У бабушки, у дедушки - Рябинин Борис Степанович - Страница 4

Он напоминал Арто из повести Куприна «Белый пудель».

Так вот Шарик выделывает все свои курбеты, а Бусый тут же, обязательно смотрит. Нравится, что ли? Или, может, на всякий случай: вдруг кто-нибудь вздумает пообидеть милаху Шарика!

Неразлучники: куда один, туда другой.

Шарик во дворе — и Бусый во дворе.

Собака домой — и кот домой. Как привязанные!

Шарик кость гложет, а Буско сидит и смотрит. Если кто-то подойдет — зашипит, взъерошится, гонит прочь: не мешай приятелю! Мышь поймает — несет другу, положит и ждет, когда Шарик похвалит. Молодец, мол, действуй так же дальше.

Раз во двор забежала большая чужая собака. Худая, голодная. Ворота забыли запереть, она и забежала.

Шарик в ту пору сидел на крыльце и, жмурясь, грелся на солнышке, рядом лежала недоеденная косточка. Незваная гостья сразу нацелилась на нее. А Шарик возьми да рявкни: не дам, мол!

Ох и худо пришлось бы Шарику! Чужая собака была вдвое больше его. И вдруг, откуда ни возьмись, Бусый.

Как будто с неба свалился.

Он сидел на карнизе первого этажа и все видел. Когда чужая собака набросилась на Шарика и принялась трепать его, Бусый, в свою очередь, атаковал чужую. Он прыгнул ей на спину, когтями впился в морду. Нападение его было неожиданным и произвело такое впечатление, что собака сразу отпустила Шарика и пустилась наутек.

Так кот и выехал верхом на чужой собаке — как в цирке! — со двора на улицу. И только на углу отпустил свою жертву — спрыгнул с посрамленного противника наземь и неторопливо, оглядываясь с угрожающим видом, все еще взъерошенный, потрусил назад, к своим воротам. Знай-де наших, своих в обиду не дам! А несчастная псина еще долго улепетывала что было сил с поджатым хвостом. Больше мы ее не видели.

Что собаки не пускают во двор посторонних, я знал. Это их обязанность. Но кошки?!

А вскоре случилось еще и не то.

В городе появились какие-то странные люди, похожие на бродяг. Они ходили по дворам, просили милостыню и высматривали, где что плохо лежит.

По дороге в школу я встретил на нашей улице несколько черных оборванцев с мешками за спиной. А когда вернулся из школы, мне рассказали, что произошло.

.}

Во двор к нам зашел один из этих людей. Увидел Шарика — погихонечку поманил к себе. Шарик — глупый! — подошел и стал ласкаться. Я уж говорил, что он никого не кусал, привык играть с ребятами. Все так же потихоньку неизвестный выманил его со двора, а когда выманил, схватил, пасть зажал и — в мешок. Шарик жалобно завизжал: «Погибаю...»

Пропал Шарик! Томка был на привязи и не мог вступиться, я в школе, папа на работе, дедушка, как всегда, сидит и стучит молотком, что делается на дворе, не видит. Окна дедушкиной кухни выходили на улицу, не во двор. Конец простофиле Шарику….

Спас его Бусый. И на этот раз —от верной смерти. Вы думаете, зачем бродяги воровали собак? Чтоб держать-кормить? Как бы не так. Поймает, обдерет, из шкуры сошьет рукавицы и продаст на базаре. Собачий мех теплый. «Почем рукавицы?» — «Покупай, дешево отдам!» Еще бы дорожиться: мех-то даровой!

Быть бы Шарику рукавицами, если бы не Бусый. Опять его как будто кто-то сбросил сверху, с крыши на воротах, и прямо на голову собачьему вору. Кот в миг разодрал вору лицо в кровь. Тот бросил мешок и собаку и схватил кота, но Бусый сумел вывернуться, расцарапал обе руки, после отпрыгнул да еще не уходит: изогнулся весь, как знак вопроса, шипит яростно, что твой Змей Горы- ныч... «Уходи, не то хуже будет!». Вор подобрал мешок да и был таков.

Когда на шум прибежали мама и бабушка, оборванца уже и след простыл, духу не осталось.

Бусый долго не мог успокоиться. Бабушка хотела взять его на руки, так он и в нее чуть не вцепился когтями. Развоевался!

Друга не дают в обиду. Сам погибай, а товарища выручай. Много позднее, уже став взрослым, я услышал эту поговорку. Думаете, это относится только к людям? Такой же закон существуем и у животных.

Пришла помирать

Однажды в нашем дворе объявилась незнакомая собака, и, странное дело, ни один из наших псов не пытался ее прогнать. Она пришла и легла на землю под навесом, а они расселись вкруг нее и смотрят. Ни одна не залаяла.

Даже кошки сбежались посмотреть, что происходит. И тоже никакой враждебности, хоть обычно кошки шипят на незнакомых собак.

Вероятно, животные понимают, когда случается беда.

Собака была больна, точнее сказать — ранена. За собой она оставила дорожку из красных капель, а там, где легла, вскоре появилось сырое темное пятно. Она встала, с трудом перешла на другое место. Что-то болталось у нее под брюхом. Мы глянули и ужаснулись. Брюхо было распорото чем-то острым. Это было страшно.

Еще живая, но уже убитая собака...

Она не походила на беспризорную — большая, чистая, сытая. Тех, у которых нет хозяев, сразу узнаешь. Шерсть грязная, ребра наружу. И поведение другое — всего боится.

Что с нею могло случиться? Пытались ли ее поймать ловцы бродячих собак, зацепили крюком, а она вырвалась и убежала? Или придавило колесом тяжелой телеги?

А может, кто-нибудь поддел на вилы? Есть ведь и такие... Обозлился, схватил рогатину... Такой и человека не пожалеет!

До своего дома она уже не могла дойти, кончались силы, и пришла к нам, словно кто-то шепнул ей, что тут ее не тронут.

Говорят, животные чувствуют приближение своего конца и перед смертью уходят куда-нибудь, забиваются в укромный уголок, где их никто не найдет. Эта, наоборот, пришла к людям.

Может быть, она надеялась, что мы ее спасем, вылечим?

Оставьте ее, — сказал отец.— Ей уж ничем не помочь...

Пришла помирать,— покачал головой дедушка и пошел к себе, на свою седуху.

Бабушка запричитала, заохала.

Вероятно, порванные внутренности жгло, как огнем, а прохлада земли немножко облегчала страдания, потому что раненая несчастная, еще раз переменила место. Все-таки мы с мамой осторожно перевязали брюхо мягким чистым полотенцем.

Собака благодарно несколько раз лизнула нас языком.

Мы с бабушкой дежурили около нее до позднего вечера. Давали пить — молоко и воду; собака лакала с жадностью, но раз от раза все медленнее, с передышками, отворачиваясь и словно прислушиваясь к тому, что происходит внутри. В глазах стояли боль и тоска, а потом появилось какое-то новое выражение, которое я не могу передать словами.

...Рано утром нас разбудил протяжный щемящий душу звук. Выскочили из дома. Собака лежала на том же месте, уже мертвая. Около нее сидел Томка и выл.

Наверняка животные чуют горе да беду. Долго после этого наши собаки ходили по двору, словно задумавшись, как будто понимая, что несчастье может случиться с каждым.

Чья она была, откуда пришла, что с ней приключилось, мы так и не узнали. Но мне и поныне жалко.

Писатель-фронтовик Эффенди Капиев рассказывает, как в дни Великой Отечественной войны их батальон отбил у немцев небольшой советский городок. Вошли в город, а там одни развалины и никого живого. Ни души. Потом все-таки нашли одну живую душу, даже две, как пишет Капиев. «Это были маленький мальчик лет шести и... курица, да, тощая курица, такая же перепуганная и несчастная. как мальчик. Мальчика спрятала в яме за огородом мать, сама ушла за водой и не вернулась — убили. Он ждал-ждал, вылез и пошел домой, но не нашел ни дома, ни матери. Только развалины. А среди них по двору бродила оглушенная курица. Он сел около нее, да так и просидел, пока не пришли советские войска. «Все-таки курица была живым существом».

Вспоминается еще рассказ

...Женщина жила в Севастополе, городе у моря, когда пришли фашисты. Они разрушили Севастополь. Когда последний защитник оставил город-герой, вместе с ними, с последними, ушла и женщина. А уходя, захватила с собой кошку. Все, что у нее оставалось. И вот она шла через Крымский полуостров под раскаленным крымским солнцем и несла в хозяйственной сумке кошку. И наверное, вта кошка помогла женщине дойти до места.