- Клюев Николай Алексеевич - Страница 146

Возлюбленный — камень, где тысячи граней,

50 В их омуте плещет осетр-сатана,

В змеиной повязке, на серном кабане,

Блюдет сладострастье обители сна,

Возлюбленный — жатва на северном поле,

Где тучка — младенчик в венце гробовом,

Печаль журавиная русских раздолий,

Спрядающих травы и звезды крестом.

Не хочу цилиндром и башмаками

Затыкать пробоину в барке души!

Цвету я, как луг, избяными коньками,

Улыбкой озер в песнозвонной тиши.

Да! И верен я зыбке, плакучей родимой,

Могилушке маминой, лику гумна;

Зато, как щеглята, летят серафимы

К кормушке моей, где любовь и весна.

Зато на моем песнолиственном дубе

Бессмертия птица и стая веков,

Варить Непомерное в черепа срубе

Сошлись колдуны у заклятых котлов.

В котлах печень мира и солнца вязига,

Безумия перец, укроп тишины...

Как первенец ясный, столикая книга

Лежит на руках у родимой страны.

В той книге страницы — китовьи затоны,

На буквенных скалах лебяжий базар,

И каркают точки — морские вороны,

Почуя стихов ледовитый пожар.

В той книге строка — беломорские села

С бревенчатой сказкою изб и дворов,

Где темь-медвежонок и бабы с подола

Стряхают словесных куниц и бобров.

Кукует зегзицею дева-Обида

Над слезкой России (о камень драгий!..).

Когда-нибудь хрустнет небесная гнида —

Рябой полумесяц под ногтем стихий.

И зуд утолится, по ляжек болотам

Взойдет чистоты белоснежный ирис,

Заклятым стихам отдадут, словно сотам,

Мёд глаз ярославец, вогул и киргиз.

Не хочу быть лакированным поэтом

С обезьяньей славой на лбу!

С Ржаного Синая багряным заветом

Связую молот и мать-избу.

Связую думы и сны суслона

С многоязычным маховиком...

Я — Кит Напевов, у небосклона

Моря играют моим хвостом.

Блюду я, вечен и неизменен,

Печные крепи, гумна пяту.

Пилою-рыбой кружит Есенин,

юо Меж ласт родимых ища мету.

Пилою-рыбой прослыть почёстно

У сонных крабов, глухих бодяг...

Как дед внучонка, качает вёсны

Паучьей лапой запечный мрак.

И зреют вёсны: блины, драчёны,

Рогатый сырник, пузан-кулич...

«Для варки песен — всех стран Матрёны,

Соединяйтесь!» — несется клич...

Котел бессмертен, в поморьях щаных

110 Зареет яхонт — Четвертый Рим:

Еще немного и в новых странах

Мы желудь сердца Земле вручим.

В родных ладонях прозябнет дубом

Сердечный желудь, листва-зрачки...

Подарят саван завбдским трубам

Великой Азии пески.

И сядет ворон на череп Стали —

Питомец праха, судьбы маяк...

Затмит ли колоб на звездном сале

120 Сосцы ковриги, — башмачный лак?

Не хочу быть «кобыльим» поэтом,

Влюбленным в стойло, где хмара и кал!

Цветет в моих снах геенское лето

И в лязге строк кандальный Байкал.

Я вскормлен гумном, соловецким звоном,

Что вьет, как напевы, гнезда в ушах.

Это я плясал перед царским троном

В крылатой поддёвке и злых сапогах,

Это я зловещей совою

130 Влетел в Романовский дом,

Чтоб связать возмездье с судьбою

Неразрывным красным узлом,

Чтоб метлою пурги сибирской

Замести истории след...

Зырянин с душой нумидийской

Я — родной мужицкий поэт.

Черномазой пахоты ухо

Жаворбнковый ловит гром —

Не с того ль кряжистый Пантюха

140 Осеняет себя крестом?

Не от песни ль пошел вприсядку

Звонкодугий лихой Валдай,

И забросил в кашную латку

Многострунный невод Китай?

На улов таращит Европа

Окровавленный жадный глаз,

А в кисе у деда Антропа

Кудахчет павлиний сказ.

Анафема, анафема вам,

150 Башмаки с безглазым цилиндром!

Пожалкую на вас стрижам

Речным плотицам и выдрам.

Попечалюсь родной могилке,

Коту, горшку-замарашке,

Чтобы дьявольские подпилки

Не грызли слезинок бляшки,

Чтоб была, как подойник, щедра

Душа молоком словесным.

Не станут коврижные недра

160 Калачом поджарым и пресным.

Не будет лаковым Клюев,

Златорог — задорным кутёнком!

Легче сгинуть в песках Чарджуев

С мягкозадым бачой-сартёнком.

В чайхане дремать на циновке,

В полосатом курдском халате,

И видеть, как звезд подковки

Ныряют в небесной вате,

Как верблюдица-полумесяц

170 Пьет у Алль'1 с ладони...

У мускусных перелесиц

Замедлят времени кони.

И сойду я с певчей кобылы —

Кунак в предвечном ауле...

Ау, Николенька милый —

Живых поцелуев улей!