Темные воды - Судзуки Кодзи - Страница 14

Некоторое время спустя Кенсуке стала мучить повторяющаяся фантазия. Обнаженная молодая женщина, безжалостно брошенная на необитаемом острове, жестоко преследовала его. У Кенсуке не было в то время девушки.

Ему часто снилось, что он гуляет в лесу. Стволы телесного цвета, напоминающие погребальные мирты, извиваясь, тянулись вверх, и ни на одном из них не было ни единого листика. Когда Кенсуке проходил между ними, ветви оплетали его ноги, и он начинал проваливаться в землю. Не нужно было глубоко разбираться в психоанализе, чтобы понять: стволы символизируют ноги Кенсуке. В другом повторяющемся сне Кенсуке мерещились змеи, которые ползали по земле, пока не превращались в ноги Юкари. В диком месте, которое явно было островом, Юкари превращалась в каких-то животных или в растения — и так жила.

Кенсуке так и не понял, правду ли рассказал Асо. Даже если бы Асо сказал: «Я солгал», история на этом не закончилась бы. Всегда оставалась вероятность, что Асо, признавшись во лжи, лжет снова.

Кенсуке позвонил по номеру, указанному в карточке Юкари, но это оказалась не ее квартира и не квартира ее родителей, а что-то вроде общежития, где жили члены этой неизвестной секты. Кенсуке спросил у женщины, взявшей трубку и говорившей слабеньким голоском, что хотел бы поговорить с Юкари.

— Ее здесь нет, — сказала женщина, и больше ничего.

Кенсуке предполагал, что сама Юкари подойдет к телефону, так что, получив этот ответ, у него язык отнялся. После паузы он попытался все же спросить:

— А где я могу ее найти?

Женщина ответила просто:

— Не знаю.

— А как давно Юкари не появлялась?

— Я ее не видела недели две.

Когда Кенсуке спросил у нее телефон родителей Юкари, она ответила вопросом на вопрос:

— А разве у госпожи Наказава есть дом?

Судя по тому, как она это спросила, Юкари могла оказаться бездомной бродяжкой.

— А что — нет? — спросил Кенсуке.

— Откуда я знаю? — бесцеремонно ответила женщина.

Кенсуке не мог сказать точно — то ли у Юкари не было дома, то ли община просто не хотела давать никаких сведений. Он положил трубку. Все, что он знал, — это то, что Юкари не появлялась в общежитии уже около двух недель. Ужаснее всего было то, что история, рассказанная Асо, начинала приобретать черты правдоподобия.

Надо бы самому посетить Шестую Батарею, но городские власти Токио объявили эту территорию заповедником и запретили посещение. Кенсуке готовился к публичному экзамену на звание учителя и не хотел неприятностей с городскими властями. Да ему и храбрости не хватило бы, чтобы тайком, под покровом темноты высадиться на остров.

Он почувствовал, что должен снова повидать Асо, чтобы докопаться до истины. Если Асо не лжет, надо что-то делать, пока не поздно. Он не знал, какая это статья уголовного кодекса — раздеть женщину донага и оставить ее на Шестой Батарее. Он понимал, что если Юкари умерла от голода, то дело будет возбуждено непременно.

Он как раз собирался связаться с Асо, когда услышал, что тот госпитализирован в учебную клинику его же собственного медицинского университета. Рентгеновский снимок показал какое-то затемнение в легких. Бронхоскопия и тесты обнаружили особую быстроразвивающуюся форму рака, которая уже поразила все его тело. Мозг тоже был затронут, и операция не представлялась возможной. Даже самая отчаянная химиотерапия могла продлить жизнь Асо лишь месяца на два.

Как ни странно, Кенсуке не был особенно поражен этим известием. Он закрыл глаза и просто попытался в полной мере постичь этот факт, что время настало. Воспоминания о счастливых днях, проведенных вместе с Асо, пронеслись в его сознании, но мысль о том, что это несправедливо, просто не пришла ему в голову — только ужасная жалость к другу, умирающему в двадцать три года, в том же, что и сама Юкари, возрасте.

Асо, вероятно, догадывался еще до того, как стали известны результаты тестов, что жить ему осталось недолго. И пришел он в тот день попрощаться. Если иметь в виду близкую смерть, поведение Асо становилось более понятным. Так же, как сам Асо предчувствовал смерть, и Кенсуке как-то чувствовал, что дни его друга сочтены, и, без сомнения, это стесняло его.

Минут через десять после того, как ему сообщили новость, Кенсуке внезапно расплакался. Это было не потому, что он был так уж опечален; скорее эмоции, которые давно копились в нем и давно одолевали его, вырвались наружу. Наплакавшись, он почувствовал непреодолимое желание пойти повидать Асо. Теперь была его очередь попрощаться.

Кенсуке думал, что он выбрал для своего визита время, когда никого не будет в палате. Но, кроме матери Асо, там было еще несколько человек. Асо лежал и не в состоянии был поддерживать разговор. Человек, который два месяца назад заезжал к Кенсуке на машине, сейчас находился перед ним и едва способен был вдыхать и выдыхать воздух через трубочки. Раковые клетки, которые пронизывали все тело Асо, за такое короткое время так ужасно его изменили. Его левое легкое уже не действовало; очевидно, конец настанет, когда мокрота забьет трахею.

Подойдя к Асо справа, Кенсуке коснулся его подушки, склонился и шепотом спросил:

— Это правда была, про Шестую Батарею?

Кенсуке решил, что уж на смертном-то ложе Асо лгать не будет. Если бы он только покачал головой, подозрения Кенсуке рассеялись бы.

Но Асо улыбнулся и кивнул.

Не веря своим глазам, Кенсуке переспросил:

— Ты уверен?

Асо кивнул снова. Кенсуке показалось, что на лице у Асо появилось какое-то выражение удовлетворения, но рассудил, что ему померещилось.

Вложив его руку в свою, Кенсуке сказал:

— И шут с ним, — и вышел из комнаты.

Без сомнения, более уместно было бы сказать: «Прощай». Через два дня Асо умер в возрасте двадцати трех лет.

Место встречи было назначено на прогулочной набережной Морского Острова Грез. Сасаки, казалось, был всецело занят поглощением мороженого. Кроме него и Кенсуке здесь был только чиновник из городского муниципалитета по фамилии Наито; представители районного муниципального совета, видимо, опаздывали. Встреча была назначена на десять утра, а было уже десять минут одиннадцатого. Недавно начались летние каникулы, и этим будничным утром масса молодежи пришла к морю. Когда мимо проходила какая-нибудь девушка, Сасаки отрывался от своего мороженого и провожал ее взглядом.