У бабушки, у дедушки - Рябинин Борис Степанович - Страница 14

Я, Манька и велосипед

Мне купили велосипед.

Купить велосипед тогда считалось целым событием. Велосипедов было мало, сами мы их не делали. Мне приобрели велосипед по случаю — иностранной марки, подержанный, но в хорошей сохранности.

Не буду рассказывать, как я учился ездить на велосипеде: синяков да ссадин появилось достаточно. Только сядешь — и грох! Поедешь, колесо вильнет — опять грох.

Ну, в общем, все было как нужно, как должно быть. К тому времени я уже перешел в пятый класс, набрался ума-разума. И велосипед мне был вроде премии, за хорошее ученье. Стала старше и Манька. Но озорства не убавилось ни капельки.

Я уж говорил, что Манька ни на шаг не отставала от меня, а теперь, с велосипедом, и вовсе стала как привязанная. Я туда — она туда. Я поворачиваю в другую сторону — коза немедля поворачивает за мной. Я еду, она сзади топочет. Вероятно, ей нравилось следовать за быстро движущимся предметом.

Нам принесли телеграмму из Ленинграда: приезжает крестный с женой, тетей Саней. Я поехал их встречать. Приехал на вокзал, ;немного погодя, глядь, Манька тут же. Маленько отстала.

Поезд опаздывал, я сел на скамейку, жду. Потом сходил, справился: скоро ли? Велосипед оставил. Обратно иду, слышу — крик. Что такое? Оказалось, кто-то из ребят вздумал попользоваться велосипедом, а Манька как поддала! Не твой, не трожь!

Сторожит, как собака. Ну, Манька...

Встретил гостей, помог вынести чемоданы, усадил в пролетку, все честь честью. Дядя Коля с теткой Саней на извозчике едут, я тихонько рядом. Манька позади. Бежит и блеет: «Потише, мол, вы, не поспеваю». Крестный заметил:

Смотри-ка, коза за нами увязалась.

Да она не увязалась. Она наша.

Интересно. Личная охрана, что ли? Коза!

А вскоре Манька и впрямь доказала, что она — «личная охрана».

Я любил гонять на велосипеде так, что ветер свистел в ушах. Педали крутишь, крутишь, дорога слилась в одну серую бегущую ленту, все мелькает по сторонам — дома, деревья, люди... За городом особенно разовьешь скорость — красота!

Машин было еще мало, можно сказать, совсем не было; и людей меньше... никто не мешает. Крути в свое удовольствие!

Когда остановишься, сразу обольет жаром: пока отдышишься, будто в кипятке выварился. И до того я научился ездить на велосипеде, настолько к нему привык, что даже ездил с закрытыми глазами, не держась за руль, как в цирке, право.

Я ехал берегом Сылвы, ну, и, конечно, вертел головой по сторонам. Не заметил, как руль чуть свернул и я на полной скорости по обрывистому берегу скатился — нет, слетел! — вниз. Как я шею не сломал, до сих пор удивляюсь. Свободно мог.

Трах-тарарах! Колесо наткнулось на камень, и я полетел в траву, носом вперед, и сразу будто провалился куда-то в черную пустоту.

Очнулся, и первое, что увидел, козлиную бороду, козлиные рога и козлиные блестящие глаза, внимательно устремленные на меня. Манька? Да, она. Рядом стоит какой-то мужчина.

Потом он объяснил:

Слышу, коза блеет где-то внизу, под откосом. Думаю, случилось что-то с нею. Спустился, а тут человек лежит, велосипед рядом... Если б не она, долго тебе пришлось бы лежать

Манька и неизвестные похитители

Манька ушла и — пропала. Всегда возвращалась домой аккуратно, в один и тот же час. Придет, ткнется рогами в ворота; если заперто, не пускают, идет и заглядывает в окна, в одно, в другое. Первый этаж — низко, ее видно. А тут ушла, нет и нет. Восемь часов вечера, десять... Маньки все нет. Мама уж и за ворота выбегала, и меня посылала посмотреть.

Потерялась Манька... беда!

Спать легли все невеселые. А утром, часу, вероятно, в пятом, едва светать начало, мама вдруг слышит: кто-то будто бы постучал в ворота. Разбудила отца. Он натянул сапоги, накинул на себя что подвернулось под руку, выбежал во двор. И вправду, кто-то стукнул опять.

Сейчас открою, минуточку.

Только отодвинул засов, снял щеколду, ворота распахнулись — во двор влетела Манька. На шее веревка болтается. Ворвалась, как шальная. Сразу под сарай. Стоит, ни к кому не подходит, озирается. Напугалась. Стало быть, ловили ее. Привязали. Да только Манька не таковская. Свой дом знает. Ушла. Отвязалась и ушла.

Вот вам и блудня!

Ах ты моя хорошая,— хвалила ее мама.— Умница! Умница ты у меня! Все понимаешь! Дайка я тебе сенца подбавлю...

А Манька и впрямь будто понимала, что ей говорят. Утром мама выйдет во двор, чтоб подоить,— а Манька уж ждет. Увидит, голову поднимет: «Ме-ме!» Здравствуй, дескать. Очень рада тебя видеть. Давно жду.

После этого, однако, мама больше уже не рисковала отпускать Маньку одну.

Мне поручили присматривать за козой

Манька и Колчак, который не был адмиралом

Мы с ребятами часто ходили на берег реки Ирени. Там было хорошо. С крутого бугра над стремниной открывался широкий вид на заиренскую слободу, на дальние увалы и леса. Внизу под обрывом плескалась река.

Теперь нас всякий раз сопровождала Манька. Она была на привязи и не могла убежать. Косогор порос травой. Я прикручивал веревку к колышку, и, пока мы забавлялись, Манька ходила по кругу и щипала траву. Вот тут-то она и показала снова, чего стоит. Не зря бабушка пугала меня козой.

Мы только разыгрались, когда к нам неожиданно пожаловал Колька Колчак.

Нет, не тот Колчак, царский адмирал и главнокомандующий у белых, который пришел к нам из Сибири и против которого сражался мой отец. Того давно прогнали. А мальчишка Колька Колчак. Настоящая Колькина фамилия была Кашкин.

Этот Колька Кашкин-Колчак был препротивный малый и умел портить настроение людям. Наверное, потому его и прозвали Колчаком.

Увидав нас, Колька сморщился и подмигнул, затем принялся громко шмыгать носом. Это означало: держи ухо востро, сейчас Колчак что-нибудь устроит.

Взгляд его упал на Маньку. Ага, коза. Отлично.

Зачем ты привязал ее? — сказал он мне и, не дожидаясь ответа, выдернул колышек. Манька оказалась на свободе.

А теперь держи ее!

И он поддал Маньке кулаком. Манька удирала. Веревка волочилась по земле. Я бежал за веревкой. Отчаявшись поймать козу, я вернулся к товарищам. Колька Колчак обернулся ко мне.

Ну, а ты..— начал было он.

Да брось, пошто скотину обижаешь! — заговорили ребята, обступая нас.

Внезапно произошло нечто неожиданное. Колька вдруг подскочил, как будто ему дали пинка под зад, громко ойкнул и покатился кубарем вниз, под откос, прямо в воду.

Оказывается, Манька, едва он отвернулся, подбежала и с разгона так угостила Колчака рогами, что он не устоял на ногах. Хорошо, что Колька умел плавать.

Мы, довольные, следили сверху за тем, как Колька сконфуженно вылезал из воды, отжимал штаны...

Манька проводила его взглядом и принялась снова за траву, как будто ничего не случилось.

ПУТЕШЕСТВИЕ ЗА КОРОВЬИМ ХВОСТОМ

Вы знаете, что такое корова? Это же целая фабрика: молоко, сливки, сметана, масло, творог... Так говорили взрослые.

Лично я не испытывал никакой необходимости в короие — с меня хватало козы Маньки; но коль родители решили купить еще и корову...

Корова понравилась мне. И имя красивое — Красуля.

Красуля! Действительно красуля, то есть красавица: крупная, хорошо выхоженная, с красиво изогнутыми рогами и большими выразительными глазами. Масти корова была красно-пегой, то есть почти вся красная, только под брюхом да у глаз белые пятна.

— Добрая корова,— сказала ее прежняя хозяйка и вытерла уголком головного платка внезапно покрасневшие глаза, отвернувшись, чтоб не видеть, как корову уводят со двора. Жалко все-таки. Сами вырастили.

За морем телушка — полушка, да рубль перевоз. Прежде я не очень понимал смысл этой поговорки. Теперь понял.

Купили Красулю в деревне. И теперь ей предстоял дальний путь — в город. Из Степановской волости — в Кунгур.

Сейчас бы ее погрузили на автомашину, дали полный ход и — привет! Оглянуться не успела — оказалась бы в городе. В те времена больше ходили пешком