Без семьи (др. перевод) - Мало Гектор - Страница 24

И он, ковыляя, принес тарелки и стал расставлять на столе приборы. Я сосчитал тарелки – их было двадцать. А между тем кроватей было только двенадцать. Значит, не у каждого мальчика была своя отдельная постель. И какие ужасные постели! Простыней совсем не было, лежали только тоненькие грязные одеяла, похожие скорее на лошадиные попоны.

В это время дверь отворилась, и вошел мальчик. Под мышкой он держал скрипку, а в руке полено.

– Дай мне полено, – сказал ему Маттиа.

– Это с какой стати? – спросил тот.

– Дай. Суп будет вкуснее.

– Как-будто я принес его для супа. Я отдам его Гарофоли, чтобы задобрить его. У меня не хватает четырех су.

– Ну, на это не рассчитывай. Поленом его не задобришь…

Начали собираться мальчики, они приходили один за другим. Каждый нес что-нибудь интересное: арфу, скрипку, флейту, клетку с белыми мышами или морскими свинками.

Наконец на лестнице послышались тяжелые шаги, и я почувствовал, что это идет Гарофоли. Через минуту в комнату нетвердой походкой вошел низенький человек со злым лицом. Он был в сером пальто.

Войдя, он тотчас же взглянул на меня – взглянул так, что я похолодел.

– Это что за мальчик? – спросил он.

Маттиа объяснил ему, что я пришел с Витали, который обещал снова зайти.

– А, значит, Витали в Париже, – сказал Гарофоли. – Что же ему нужно от меня?

– Не знаю, он не сказал, – ответил Маттиа.

– Я говорю не с тобой, а с ним, – сказал Гарофоли, показав на меня.

– Синьор Витали скоро придет и сам объяснит вам, – ответил я, не решаясь сказать правду.

– Ого! А ты умеешь держать язык за зубами, – сказал Гарофоли. – Ты не итальянец?

– Нет, я француз.

Два мальчика приблизились к Гарофоли, как только он вошел в комнату, и остановились около него, дожидаясь, когда он закончит говорить. «Что им нужно от него?» – с удивлением подумал я. Скоро я узнал это.

Когда он замолчал, один мальчик взял у него шляпу и осторожно повесил ее на гвоздь, а другой пододвинул ему стул. Все это они проделали так почтительно, что я тотчас же понял, как они боятся хозяина. Ведь они, конечно, так ухаживают за ним не потому, что любят его.

Как только Гарофоли сел, третий мальчик подал ему набитую трубку, а четвертый – зажженную спичку.

– От нее еще пахнет серой – этакий болван! – крикнул Гарофоли. – Рикардо, дай мне спичку, мой милый! – с милостивой улыбкой сказал он.

И Рикардо поспешил исполнить его приказание.

– Ну-с, а теперь подведем итоги, мои ангелочки, – продолжал Гарофоли, закурив трубку. – Маттиа, счетную книгу!

Маттиа в то же мгновение подал ее.

Гарофоли подозвал знаком мальчика, который подавал ему пахнувшую серой спичку.

– Вчера ты остался мне должен одно су и обещал отдать его сегодня. Сколько ты принес?

Мальчик покраснел до ушей и ответил не сразу.

– У меня опять недостает одного су, – наконец робко проговорил он.

– Значит, теперь не хватает уже двух су? Как же ты посмел не принести всего?

– Я не виноват.

– Ну, ты знаешь правило. Снимай куртку. Два удара за вчерашнее и два за сегодняшнее. Рикардо, мой милый, возьми-ка плеть!

Рикардо взял ременную плетку-двухвостку с узлами на концах, а мальчик, которому предстояло вынести наказание, снял куртку и спустил рубашку до пояса, чтобы обнажить спину.

– Подожди минутку, голубчик Рикардо, – сказал Гарофоли. – Выходите вперед все, у кого не хватает денег. Рикардо расправится с вами за один раз.

Вперед вышел мальчик с поленом.

– Сколько у тебя не хватает? – спросил Гарофоли.

– Четырех су. Но я принес полено – очень толстое полено.

– Так и пообедай им.

Дети, которые принесли все требуемые деньги, засмеялись этой глупой шутке. Мальчики подходили к Гарофоли поочередно и отдавали ему монеты. Оказалось, что еще трое должны были подвергнуться наказанию. Все они сняли куртки, обнажили спины и выстроились в ряд. Рикардо поднял плеть.

– Ты знаешь, Рикардо, – сказал Гарофоли, – что я не люблю смотреть, как ты наказываешь мальчиков. Это мне неприятно, а потому я отвернусь. Но по звуку ударов я узнаю, исполняешь ли ты свое дело как следует. Ну, начинай, мой милый!

Он обернулся лицом к печке, и истязание началось. Я сидел забытый в уголке и дрожал от ужаса и негодования. И этот человек будет моим хозяином! Если мне не удастся набрать тридцать или сорок су в день, Рикардо будет бить меня! Теперь я понял, почему Маттиа не боится умереть.

При первом ударе плети слезы выступили у меня на глазах. Я думал, что никто не заметит этого, но Гарофоли украдкой следил за мной.

– Вот добрый мальчик! – сказал он, показывая на меня. – Не то, что вы, разбойники. Он не смеется над теми, кого наказывают, а плачет. Хорошо, если бы он поступил ко мне и был вашим товарищем. Вы могли бы брать с него пример.

Дрожь пробежала у меня по телу. Поступить к нему!

После второго удара мальчик жалобно застонал, после третьего – пронзительно вскрикнул.

Гарофоли поднял руку и знаком остановил Рикардо.

– Ты знаешь, как мне неприятно слышать крики, – сказал он мальчику, которого наказывали. – Тебе больно от ударов, а у меня болит сердце от твоих криков. За каждый крик ты получишь лишний удар плетью. Это будет уж твоя вина. Если бы ты хоть немного любил меня, то не стал бы кричать… Ну, продолжай, Рикардо!

Рикардо поднял плеть, и снова раздался удар.

– Мама! Мама! – закричал несчастный истязаемый мальчик.

К счастью, в эту минуту дверь отворилась и вошел Витали.

С одного взгляда понял он, что здесь происходило и почему до него доносились отчаянные крики, пока он поднимался по лестнице. Он бросился к Риккардо, вырвал у него из рук плеть, а потом обернулся к Гарофоли.

Все это произошло так быстро, что Гарофоли на минуту растерялся. Но он сейчас же оправился и, кротко улыбнувшись, сказал:

– Этот мальчик ужасно жесток, не правда ли?

– Это низко, это позорно! – воскликнул Витали.

– Вот и я говорю то же самое.

– Обойдемся без кривляний, Гарофоли! Ты знаешь, что я говорю не про мальчика, а про тебя. Низко и позорно истязать детей, которые не могут защищаться!

– С какой стати ты вмешиваешься не в свое дело? – сказал Гарофоли, меняя тон.

– Смотри, как бы не вмешалась полиция!

– Полиция? – воскликнул Гарофоли. – И это ты угрожаешь мне полицией?

– Да, я, – решительно ответил Витали.

– Послушай, любезный друг, – сказал Гарофоли уже не со злобой, а с насмешкой. – Ты напрасно пугаешь меня. Ведь и я со своей стороны могу кое-что порассказать. Конечно, я не пошел бы в полицию, ее это не касается. Но есть люди, которым было бы интересно послушать меня. И если бы я рассказал им все, что знаю, назвал бы только твое имя…

– Пойдем, – прервал его Витали, взяв меня за руку.

И он пошел со мной к двери.

– Ну, полно сердиться! – смеясь, сказал Гарофоли. – Ты хотел о чем-то поговорить со мной?

– Мне не о чем с тобой говорить, – отрезал Витали и, не оборачиваясь, сошел с лестницы, продолжая держать меня за руку.

Я чуть не прыгал от радости. Слава Богу, я не поступлю к Гарофоли! Если бы я осмелился, то поцеловал бы Витали.

Глава XVII

Каменоломня

Пока мы шли по людным улицам, Витали не говорил ни слова. Когда мы свернули в глухой переулок, он сел на тумбу и потер себе лоб; это значило, что он находится в затруднении.

– Ну, вот мы и в Париже, – сказал он, – а у меня нет ни денег, ни куска хлеба. Ты голоден?

– Я ничего не ел с тех пор, как вы дали мне утром корочку хлеба.

– И все-таки тебе придется остаться без обеда, мой маленький Реми. Я даже не знаю, где мы будем ночевать.

– А вы хотели переночевать у Гарофоли?

– Я рассчитывал оставить тебя на зиму у него. Он дал бы мне франков двадцать, и я как-нибудь перебился бы. Но когда я увидел, как жестоко обращается он с детьми, то не выдержал. Ну, куда же нам теперь идти?