У бабушки, у дедушки - Рябинин Борис Степанович - Страница 22

Любимое развлечение кота — забраться под половики, предварительно собрав их в кучу со всего пола. Это, по его, значило сидеть в засаде. Оттуда он ловил лапкой за ноги всех проходящих, а иногда, случалось, там же засыпал. Разыгравшемуся коту ничего не стоило неожиданно прыгнуть кому-нибудь на грудь, на плечи. Однажды он так чуть не до смерти напугал бабушку. Но кот не мышь, коту бабушка прощала все.

— Середка сыта — концы заиграли,— говорила бабушка. И вправду, разве голодному пойдет игра на ум?

Он был большой подхалим и проныра, этот Котька! Казалось, он нарочно избрал своим постоянным местопребыванием мою кровать. Каждое утро я находил его у себя на одеяле в ногах. Со временем кот стал забираться и на подушку, к лицу, благо животным у нас было позволено делать многое. Стоило мне прикоснуться к нему, тотчас раздавалось громкое мурлыканье. Как тут устоишь! Раз он забрался под одеяло и, хотя я основательно притиснул его, крепко проспал до утра. Вскоре мне уже самому не хватало кота, если наступало время сна.

У бабушки было много примет, связанных с животными. Если кот, заваливаясь спать, свертывался в клубок и закрывал лапкой нос, бабушка говорила, что это к стуже. И точно: Котька спал в такой позе, когда на дворе холодало.

Зимой излюбленным его местом был валик дивана, стоявшего около голландской печи. Валик был скользкий, обтянутый клеенкой. Разоспавшись, иногда кот скатывался с него и шлепался на пол. Это приводило кота в страшный конфуз. Тотчас же вскочит и ошарашенно озирается по сторонам, словно недоумевая, как это могло случиться, заметили другие или нет...

Кот никогда не падал на спину. Откуда бы, ни свалился, всегда успеет перевернуться в воздухе и упасть на лапы — такова повадка всех кошек. В этом им помогает пушистый хвост. Хвостом, хеак рулем, они управляют телом, поэтому, даже упав с большой высоты, редко расшибаются. (И потому, вероятно, не боятся высоты: видали, как кошка иногда ходит по узенькому карнизу на пятом, шестом этаже?)

Обед, чай — что бы ни было, стоит лишь забрякать посудой,— кот сейчас же является к столу. Больше он уже не скрывался под столами и кроватями; наоборот, стал далее надоедлив. В столовой еще никого нет, а он уже тут, ждет. Садится на свободный стул и сидит, медленно мигает, жмурится, если ничем особо вкусным не пахнет — начинает дремать, но если появляются колбаса, вареное мясо, его излюбленные лакомство. — сразу приходит в возбуждение и, не разбирая тарелок, чашек, лезет на стол. Котьку, конечно, гонят, но он все равно лезет и порой добивается своего: шагая через посуду, направляется прямо к тарелке с аппетитно пахнущим куском. Вежливый шлепок, а иногда и покрепче и... Котька оказывается на полу. А чтоб не было слишком обидно, туда же отправляют колбасную кожурку. Она падает ему на голову и застревает между ушей. Кот теряется, враз утрачивая свой самоуверенный вид, трясет головой, старается сбросить кожурку лапой и в конце концов съедает.

Конечно, зто было баловство. Но .животных баловали у нас, может быть, оттого они и были такими занятными

Котьку украли

Красота нашего кота едва не сослужила ему плохую службу.

Всякому лестно иметь такого! Раз, когда Котька, не подозревая об опасности, сидел на заборе, у ворот, какая-то бессовестная тетка сняла его с забора, сунула в сумку и бегом прочь. Хорошо, что заметила соседка. Она сказала маме. Меня и папы не было дома: я в школе, папа на работе. Полураздетая, по морозу, мама бежала за похитительницей несколько кварталов. Она видела, как та повернула за угол. Та — в дом, и мама в дом.

Отдайте кошку...

Какую кошку? — притворилась женщина непонимающей.

Какую вы унесли.

Не знаю никакой кошки... Она не успела договорить — в соседней комнате раздался низкий, утробный, какой-то совсем не кошачий вопль. Кот кричал не своим голосом. После мама говорила, что еще никогда не слыхала, чтоб кошки могли кричать таким образом. Мама схватила Котьку в охапку и скорей домой... Не сиди на заборах!

А бабушка после этого говорила: «Так-то ловко... ишь какая хитрая! Нет, ты сама вырасти такого красавца!..»

Бабушка была не совсем точна: мы не растили Котьку, он пришел к нам уже взрослым; и тем не менее она была права: благодаря нашему уходу он стал таким, что теперь нечестные люди пытались его украсть у нас

Котька-охотник

Но разве можно здорового кота заставить сидеть дома... Еще не родился такой кот, который согласился бы вести жизнь затворника! У Котьки пробудился охотничий азарт, и, если раньше кота невозможно было выдворить с кровати, то теперь он частенько не ночевал дома Началось с того, что он принялся гонять мышей у себя дома. Сперва им не стало прохода в комнатах. Потом кот навел порядок в чулане. Отныне оставляй на полках что хочешь: орехи, крупу, никуда ничего не денется.

Терпение, с каким Котька мог караулить свою жертву где-нибудь в углу, было поистине неистощимо. От постоянного сидения в углах с кота даже начал слезать его лоск. Котька стал худеть. Но, как говорится, искусство требует жертв. Ни одна ночь не обходилась без того, чтобы у нашего охотника не побывал в когтях очередной трофей. Поиграв, кот бросал замученную жертву и шел спать. А иногда принесет ко мне в комнату и оставит у кровати, как бы желая сказать: «Посмотри, какой я ловкий! Не зря меня кормите...» Ловкость у Котыси была настоящая кошачья, энергии не занимать, и, надо думать, редкая добыча ускользала от него.

С весны Котькин охотничий азарт развернулся во всем блеске. Переловив и распугав всех мышей в квартире и чулане, кот перенес арену действий за стены дома — принялся за ловлю птичек в саду. Но тут коту не потрафило. Когда он принес первую пойманную птичку домой, ему немедленно крепко попало от моей матери: не лови! Больше он с птичками дома не показывался (но, подозреваю, ловить не перестал).

Не знаю, что больше руководило им: любопытство или жадность, когда однажды он очутился в клетке с курами. Куры жили под сараем. Как он туда забрался, уму непостижимо! Впрочем, это было вполне в характере Котьки: он был способен и не на такое. Сжавшись в комочек и хищно щуря зеленые светящиеся глаза, кот сидел у решетки и молча наблюдал за птицами. Испуганные куры сбились в кучу в дальнем углу, а петух переминался с ноги на ногу между ними и незваным гостем в явном затруднении, не зная, что делать. Поскольку кот не обнаруживал враждебных намерений, петух тоже не нападал на него.

Котьку выгнали из клетки, однако этот визит в курятник оказался не единственным. Кот еще несколько раз появлялся там, пока, очевидно, самому не надоело бесплодное сидение в обществе наседок и их ревнивого опекуна-петуха. Что уж он хотел сделать с курами, осталось его тайной. Может быть, Котьке просто нравилась их компания?

Однажды Котька исчез. Его не было два дня. А когда он вернулся, все всплеснули руками: ну, хорош! Весь в паутинках, в пыли. Но настроение у кота было отличное. Он лукаво жмурился, полакав молока, побродил лениво по квартире, затем плюхнулся и спал без малого сутки. Через несколько дней стало известно, что кот сидел у соседей в амбаре, караулил крыс.

После этого он стал частым гостем в соседских амбарах и чуланах. Не посещал только квартир: чужие дома не любил и никогда не интересовался ими. Не заманишь! Раз от раза прогулки Котьки становились все длительнее и повторялись чаще и чаще; кажется, он всерьез вознамерился выловить всех мышей и крыс, и, по всем признакам, дела у него шли хорошо. Скоро о Котькиных похождениях знали стар и млад, охотничий талант и прилежание сделали Котьку желанным гостем, и эго никто не обижал. Интересно то, что существовала какая-то невидимая черта, ограниченная радиусом нашего квартала, которую Котька никогда не переступал. Отныне ничто не грозило Котьке. Никто больше не пытался унести его: Котька сделался знаменитостью, и, как говорится, шила в мешке не утаишь, все немедленно признали бы, чей это кот, потом стыда и сраму не оберешься! А случайных неприятностей, вроде бродячих собак, он научился набегать. В критический момент всегда успеет вспрыгнуть на забор, взобраться на крышу или по стене дома, в одно мгновение взлетев на недосягаемую высоту! Вскарабкается со страшным скрежетом когтей, усядется поудобнее, а потом презрительно поглядывает сверху, как поддразнивает, а собака внизу беснуется. «Шуми, не шуми,— говорит весь вид кота,— все равно я тебя не боюсь, не достанешь...»