросило в жар. Глаза наконец-то пообвыклись с темнотой, которая теперь сделалась всего лишь серым полумраком. И в этом полумраке обезображенное лицо собеседника казалось уродливой личиной.

– Замерзла. – Девушка уставилась в пол, про себя моля Хранителей, чтобы этот Встрешник ее, наконец, отпустил.

Впусте! Крефф схватил послушницу за подбородок, вынуждая смотреть на себя.

– Кровь первая упала у тебя? – спросил он, сверля девушку пронзительным взглядом единственного глаза.

Айлиша порадовалась, что полумрак скрывает ее запылавшие щеки. Мужчина стоял лишь на пару ступенек ниже, в росте они сейчас были равны, и его обезображенное лицо оказалось так близко, что хотелось зажмуриться от отвращения.

Сердце колотилось бешено. Почему он ее не отпускает?

Целитель смотрел задумчиво и не спешил убирать руку от лица лекарки. Выученица шумно сглотнула, надеясь, что крефф не заметит ее смятения. Ихтор же думал о чем-то своем. Вот медленно провел по нижней губе девушки большим пальцем…

– Что молчишь? Боишься меня, что ли?

От его спокойного ровного голоса, а самое главное, от страха перед прямым вопросом, на который следовало дать ответ, у юной целительницы подкосились ноги.

– Не было у меня еще красок, – выдохнула она. – И не боюсь я, просто… просто спешу. Крефф ждет.

Ее брови изломились, а в носу защипало, потому что к горлу подступили слезы. Сейчас догадается, что наглячка врет, и прикажет выпороть.

Однако Ихтор улыбнулся с какой-то неуловимой грустью и одновременно насмешкой над самим собой и сказал негромко:

– Ну, беги, раз ждет. Только под ноги гляди, а то мало ли, кого еще нащупаешь по дороге.

Пользуясь дозволением, Айлиша, не чуя под собой ног, припустила вниз. Только ее и видели.

А если бы у глупой перепуганной девки в этот миг хватило умишка оглянуться назад, то даже в полумраке она увидела бы, с какой затаенной нежностью смотрел крефф ей вслед, проводя пальцем теперь уже по своим губам, словно завершая поцелуй, который между ним и юной выученицей так и не случился.

Захлопнув за собой дверь в каморку, девушка без сил привалилась спиной к тяжелой створке. Уняв бешено колотящееся сердце, она упала на колени рядом с сундуком и рывком подняла крышку. Весь нехитрый скарб полетел на пол. Найдя, наконец, утирочную холстину, Айлиша побежала в мыльню. Там долго с остервенением терлась лыковым мочалом, пытаясь отскоблить с нежной кожи невидимую, но столь остро осязаемую грязь, оставшуюся от прикосновений одноглазого мучителя. Тело горело, но все равно казалось липким, измаранным, сколько не переводи на него мыльного корня да горячей воды. Стоя в клубах пара, девушка и не заметила, как в мыльню заглянула Нурлиса.

– Ты чего это, дурища, удумала – посередь дня в лоханке плескаться? – Сварливая бабка глядела сурово.

– Запачкалась, – неловко прикрываясь растрепанным лыком, прошептала лекарка.

– Кто ж тебя запачкал-то? – пробубнила старуха и, не обращая внимания на купальщицу, принялась наводить в мыльне порядок: выстраивать в стопки лохани, возить мокрой тряпкой по осклизлым полкам.

– Никто, – упрямо вздернула подбородок выученица.

– Мне-то не ври, по глазам вижу, что обидели. Давай говори, кто облапил, не то Майрико приведу, чтобы видела, как ты от урока отлыниваешь.

– Урок я весь справила. Зови, ежели хочешь, – упрямо ответила Айлиша и отвернулась от назойливой карги.