Сердце напрокат - Серова Марина Сергеевна - Страница 26

Причем было непонятно, к кому обращается олигарх – ко мне или к Ойгену, которого Ольга тоже называла Женькой. Немец сочувственно кивал.

– Знаете, Андрей Станиславович, – проговорила я задумчиво, круговыми движениями взбалтывая янтарную жидкость в своем стакане, – на Марину это не похоже. Я встречала много длинноногих хищниц, охотниц за состояниями… Марина совершенно другого типа человек.

– Правда? – Новицкий поднял голову и благодарно улыбнулся. – Ты тоже так думаешь, детка?

«Детку» я пропустила мимо ушей и кивнула. Кресло подо мной стояло нетвердо. Или это Земля вертелась слишком быстро? Проклятый Ойген, он все-таки ухитрился меня напоить…

– Не-ет, – протянул олигарх, – ты меня утешаешь просто. Из-за денег, зуб даю. Но ты, Женька, права – Марина необыкновенная. Когда я увидел ее в первый раз, она стояла на пье… пьедестале. Улыбалась и прижимала к себе золотую медаль. Играл гимн, и флаг наш подняли выше всех. И она была такая счастливая… И я сказал себе: «Новицкий, вот твой последний шанс. Эта девушка может подарить тебе вторую молодость»… Я просто купил ее юность и красоту!

Олигарх пьяно ударил рукой по столу, но промахнулся и попал себе по колену. Ойген осторожно придержал бутыль с выдержанным марочным бренди.

– И что вы намерены делать теперь? – поинтересовалась я, стараясь выговаривать все буквы в словах.

– Н-ничего! – торжествующе поднял палец олигарх.

Я с подозрением уставилась на Новицкого.

– Вы настолько благородны, простите мне мою прямоту?

Новицкий поднял на меня глаза – не такие уж пьяные, кстати.

– Она мне дочь подарила, – просто ответил олигарх. – Разве я стану ее преследовать?

– Слушайте, Андрей Станиславович! Если не секрет, что было в том письме, что Марина оставила вам?

Вопрос, конечно, был совершенно недопустимый, но мы уже успели здорово набраться.

Я и не ждала, что получу ответ. Но Новицкий ответил:

– Она просит у меня прощения. Сообщает, что уехала к человеку, которого любит. Что-то типа «До встречи с ним я и не знала, что на свете существует любовь»…

Мы с Ойгеном сочувственно покивали. Новицкий недобро усмехнулся:

– И еще – что начинает процедуру развода через своего адвоката. Ты представляешь, Женька?! Адвокат у нее свой! Поверенный в делах. Она и слов-то таких не знала…

Да, Марина не производила впечатление юридически грамотного человека. Как такая недотепа могла так быстро измениться? Одно из двух – либо у нее есть человек, который заставляет женщину действовать по его подсказке, либо никто из нас не знал настоящую Марину Бриллинг.

«До встречи с ним я и не знала, что на свете существует любовь»… Это же надо! Подобная высокопарная чушь, пошлые штампы совершенно не вязались с обликом бывшей олимпийской чемпионки. Казалось, эти слова принадлежали совсем другой женщине…

Новицкий сжал кулаки:

– Я могу мигнуть, и ее найдут в несколько часов, приволокут ко мне на аркане. Но я никогда такого не сделаю. Если она хочет быть свободной и любимой – пусть. Моя девочка заслужила немного счастья. Если я не смог ей дать его…

Ойген сочувственно похлопал олигарха по руке и плеснул ему еще бренди.

– Андрей Станиславович, как вы думаете, – медленно проговорила я, – Марина убежала с Ильей?

Новицкий тряхнул головой и невесело рассмеялся:

– Что?! С этим клоуном? Нет, конечно. Скорее всего, он просто сводня – через него Марина общалась с тем, кого любила. Я никогда за ней не следил, и охрана у нее была минимальная.

Олигарх обхватил голову руками:

– Это я виноват! Зачем я допустил к ней этого шута? Но она так просила – одноклассник, сейчас без работы… Вообразила, что может быть актрисой. А вот его бы я нашел. И побеседовал по душам…

Да, не завидую я Таратуте…

– И где он сейчас?

– Понятия не имею. Исчез сразу после того, как мы отправились на этот проклятый бал. С тех пор никто его не видел. Скрынник поставил этот городишко на уши, но… ни малейшего следа этого подонка!

Дверь библиотеки приоткрылась. В щель заглянула китаянка-массажистка. Окинула быстрым взглядом нашу компанию и скрылась.

– А, это Кингжао, – пробормотал олигарх. – Хорошая она баба… понимающая. И руки такие добрые…

Я поспешно глотнула из своего стакана.

– Я ее отпускаю, – великодушно махнул рукой олигарх, возвращаясь к больной теме. – Марина может считать себя свободной. Конечно, требования, которые она выдвигает в письме, абсурдны – она просит слишком много. Но кое-какие деньги я ей выделю – она все же мать моей дочери. Она будет довольна…

Олигарх перешел в горизонтальное положение без всяких предварительных телодвижений – просто повалился ничком на ковер.

Я кивнула Ойгену, и вместе мы с некоторым трудом переложили Новицкого на диван – несмотря на маленький рост, вес у олигарха был солидный.

– Жаль, что наша вечеринка так быстро закончилась, – наконец нарушил молчание немец. – Может, продолжим?

И он сделал приглашающий жест в сторону шеренги бутылок.

– Нет, – твердо сказала я. – Завтра утром мне нужна ясная голова. Кстати, Ойген, а где вы научились так ловко обращаться с бутылками – открывать, разливать и прочее?

Берг ухмыльнулся:

– На военной базе под Гамбургом. Я служил там в тысяча девятьсот восьмидесятом… В нашей роте я был за бармена.

Ойген вздохнул, глядя на недопитое, потом попросил:

– Слушайте, не говорите Ольге, ладно? Она – потрясающая женщина, но совершенно не выносит, когда я пью.

И немец, слегка покачиваясь, точно матрос в шторм, вышел.

Ну, не знаю, как Ойген собрался скрыть, что выхлестал в одиночку бутылку бренди…

Тут дверь библиотеки снова приоткрылась, и Кингжао проскользнула в комнату. Китаянка захлопотала над бесчувственным телом олигарха – стянула с него ботинки, развязала галстук, ослабила ремень на брюках.

Поймав мой внимательный взгляд, китаянка улыбнулась:

– Я о нем позабочусь. Утром он не будет больной.

Букву «р» она по-прежнему выговаривала весьма специфически. Потом материнским жестом убрала со лба Новицкого прядь седых волос и сказала:

– Знаю, вы думаете, мы любовники. Думаете, я постельное удобство.

– Да что вы, никогда так не думала, – покривила я душой.

– Не лгите, – жестко проговорила китаянка. – Я знаю, о чем думают люди. Я просто хороший массажист. У Андрея Станиславовича запущенный ос-те-о-хонд-роз, – последнее слово Кингжао произнесла по слогам. – Ему не могли помочь лучшие врачи этой вашей Москвы. Только я. Теперь я всегда с ним. Великий человек. И очень добрый.

Мы помолчали, глядя на неподвижного Новицкого. Он всхрапнул во сне, из уголка глаза выкатилась слеза.

– А у меня во Владивостоке семья, – зачем-то объяснила Кингжао. – Муж и четверо детей. Теперь идите. Я позабочусь о нем.

Наутро Новицкий уехал, не прощаясь ни с кем. Чартер унес его в столицу, а мы остались. Заботу обо всех обитателях дома взяла на себя Амалия Олеговна. Надо сказать, Сереброва свое дело знала. Точно фюрер в юбке, секретарша прошлась по всему дому – от подвала до чердака, заглянула в гараж – и вот уже обслуживающий персонал, честно сказать, подраспустившийся за последние дни, с удвоенным рвением приступил к своим обязанностям. Шоферы и механик занялись автопарком, не миновала ее внимания и охрана. Скрынник с самого утра отсутствовал, поэтому Амалия «накрутила хвосты» оставшимся в доме охранникам, запугала их как следует и посоветовала быть предельно бдительными. В общем, Сереброва построила всех. Разговоры слуг о случившемся она жестко пресекала.

Надо сказать, обитателям дома это пошло только на пользу. Особенно понравилось мне, как Снежная королева обошлась с Наиной Валерьевной, гувернанткой Лизы.

Честно говоря, я была уверена, что олигарх заберет дочку с собой в Москву. Со Стасом все понятно – он ясно дал понять отцу, что не уедет из Тарасова до тех пор, пока не поправится его невеста. А вот что делает здесь Лиза? Бедный ребенок только что лишился матери, а теперь и отец уехал… Да еще поручил сообщить девочке печальную новость своей секретарше!