Красив и очень опасен - Стюарт Энн - Страница 16

— Вы меня запугиваете? — Ричард Тьернан говорил гораздо тише, но тем не менее Кэссиди явственно различала каждое его слово.

Шон фыркнул.

— Я просто предупреждаю вас, что она отнюдь не такая легкая добыча, какой может показаться. Вдобавок я совершенно не гарантирую, что она останется здесь хоть на день дольше, чем захочет сама. Верность семье — качество ныне забытое. В первую очередь Кэсс интересует она сама, а отец с матерью остаются на втором плане.

— Очень практично с ее стороны, — сказал Тьернан.

— Ничего другого ей не остается, — согласился Шон. — Тем более что ее мать — штучка еще похлеще, чем я, тут уж можете мне поверить.

— Трудно представить, — усмехнулся Тьернан.

— Я немного пораскинул мозгами, — продолжил Шон, пропустив выпад Тьернана мимо ушей. — Послушайте, как вы отнесетесь к тому, если я посоветуюсь со своим издателем? В Нью-Йорке наверняка найдется не одна сотня амбициозных красоток, которые пойдут на все, чтобы поучаствовать в нашем проекте.

— Меня не интересуют амбициозные красотки, — отрезал Тьернан.

— Слушайте, Ричард, — язык Шона заплетался все сильнее, — я не хочу, чтобы с моей дочкой что-нибудь случилось.

Воцарилось молчание. Кровь бросилась в лицо Кэссиди. С остановившимся сердцем она ожидала ответа Тьернана. Пусть скажет хоть что-нибудь, пусть хоть как-то прояснит, что за чертовщина тут творится. Зачем все-таки Шон вызвал ее сюда? Неужто и вправду собрался возложить ее на жертвенный алтарь? Бросить на растерзание Ричарду Тьернану?

Наконец после затянувшегося молчания Тьернан заговорил, и разочарованию Кэссиди не было предела.

— Идите спать, Шон, — произнес Тьернан. — Ваша дочь — настоящий жаворонок и в девять утра уже наверняка примется за работу.

— Кэсси совершенно наплевать на такие жизненные реалии, как бессонница, похмелье или трепетное ожидание прихода музы, — пьяно пробормотал Шон. — Она существует как бы в другом измерении.

— Боюсь, у меня не так много времени, чтобы тратить его впустую, Шон, — сказал Тьернан. — Поэтому я ее прекрасно понимаю.

— Тогда можете начать работать вдвоем, не дожидаясь меня, — предложил Шон.

Снова молчание. Затем голос Тьернана:

— Это вам решать, Шон.

— Я уже решил. Мабри, между прочим, совсем меня допекла. Почему-то вы ей очень приглянулись. И что в вас находят все эти женщины? Вы их просто очаровываете.

— Ваша дочь другого мнения.

— Черта с два! Я знаю ее как облупленную. Просто она упряма, как сотня ослов, и сопротивляется до последнего. Но я никогда еще не видел, чтобы она смотрела на кого-нибудь такими глазами, как на вас.

Чтобы не запротестовать вслух, Кэссиди пришлось сделать над собой усилие. Словно прикованная к своему месту, она с колотящимся сердцем продолжала подслушивать.

— И как, по-вашему, она на меня смотрит? — произнес Тьернан. В голосе его отчетливо слышалась насмешка — от стыда Кэссиди готова была провалиться сквозь землю. Щеки ее заполыхали.

— Я сам пытался в этом разобраться, — ответил Шон, — но еще до конца не понял. Пожалуй, это можно сравнить с тем, как мальчик вожделенно любуется игрушечной железной дорогой, о которой давно мечтал, но которая ему недоступна.

— Почему? — холодно осведомился Тьернан.

— Она ему не по карману. — Шон шумно прихлебнул виски, и его речь стала еще более бессвязной. — С другой стороны, мне приходит на ум, как посетители разглядывают белых медведей в зоосаде Центрального парка. Насколько мне известно, эти медведи совершенно безобидные, однако люди, глядя на них, поневоле вспоминают медведя из Бруклинского зоопарка, который сожрал двоих неосторожных детишек.

Кэссиди слушала его пьяную болтовню со все нарастающим возмущением, тогда как голос Тьернана становился все более насмешливым.

— Значит, по-вашему, для вашей дочери я желанная игрушка, которую она не может себе позволить и которая со временем превратится в монстра и сожрет ее. Так, что ли?

— А вы как считаете?

— Я считаю, что вам пора идти спать.

Вздох. Затем:

— Да, вы правы. Мабри, наверное, уже недоумевает, куда я мог запропаститься.

— Это вряд ли, — усмехнулся Тьернан. — Она наверняка привыкла к вашим чудачествам.

Кэссиди быстро метнулась к ближайшему дверному проему. Кухня была погружена во мрак. Затаившись в углу, Кэссиди сидела ни жива ни мертва.

Меж тем Шон выбрался в коридор. Выглядел он странно. Всклокоченные седые волосы торчали во все стороны, а под темными ввалившимися глазами чернели круги. Впервые, пожалуй, он выглядел старым и изможденным. Даже когда отец скрылся из виду, Кэссиди побоялась выйти в коридор. Мало ли, вдруг она наткнется там на Ричарда Тьернана? Планировка у старой квартиры была довольно необычная — комнаты располагались по кругу, — и Кэссиди могла, ничем не рискуя, пройти через кухню, миновать кладовую и выйти в холл, а оттуда уже незаметно пробраться в свою спальню.

Она тенью скользнула к кладовой, подавив желание открыть холодильник. Целый день кусок не лез ей в горло, а теперь вдруг в желудке начались голодные рези, но Кэссиди все же взяла себя в руки и рисковать не стала. Она не хотела оставаться в этой кухне ни минуты. Ее злой гений, похоже, обладал особым нюхом и неизменно заставал ее там.

В холле было темно, сюда из гостиной проникали лишь тусклые отблески уличных фонарей. Кэссиди на цыпочках устремилась к своей спальне и вдруг замерла как вкопанная, с трудом удержавшись от крика.

— Кэссиди, — промолвил Тьернан, крепко сжимая рукой ее запястье. Неслышной тенью он вырос из тьмы и теперь возвышался над ней, почти незримый. Кэссиди казалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Ну как, стоила овчинка выделки? — насмешливо спросил Тьернан. — Что-нибудь интересное услышали?

Кэссиди рывком высвободила руку.

— Что вы имеете в виду? — срывающимся голосом спросила она.

— Не притворяйтесь, что не понимаете, Кэссиди, — снисходительно произнес Тьернан. — Вам это не идет. Я знаю: вы стояли за дверью кабинета и слушали пьяные разглагольствования своего отца. Что вы вынесли из всего нашего разговора?

Кэссиди скрестила на груди руки; ее бросало то в жар, то в холод.

— Даже не знаю, что и подумать, — промолвила она с подкупающей искренностью. — Чего именно, по-вашему, ждет от меня Шон? Какой помощи? Редакторской, секретарской? Или какой-то иной?

— Какой-то иной, — преспокойно ответил Тьернан, глаза которого странно блеснули. Кэссиди вспыхнула.

— Это исключено! — гневно отрезала она.

— Объясните это своему отцу, — посоветовал Тьернан.

Кэссиди мысленно порадовалась, что разговор их происходит в темноте, в противном случае Тьернан заметил бы, как пылают ее щеки.

— Да, вы правы, — сказала она, невесело усмехнувшись. — Приняв решение, Шон идет напролом. Мнение других людей его уже не волнует. И вам никогда не убедить его, что мои прелести вас не интересуют.

— Они меня очень даже интересуют.

Воцарившееся молчание, казалось, можно было пощупать. Оно нависло над ними подобно толстому и непроницаемому куполу. Кэссиди всем телом ощущала присутствие Ричарда Тьернана. Он стоял, рядом, близко, но жар, исходивший от его тела, достигая ее, почему-то пробирал морозцем по коже. Наконец, не выдержав, Кэссиди нервно хихикнула.

— Вы знаете, в первое мгновение мне показалось даже, что вы не шутите, — пролепетала она, умирая от страха. Вот сейчас он ответит, что вовсе не шутил.

— Где вы пропадали весь вечер? — спросил вместо этого Тьернан.

— Ходила по магазинам, — ответила, пожав плечами, Кэссиди. — Потом в кино зашла, потом в ресторан. Я ведь редко выбираюсь в Нью-Йорк, так что не смогла устоять перед посещением «Блумис». Впрочем, я так ничего там и не купила, да и фильм оказался довольно дрянной, а потом, не встретив даже в парке ни одного знакомого лица, я что-то совсем загрустила и…

— И повесила нос, — закончил за нее Тьернан. — Скажите, Кэссиди, ваша совесть чиста?

— Да, а что? — изумленно спросила Кэссиди.