Без семьи (др. перевод) - Мало Гектор - Страница 32

Я пристально посмотрел на Маттиа. Что он ответит? Неужели он бросит меня, и я лишусь друга и товарища, как лишался всех, кого любил? У меня сжалось сердце, но я постарался скрыть это.

– Думай только о себе, Маттиа, – взволнованным голосом проговорил я.

Но он подошел ко мне и взял за руку.

– Бросить друга! Нет, я не могу. Благодарю вас, господин Эспинас.

Эспинас еще некоторое время уговаривал его. Сначала Маттиа поучится у него, потом он устроит его в Тулузе, а затем ему можно будет поступить в парижскую консерваторию. Но Маттиа стоял на своем.

– Я не брошу Реми! Нет, никогда! – повторял он.

– Ну, я все-таки хочу что-нибудь сделать для тебя, – сказал Эспинас. – Во-первых, я объясню тебе то, что тебя затрудняет, а во-вторых подарю тебе книгу, которая научит тебя всему, чего ты не знаешь.

Он быстро разрешил все вопросы, которыми закидал его Маттиа, а потом стал рыться в ящиках и разыскал старую, истрепанную книгу с названием «Теория музыки».

Эспинас написал на ней: «Будущему музыканту от цирюльника на память» и отдал ее Маттиа.

Не знаю, были ли в этом городе другие музыканты, но этого цирюльника-музыканта я и Маттиа не забывали никогда.

Глава III

Корова

Я и прежде очень любил Маттиа, но теперь полюбил его еще больше, убедившись, что он горячо привязан ко мне. Ведь он не остался у Эспинаса только потому, что не хотел разлучаться со мной, только из-за этого отказался от спокойной жизни, от возможности выучиться музыке, от богатства и известности в будущем. Да, он предпочел жить со мной и, может быть, терпеть лишения. До сих пор нам сопутствовала удача, но нельзя было рассчитывать на то, что так будет всегда.

У Эспинаса я ничего не сказал Маттиа; но когда мы вышли, я схватил его за руку:

– Теперь я твой друг навек!

– Я знал это и раньше, – с улыбкой ответил он.

До сих пор Маттиа, как я уже говорил, очень трудно давалась грамота. Но получив в свою собственность «Теорию музыки», он стал делать большие успехи. Мы оба жалели, что у нас было слишком мало времени для занятий. Мы шли в это время по бесплодной местности и спешили поскорее пройти через нее. Народ здесь был очень беден. Крестьяне охотно слушали нашу музыку, но когда я подавал Капи чашку для сбора денег, расходились по домам и затворяли двери.

К счастью, потом пошли большие города. В каждом из них мы давали несколько представлений, и капитал наш мало-помалу увеличивался и дошел до ста сорока пяти франков. А затем мы пожили на минеральных водах, куда съехалось много публики из Парижа, и набрали еще шестьдесят восемь франков. Теперь наш капитал равнялся двумстам тринадцати франкам.

Нужно было идти как можно быстрее: мы узнали, что на ярмарке в Шаваноне будет на днях продаваться много рогатого скота.

Мы с восторгом думали о том, что наконец купим корову, о которой столько времени мечтали. Маттиа хотелось, чтобы она была белой, а мне больше нравились рыжие – как наша Рыжка. Она будет очень добрая и станет давать каждый день несколько ведер молока. Так весело было думать об этом!

Но когда дошло до дела, то сейчас же появились затруднения. Сумеем ли мы выбрать такую корову, как нам хочется? Как мы узнаем, дает ли она много молока? Ведь ни я, ни Маттиа ничего не понимали в коровах.

Кроме того, на постоялых дворах мы наслушались разных удивительных историй про коров, и это усиливало наше беспокойство. Так один крестьянин рассказывал, что купил корову с великолепнейшим хвостом, таким длинным, что она могла сгонять им мух даже с морды. А длинные хвосты бывают у хороших коров. Крестьянин был очень доволен своей покупкой, но на другой день, зайдя в коровник, с ужасом увидел, что у его коровы совсем нет хвоста. Тот хвост, который так понравился ему, был приклеенным. Другой крестьянин купил корову с поддельными рогами, а третий, желая подоить купленную корову, обнаружил, что ее вымя надуто воздухом, и она не дает и двух стаканов молока в сутки. Что если и с нами случится что-нибудь такое? Маттиа уверял, что он сейчас же узнает, настоящий ли хвост у коровы или нет. Он повиснет на нем – вот и все. А вымя он проткнет длинной булавкой, чтобы посмотреть, не надуто ли оно воздухом.

– Но ведь если хвост у коровы настоящий, а вымя не надуто, – сказал я, – она лягнет тебя или поднимет на рога.

Маттиа согласился, что такие опыты действительно очень опасны, и мы снова начали раздумывать, как нам быть. Что если мы приведем матушке Барберен корову без хвоста и без рогов или такую, какая не будет давать молока? Это будет ужасно!

Крестьяне, рассказывая истории о покупке коров, часто упоминали о ветеринарах. Вот если ветеринар вздумает покупать себе корову, так его не обманешь – он знает толк в скоте. Одному крестьянину ветеринар выбрал такую корову, что просто загляденье.

– Возьмем-ка и мы ветеринара, – сказал я Маттиа. – Конечно, за это придется заплатить, но зато у нас уж наверняка будет хорошая корова.

На том мы и порешили.

Через два дня мы пришли в Уссель, и мне вспомнилось прошлое. Тут я в первый раз участвовал в представлении пьесы «Лакей английского генерала», тут Витали купил мне подбитые гвоздями башмаки, которые привели меня в такой восторг…

Бедный Витали! Никогда я его не увижу. Проказник, Зербино и Дольче тоже умерли. Нас было шестеро, а теперь осталось только двое – я и Капи. И от этих воспоминаний мне стало грустно.

Мы с Маттиа остановились на том же постоялом дворе, где я останавливался с Витали, и пошли разыскивать ветеринара. Когда мы обратились к нему с нашей просьбой, он расхохотался.

– Ученых коров тут не продают, – сказал он.

– Да нам нужна не ученая корова, а такая, что дает много молока, – сказал я.

– И чтобы у нее был настоящий хвост, – прибавил Маттиа, которого очень беспокоила возможность приобрести корову с поддельным хвостом.

– Мы просим вас, господин ветеринар, помочь нам, – продолжал я. – Мы боимся, как бы нас не обманули.

– А зачем же вам корова? – спросил он.

Я в нескольких словах рассказал ему, в чем дело.

– Вы славные мальчуганы, – сказал ветеринар. – Хорошо, я пойду с вами завтра на ярмарку и выберу вам хорошую корову. У нее не будет поддельного хвоста.

– И не будет поддельных рогов? – спросил Маттиа.

– Не будет.

– И надутого вымени?

– Тоже не будет. А найдется ли у вас чем заплатить?

– У нас много денег, – сказал я и развязал мешок, в котором хранилось наше сокровище.

– Ну, и отлично. Зайдите за мной завтра, в семь часов утра.

– А сколько мы должны будем заплатить вам, господин ветеринар? – спросил я.

– Ничего. Разве стану я брать деньги с таких славных мальчиков?

Мы горячо поблагодарили его.

– Вы любите музыку, господин ветеринар? – спросил Маттиа.

– Да, очень люблю.

– А когда вы ложитесь спать?

Этот вопрос был совсем некстати, но ветеринар все-таки ответил:

– Как только пробьет девять часов.

Затем мы простились и ушли. Я понял, что задумал Маттиа.

– Ты хочешь, чтобы мы поиграли для него? – спросил я.

– Да, мы дадим ему серенаду, когда он будет ложиться в постель. Серенады дают тем, кого любят.

– Как ты славно придумал! – сказал я.

Без пяти минут девять мы с Маттиа подошли к дому ветеринара. На улице было темно, так как луна еще не взошла, а фонарей не зажигали; лавки были заперты, прохожие попадались редко.

Как только пробило девять часов, мы начали нашу серенаду. Звуки музыки далеко разнеслись по узкой улице. В домах стали открываться окна, и оттуда выглядывали головы в чепцах и ночных колпаках. Соседи с удивлением переговаривались между собой.

В доме ветеринара тоже открылось окно. Он выглянул оттуда и, должно быть, узнав нас, сделал нам знак прекратить музыку.

– Я сейчас отворю вам калитку в сад, – сказал он. – Поиграйте там.

Через несколько минут калитка отворилась.

– Это очень мило с вашей стороны, – сказал ветеринар, пожимая нам руки, – но вы поступили неблагоразумно. Полицейский мог арестовать вас за нарушение тишины.