3 ангела и половинка (СИ) - Панасенко Оксана - Страница 3

- А почему бы не разместить его на чердаке? – предложила я, - А что? Чердак большой, просторный. Там кровать моя старая стоит. Осталось лишь убраться и все, - улыбнулась и пожала плечами.

- А хорошая идея, - согласился отец.

- Папа, говори решение, - подталкивала я, толкая его в плечо локтем.

- Микиэль, - обратился отец.

Микиэль испуганно, округлил глаза, держась за сидущку стула, посмотрел на отца.

- Мы поговорили с Немфеей и решили, что ты можешь остаться жить у нас, пока к тебе не вернется память.

На лице Микиэля совсем не выразилось ни единой эмоции. Наверное, он пребывал в неожиданном шоке. Стараясь его растормошить, я с улыбкой сказала:

- Разве это не хорошо, Микиэль? Теперь ты будешь жить вместе с нами.

- А-а как же…мне придется платить деньги?

- Нет. Совсем безвозмездно. Мы должны помогать друзьям в беде. А ты наш друг, Микиэль, - сказала я, растягивая в улыбке губы еще шире, напоминая ему перевернутую луну.

Той ночи Микиэль заночевал в отцовской спальне, а отец - в кресле в гостиной. А наследующее утро, мы втроем: я, Микиэль и Квенсент, все весело подались на чердак, оборудовавщись тряпками и ведрами с водой для уборки. Мы затеяли генеральную чистку чердака, чтобы превратить его в прекрасную жилую комнату. И этого удалось добиться. Хотя спустя лишь три с половиной длительных часа. Все это время мы таскали, переносили, выбрасывали, мыли, чистили, натирали. А в результате на чердаке появился красивый интерьер с кроватью, тумбочкой, натертым полом, окошком, несколькими ненужными для Микиэля, но нужными для меня и отца, коробками и вещами. Мы все гордились проделанной своей работой.

- Что же, присядем, - сказала я, предлагая присесть на кровать, засланную чистым бельем.

Я умостилась посредине, Микиэль с Квенсентом по бокам. Мы одновременно тяжело вздохнули. Затем, посмотрели друг на друга, пронзающе-изучающе, и расхохотались.

Через меня, Квенсент дотянулся к затылку Микиэля, съерешил волосы и радостно заявил:

- Я рад, что с тобой познакомился.

Микиэль сначало не понял, кто к нему полез, поэтому испугался, а догадавшись по голосу Квенсента, ответил:

- Я тоже.

Я подскочила с кровати и обидчиво занесла руки в боки.

- Хватит через меня свои разборки решать!...О, Микиэль, хочешь, я тебе город покажу?

Микиэль соглашающе кивнул головой. Я протянула к нему руку, он ко мне свою. Я ее схватила и подтащила на себя, подняв с кровати. Не отпуская руки, мы вышли на улицу. Обычная улица с множеством одноэтажных кирпичных домов и кирпичной дороги.

- Наша улица называется Октава. Запомни, пожалуйста. Ведь ты тоже теперь на ней живешь, - помахала перед носом Микиэля указательным пальцем, тыча, - Дом двадцать четыре.

Так же я рассказала на будущее, что все улицы в нашем городе имеют названия музыкальные – нот, симфоний, композиторов и тому подобие.

Сразу же за улицей Октава тянулся торговый рынок, который мы между собой жители Рапсодии называли его «Меловечным», так как он работал круглосуточно. Маленькие киоски, прилавки и магазинчики предлагали огромнейший выбор товаров на разные вкусы и потребности, а главное, на разные деньги. А значит, здесь мог купить себе что-то даже и нищий.

За рынком Меловечности, открывалась прекрасная панорама центрального парка Аурика. Он был огромен. С огромным в центре фонтаном в обличие девы Музы Аурики, держащей в руках арфу, с которой выплескивалась вода и при этом, если прислушаться, раздавались чудесные мелодии. В парке было множество лавочек для сиденья. Множество голубей. Возле фонтана часто собирались музыкальные бродящие актеры и давали свои захватывающие представления. Нельзя было и не отметить крыши зданий театров и филармонии, находящихся на площади. И это было все в парке, словно сам парк был городом. Мне повезло родиться именно возле такого «города», по котором мы часто любили прогуливаться с Квенсентом. Пешочком.

И пока мы прогуливались уже втроем, я, Квенсент и Микиэль, где Микиэль захватывал восхищенными глазами все новые впечатления от увиденного и услышанного, словно младенец, которого впервые взяли на городской праздник с фейерверком, наступила незаметно коварная ночь и мы застали, как тысячи и сотни огней осветили парк Аурику. Вода в фонтане засеяла разноцветными красками. На что пораженный Микиэль даже захлопал в ладони. Несмотря на это, нам все же, пришлось отправляться назад домой.

За ужином, уже не малословный Микиэль, рассказывал об увиденном отцу. Отец приятно улыбался. А я слушала и думала, сидя за стол, подложив под подбородок руку, какая я молодец. Что не бросила Микиэля в беде, что его спасла, что приняла его в свою семью и что прожила с ним еще один свой замечательный жизненный день.

Ночь лишь только начинается…

Ночь 2

КРЕСТИК В КРУГУ

Я и не заметила, сколько уже прошло дней, с тех дней, как у моем доме появился Микиэль. Я настолько привыкла к нему, к его внешности, бродящей по дому, голосу, разговаривающему со мной, улыбке, готовой изменить мое настроение в позитивную сторону. Мы с ним стали друзьями. Быстро нашли общий язык. И не потому, что вынуждены были, так как жили в одном доме, а так как наши сердца воспринимали ноты и мелодии той же жизни. Первоначально Квенсент был не слишком добр к Микиэлю, но со временем, к нему его чувства изменились, и они также стали хорошими друзьями. Настолько, что иногда я начинала им позавидовать. Квенсент брал Микиэля под руку и утаскивал в какое-то место, забывая мне рассказать, а если я спрашивала, то Квенсент нахально кривляясь, отвечал:

- Туда пускают лишь мужчин.

Вот хамы!

Старалась расспросить, что же за место такое у Микиэля, а он все тоже давал непонятный глупый ответ:

- Квенсент мне запретил рассказывать. Извини.

А, вообще, я очень горжусь таким другом, как Микиэль. Со стороны, если бы я его не знала, то назвала «настоящим романтиком». Со своей одежды отец выделил ему вещи – коричневые брюки с черным кожаным ремнем и белую рубашку, посчитав, что его черно-фиолетовый наряд, в котором мы его нашли, будет очень выделяющийся среди обычного люда. Поэтому, бережно его спрятали под матрасом кровати. А его новый наряд, особенно белая рубашка, еще больше вырисовывая, пробуждала в нем романтичность. Припоминается, как на следующий день утром, я обнаружила его за домом. Босиком. Он стоял в пропитанной росой траве и смотрел неотрывно в небо. С этого времени, это стало его любимое место. За домом. И ходить по траве босиком. Иными друзьями, кроме меня с Квенсентом, у него стали птицы, живущие у нас на дереве за домом. И ему каким-то образом их удалось к себе приучить, с легкостью вытянутого пальца, усаживать себе на руку. Казалось, дикие птицы становились в его руках совершенно ручными. Микиэль любил сидеть под деревом, слушать друзей-птиц и читать книги с нашего книжного шкафа в гостиной.

Наследующий день после его появления, я знакомила его с домом, обстановкой, и подвела к книжному шкафу, принявшись ознакомлять с произведениями. Вытаскивала некоторые книги с полок, листала, рассказывала примерный их сюжет. Это очень заинтересовало Микиэля.

- А про что эта? – спросил он, указав пальцем на книгу с понравившейся ему переплетом.

- Не знаю, - призналась, - Я ее еще не читала.

- Тогда обязательно нужно узнать, о чем она, - и его рука, словно намагниченная, потянулась к книге.

Тяга к чтению, словно магнит, повесилась на шею крепкой цепью. Но и за это я была рада. Ведь Микиэль нашел себя. Свое хобби. Свое желание. Свое стремление к чему-то.

У нас втроем завелась привычка, часто прогуливатся всем вместе по парку Аурика. И так получилось, что мы остановились у одного из зданий с большими окнами-ветринами. Хотя, правда, нам до него не было ни какого дела. Мы дожидались, пока Микиэль застегнет на себе растегнутую пуговицу. И пока Микиэль склонил голову, смотря себе на грудь, и орудуя пуговицей и петлей на рубашке, Квенсент, как и всегда, его поучал: