Заколдованный конь - Стюарт Мэри - Страница 10

Как только герр Вагнер решил разрешить мне оперировать, он стал еще более любезным. Мне помогали он, Аннализа и, как ни странно, карлик. Он заставлял вспомнить о множестве сказок, будто вылез из детской книжки про Белоснежку или какой-нибудь вроде того. Только глаза неожиданные: темные, так что зрачков не видно, с короткими густыми ресницами. Одним своим видом он вызывал во мне чувство вины. Его звали Элмер, наверное, именно он помогал мистеру Элиоту работать в конюшне. Во всяком случае о знал, где что лежит, в отличие от Балога, который принес инструменты, но делать ничего не стал. Он ограничился комментариями на венгерском языке, которые заставляли маленького человечка краснеть и сжимать губы. А когда освещение было налажено, Звездный Аттракцион грациозно удалился в тень и наблюдал представление оттуда.

За это время в большом эмалированном тазу вскипела вода на неизвестно откуда появившемся примусе. В футляре покойного Францля оказались все инструменты, которые могли понадобиться: скальпель, нож, щипцы и многое другое. Все это отправилось кипятиться. Через четверть часа все было готово, я помыла руки и принялась за работу.

Герр Вагнер внимательно наблюдал. Хоть он и не ценил коня, он слишком знающий и добросовестный человек, чтобы просто передать животное неизвестно кому и оставить без наблюдения. Он тоже помыл руки и молча встал рядом со мной и, очевидно рассматривал себя как ассистента. Я отчистила рану, протянула руку за шприцем, герр Вагнер, не спрашивая, вложил его.

Тим взволновался при виде иглы больше любого пациента, и я успокоила его: «Я дам ему местный наркоз, не переживай, через двадцать минут он запляшет. Я собираюсь вколоть ему прокаин вокруг всей раны… Вот, смотри, ему не больно. Черев двадцать минут я буду резать гематому и он ничего не почувствует».

Герр Вагнер подал мне скальпель. Из четырехдюймового разреза на ногу лошади потек гной, потом кровь, сгусток которой плотно закроет рану. Облегчение коня, когда в его ноге ослабевало напряжение и давление, чувствовалось на расстоянии. Он зашевелил ушами, Тим что-то шепнул в одно из них. Герр Вагнер подавал мне все, что надо без вопросов и размышлений. Очень скоро рана была чистой, я щедро засыпала ее пенициллином, зашила, перевязала, сделала укол от столбняка и еще пенициллина в шею…

Герр Вагнер сзади меня сказал: «Спасибо gnadlige Frau, благодаря Вам он будет жить».

Тим широко ухмыльнулся, старый пегий промолчал.

И мы пошли пить кофе. Я неожиданно очень устала, но чашка кофе – непреодолимый соблазн. Элмер и герр Вагнер остались в конюшне, Шандор пошел с нами. Его внимание к Аннализе не входило в границы мелких домашних услуг – он уселся рядом со мной на скамейке и предоставил ей заниматься хозяйством в одиночестве. Тим предложил помощь, но разрешения не получил, тоже сел и стал осматриваться с видимым удовольствием. Он именно так себе все и представлял и всю жизнь мечтал жить в таком экзотическом месте – не в доме, а в постоянном движении.

В жилом фургоне царил ужасный беспорядок, но это ничуть не уменьшало его привлекательности. Хотя он еще не успел состариться, вековые традиции цирковой жизни вопреки обтекаемым линиям превратили его в кочевую кибитку. У двери в эмалированной плите горел газ, но освещал ее старинный фонарь, а маленький столик покрывала красная ткань с бахромой, точь-в-точь цыганская шаль. Занавес делил комнату на две части, в щель виднелись одежду на кровати, голубой бархатный костюм для верховой езды, блеск украшений. На крючке у окна висела гусарская шапка, покрытая аметистами и бриллиантами, ее страусовый плюмаж слегка шевелился в теплом ветре от плиты. С другого крюка свисала клетка, прикрытая клетчатым платком. На полке, засыпанной пудрой и румянами, свечи стояли с двух сторон квадратного зеркала с отбитым уголком. Аннализа говорила что-то о попугае дяди Францля.

Кофе был великолепен, но его запах перебивал аромат горячих свежеиспеченных булочек и хлеба. Аннализа поставила на стол блюдо, заполненное ими, Тимми издал совершенно невообразимый немецкий звук и воскликнул:

«Ты сама их испекла?!»

«Ну нет. Их принес Ли. Он зашел на минуточку, когда Ванесса работала в конюшне, посмотрел и пошел в пекарню. Замечательная идея. Он живет в том доме, снимает комнату у фрау Шиндлер. От кофе отказался, а уезжает завтра. На представлении я его не видела».

Почему-то последняя фраза вызвала неудовольствие Шандора Балога. Похоже, Ли ему больше нравился, безопасно зафиксированный в кресле у арены, чем болтающийся неизвестно где… например в фургоне Аннализы. Он сказал с неподобающей шокирующей эмоциональностью:

«Не знаю, что он здесь до сих пор делает. Он сделал то, зачем приехал в понедельник, почему не уезжает?»

«Потому что я попросила его остаться, – сказала Аннализа. – Почему нет? Какие возражения имеешь ты, Шандор Балог?»

Очевидно, что какими бы его возражения не были, они оказались довольно сильными. На секунду он выглядел так, будто вот-вот взорвется словами, глаза сверкали, ноздри раздувались, как у лошади, но потом пухлые губы удержали гнев, и он мрачно уставился в чашку. Я надеялась, что холодные манеры Аннализы не скрывали теплых чувств к нему: сколько бы он не изображал домашнюю собачку, очевидно, он больше походил на волка.

Тимми схватил очередную булочку, а попугай неожиданно прямо над моей головой изрек:

«А мне кусман, жадюга».

Я подпрыгнула и пролила кофе, а Аннализа и птица сердечно рассмеялись. Зеленый платок свалился мне на голову, будто кто-то гасил там пожар.

«Leves, leves, – сказал попугай. – Потряси ножкой, Питер, changez, on! Ну-ка гриву подбери, чертов англичанин, ты! Gib mir was! Gib mir was!»

«Ради бога, бери! – закричал Тим и протянул ему кусок булки. – Бери, старичок. Да не так!»

«Растопырь гребешок», – сказал попугай, принимая хлеб.

«Заткнись, дерзкий какаду!» «Ради бога, не учи его больше ничему, – засмеялась Аннализа, – и держи от него подальше нос, он – ужасная птица. Я не знаю, у кого он жил до дяди Францля, но он настоящий Weltburger из самых ужасных мест!»

«Космополит», – сказал Тим, а попугай ответил глухой тирадой на немецком.

Аннализа вскочила: «Давайте поскорее его закроем, пока он не разговорился по-настоящему».

Веселился и Шандор Бал or, и смех преобразил его. Я поняла, что он обладает значительной животной привлекательностью, и расстроилась – мне начинала нравиться Аннализа. Шандор и Тим опять завернули клетку в платок, Аннализа предложила мне еще кофе, но я отказалась, уже было пора идти.

«Если Вы окажетесь неподалеку, – сказала она, – пожалуйста, заходите. Мы покинем Австрию дня через два-три, но сегодня мы едем в Хохенвальд, а потом в Зехштейн. Если будете проезжать мимо, может, зайдете? Опять посмотрите представление, мы вас посадим на лучшие места и будем очень рады видеть вас».

Шандор Балог поднялся: «Я провожу вас до ворот. – Он достал фонарь из кармана. – Там ужасная грязь, трактора измесили всю землю, кроме того, темно».

«В этом случае спасибо. Спокойной ночи, Аннализа, и auf Wiedersehen».

«Auf Wiedersehen».

«Merde, alors», – сказал закутанный попугай.