На восходе луны - Стюарт Энн - Страница 17

Энни натянула измятые белые брюки и облачилась в кричащую кроваво-красную шелковую рубашку. Никогда прежде она не надевала эту рубашку — уж слишком она была яркая, слишком бросающаяся в глаза. И все же она купила её, потом запихала в самый дальний угол стенного шкафа и напрочь про неё забыла. С собой же она прихватила её в самую последнюю минуту, но зато сейчас была очень собой довольна. Никто не выглядит «потрепанной» в ярко-красной рубашке.

В первое мгновение, выйдя из ванной, она его не заметила. Маккинли сидел за столом, попивая кофе. Выглядел он расслабленным и безмятежным. Настолько безмятежным, что Энни даже ему позавидовала. Хотя в глубине души не знала, можно ли доверять этому внешнему спокойствию.

— Я и не заметила, как вы вернулись, — сказала она, разглаживая рукой мокрые волосы.

— Мне понадобилось меньше времени, чем я ожидал.

— На что?

— На то, чтобы принять решение. — Он глотнул кофе. — Что ж, поднимайся наверх и собирай свой чемодан.

— Я куда-то еду?

— Мы оба едем. Я решил, что все-таки должен тебе помочь. Если, конечно, ты не передумала.

— Нет, не передумала, — покачала головой Энни. — А куда мы едем, Джеймс?

— Узнаешь все в свое время, Энни. Положись на меня. Тебе придется мне довериться.

Чуть поколебавшись, она кивнула.

— Хорошо, я согласна.

— Так вот просто?

— А что, вы никому не доверяете?

— Ни единой душе.

Энни сокрушенно покачала головой.

— Да, Джеймс, вашей жизни не позавидуешь. Вы, должно быть, совершенно одиноки.

Он невесело усмехнулся.

— Это ещё мягко сказано, Энни.

Он сидел, прислушиваясь к её шагам наверху. Слышно было, как она в сердцах швыряет вещи. Джеймс криво усмехнулся. Будь Уин жив, она ни за что не решилась бы выказывать свое раздражение. Уин четко внушил дочери: хорошие манеры значат в жизни чрезвычайно много, а имидж — вообще все. В любом, даже самом тяжелом случае, нужно уметь держать себя в руках, проявлять железную выдержку. А также — контролировать положение.

И Уин первым подавал в этом пример. Он контролировал всех и вся, причем вплоть до последнего дня своей жизни. И Джеймс за последние несколько месяцев смирился с этой мыслью, хотя при жизни Уина всячески старался не думать на эту тему.

Он оставил свой клеймо буквально на всем, и лишь теперь, по прошествии стольких месяцев после его смерти, люди начали потихоньку выползать из его тени. Мартин Полсен, послушный протеже Уина, которого сам Уин лично выбрал в мужья своей дочери — умная, честная, преданная душа. Кэрью — насмешка над руководителем, которому удалось все-таки выскользнуть из-под опеки Уина. Энни, которая выражала протест, облачаясь в одежду ярких, даже кричащих цветов, да и вела себя неподобающим образом.

И наконец — сам Джеймс Маккинли. Он ведь тоже выбирался из тени, пусть даже и вопреки собственной воле. Выбирался на открытый простор, тут же превращаясь в живую мишень для охотников, которых за ним кто-нибудь. Возможно, даже Кэрью, незамедлительно вышлет.

А в тот, что их вышлют, сомнений не было. В следующий раз можно ожидать даже полномасштабной высадки десанта морской пехоты. Для этого достаточно только изобрести подходящий предлог.

Впрочем. следующего раза он им не предоставит. Хватит, он и без того уже достаточно дожидался, пока за ним придут. Агентам его уровня уйти на покой не дозволялось, они слишком много знали. Но он устал ждать. Устал от их бесплодных усилий. От незнания того, кто и за что именно ему противостоит. Нет, он перенесет военные действия на их территорию.

Но сначала он должен принять ещё одно решение. Если в голове его осталась хоть капля здравого смысла, то он должен завершить начатое дело. Он должен подняться по лестнице и убить дочь Уинстона Сазерленда.

Еще, затаскивая в кусты тело Мэри Маргарет, он понял, что другого выхода нет. То есть, он мог, конечно, увезти Энни с острова так, чтобы она не заметила следов бойни, но рано или поздно война их настигнет. И тогда её присутствие рядом только усложнит ситуацию.

Пользы ему Энни сослужить никак не могла, а Джеймс прошел суровую выучку. Она была препятствием на его пути, и ему ничего иного не оставалось, как устранить его.

Об альтернативном варианте нельзя было и помышлять. Только чувство сентиментальности могло помешать ему избавиться от Энни. Эмоции. Старые воспоминания, мимолетная слабость, которую он питал когда-то к Энни, ещё совсем тогда юной девочке. Незабываемый вечер, когда они волею судьбы остались наедине во время празднования дня Благодарения, и Джеймс в первый и последний раз позволил себе сбросить защитную маску. Похоже, Энни давно про это забыла, но, кто знает, вдруг эти воспоминания когда-нибудь всплывут в её мозгу. Он не имел права допустить этого.

Энни была уже приговорена. Во-первых, она была дочерью Уина, а во-вторых, проявляла слишком много любопытства. Конечно, он будет с ней нежен. Она умрет быстро и без боли. Раз уж Энни Сазерленд суждено быть убитой, то лучше пусть она падет от его руки.

Возможные муки совести не беспокоили Джеймса. Ему уже случалось убивать, и не раз. Он был настоящий мастер своего дела, сеял смерть споро и безболезненно, без сожаления лишая жизни тех, кто этого заслуживал.

Если же угрызения совести и посещали его, то Джеймс относился к этому философски, воспринимая их как неизбежную расплату за зло и грехи.

Католическая вина. Стр. 80Как и любой католик, он терзался чувством вины. Порой он поддразнивал себя, размышляя над тем, что вера, которую он впитал с молоком матери, разъедала его сердце и душу, вгрызаясь в кости, словно раковая опухоль.

И это было частью наказания искупления.

Он бесшумно поднялся по ступенькам. В жилах ещё бушевал адреналин, неизбежное последствие кровавой бойни. Но пульс бился ровно, а руки не дрожали. Людей он умерщвлял легко. Артистично, как выражалась Мэри Маргарет. Он сомневался, правда, что Энни назвала бы её труп шедевром.

Когда Джеймс поднялся на верхнюю ступеньку, Энни, стоя к нему спиной, гневно бросала в чемодан вещи. Движения её были резкими, взвинченными. Взяв туфли на высоком каблуке, она немного их подержала, как бы решаясь, а потом в сердцах швырнула в корзинку для мусора, которая стояла в углу. Корзинка упала на бок, и Энни громко чертыхнулась.