История византийских войн - Хэлдон Джон - Страница 31

Одним из результатов этих перемен стало восприятие сенаторских титулов и эпитетов как части обыкновенной системы рангов, основанной на службе при дворе. Сохранение за ними «сенаторских» градаций сохранялось еще и в IX и X вв. Отсюда следует сделать вывод: раз сенаторское достоинство оказалось сведенным к одному из аспектов имперской и палатинской иерархии рангов и старые титулы, соответствующие сенаторскому положению в прежнем, римском смысле, оказались вышедшими из употребления, значит, сенаторское сословие как таковое перестало существовать. Отныне «сенаторов» назначали императоры, и наследственный кларриссимат прекратил свое существование, что в свой черед может указывать на то, что социо-экономические и культурные элементы, образовывавшие прежние, сенаторские порядки, прекратили свое существование или во всяком случае ослабли настолько, что утратили свое влияние на государство и правительство. Таким образом, константинопольский сенат, — обладавший по-прежнему существенным влиянием, поскольку состоял из высших имперских сановников, — более не являлся средством выражения экономических и политических интересов широкого слоя землевладельцев, привилегированных аристократов, культура которых являлась частью позднеантичной цивилизации.

Это отнюдь не означает, что в VII — первой половине IX в. не было слоя состоятельных крупных землевладельцев, или что его интересы не были представлены в политике константинопольской элиты. Однако эта часть общества перестала быть господствующей в государстве, поскольку имперская служба сама по себе превратилась в самый важный источник экономических и социальных преимуществ. Общая социально-политическая база позднеримской элиты основывалась, в частности, на ее монополии на гражданские магистратуры, губернаторские и юридические посты в провинции и в Константинополе. Однако многие из них или исчезли, или утратили свою значимость в результате происшедших после 640—650-х гг. изменений в роли городов и в налоговой и военной администрации, что повлекло за собой существенные изменения в статусе многих постов и концентрацию контрольных функций власти в руках императоров и их немногих приближенных. От степени близости ко двору теперь в первую очередь зависят и карьера, и высокое социальное положение.

Таким образом, включение сенаторских титулов в единую имперскую иерархию развивается как бы одновременно с исчезновением сенаторского сословия и его системы рангов, служившей для общественной идентификации этого слоя. При формальном сохранении значения сенаторского звания, в этот исторический период развивается имперская «меритократия» («власть заслуженных»), в которой как для старой, так и для «новой» знати известное значение имела личная компетентность, а также система связей, при определяющей роли императорского двора.

В период спорадической нестабильности, характерной для 650—720-х гг., по всей видимости, не находилось места для развития культуры прежнего истеблишмента, что сказалось в значительном уменьшении числа произведений нецерковной литературы, а также в некоторых других культурных тенденциях. По мере концентрации власти при дворе и углублении упадка сенаторского сословия, лица, принадлежавшие к последнему, начинали во все большей и большей степени зависеть от двора, следствием чего стал общественный и финансовый упадок провинциальных центров. Это явным образом отражается в участи средних и младших сенаторских титулов, либо исчезающих, либо опускающихся на самое дно иерархии. Теряет былое значение и благородство происхождения: например, в агиографических сочинениях VII–IX вв. отсутствует общепринятый способ описания богатства и положения известных людей; все внимание уделяется их состоянию в настоящее время, но не происхождению и родословной (о чем упоминается лишь иногда).

Эти перемены означали не просто утрату власти старой знатью или засилье в государственной жизни выходцев из других слоев. Они прежде всего означали, что новая «псевдозаслуженная» знать, по крайней мере в этот период, целиком зависела от императоров. Несмотря на малое количество источников, зачастую малопонятных, можно выделить одну общую особенность: в VII столетии имела место крупномасштабная концентрация власти и экономического контроля в руках государства. Сокращение территории государства, централизация фискальной администрации, утрата городами их посреднической роли — социальной и экономической — между провинциями и Константинополем, заметный рост числа крестьянских общин, независимых от частных землевладельцев, были отличительными чертами этой эпохи. Она и создала ту основу, на которой имперская система смогла просуществовать до XI в.

К XI в. служилая меритократия благодаря тесным связям с государством и имперской властью превращается в провинциальную аристократию средней и поздней империи. Сделались явными внутренние противоречия между экономическими интересами магнатов-землевладельцев, становившихся все более и более самостоятельными и доминировавших, во всяком случае, в некоторых ключевых секторах государственного управления, — с одной стороны, и фискальными интересами самого государства и той конкретной политической элиты или правящего класса, руководившего им, — с другой стороны. Предметом противоречия служило распределение государственных доходов между государством (а значит, косвенно, и элитой, правившей в данный период) и богатыми и влиятельным землевладельцами. Одним из путей разрешения этой проблемы начиная с XI в. стала уступка государством права получения налогов и сборов представителям той правящей служилой элиты, от которой зависела сама государственная власть. Другим способом разрешения этой проблемы был фактический захват власти в государстве определенной частью этой служилой элиты и создание более явной династической, аристократической системы правления, основанной на клановых узах и системе протекционизма.

Зачатки формирования новой аристократии проявляются начиная со второй половины века, когда впервые упоминается ряд людей, связанных с конкретными семействами, причем очевидно, что возвышение этих родов связано с военной и государственной службой. К середине X столетия в источниках все чаще упоминается целый ряд родовых (клановых) имен, всего около двадцати пяти. Эти упоминания связаны с ведением экспансионистских войн в данный период. Однако сам термин «аристократия» в этот период обычно не употребляется, а вместо него используются выражения «благородные» и «люди добрых родов», подчеркивающие высокое происхождение семейств. Отметим, что большинство этих новых магнатских семейств происходили из анатолийских провинций и обыкновенно были связаны с военной службой. Земли их располагались в восточных регионах; многие при этом были армянского происхождения.

Этот слой, включавший подобного рода кланы с их свитой и клиентами, не был един идеологически, но его интересы противоречили интересам групп, правивших в Константинополе. Эти противоречия, особенно связанные с контролем над ресурсами, возросли с начала XI в. Наиболее остро этот конфликт проявился в правление Михаила VI (1056–1057), во время столкновения имперской бюрократии и военачальников в Анатолии, которые все принадлежали к местным военным кланам. Результатом этого столкновения стал мятеж под руководством Исаака Комнина и Катакалона Кекавмена, закончившийся свержением Михаила. Однако внутренние и внешние интересы различных групп внутри этого социального слоя, в свою очередь, были слишком разнородными, чтобы можно было говорить об их долговременной политической солидарности. И все же они представляли известную опасность для каждого правительства, опиравшегося на господствующую социальную элиту. Комментаторы XI столетия обычно понимали это явление как противоречие между военной (провинциальной) знатью по происхождению — и гражданской (константинопольской) служилой знатью (по сути, имперской бюрократией).

Это не значит, что между обоими социальными слоями всегда существовали четкие границы и между ними не было взаимосвязи и взаимопроникновения. Борьба за власть и влияние происходила в контексте патриархальной политической структуры, с присущей ей иерархией, системой титулов и почестей и т. д. Те же региональные магнаты основывали свою власть и борьбу за самостоятельность не только на крупном землевладении, но и на использовании имперской системы. Синекуры и государственные «пенсионы», выплачиваемые золотом, драгоценными одеждами и утварью и т. п, могли приносить своим обладателям значительный ежегодный доход. Одни представители знати полагались в основном на приобретение земельной собственности, другие же имели сравнительно небольшие земельные наделы и потому гораздо больше зависели от государства, точнее, от его конкретных правителей. Таких людей можно назвать клиентами самого государства. Следует заметить, однако, что даже более самостоятельные магнаты зависели от имперской бюрократии, системы титулов, пожалований, почестей и т. д., поскольку все это в первую очередь давало людям положение в обществе. Только в конце XII в. часть этих знатных семей обрели достаточное богатство и влияние, чтобы стать более независимыми от императорского двора.