Сердце напрокат - Серова Марина Сергеевна - Страница 15

Мы обсудили плохие дороги. Я поддерживала светскую беседу с приветливым немцем, а сама тем временем раздумывала над вопросом. Ойген сказал, что билеты на самолет у супружеской четы Берг были заказаны заранее. Интересно получается… Между тем я точно знала – Андрей Станиславович понятия не имел, что его бывшая супруга собирается в родные края. И Стас знать не знал, что так скоро увидит мамочку. Когда Берги планировали поездку, с сыном олигарха все было в порядке, и в материнском надзоре он не нуждался.

Так зачем супруги Берг приехали в наш город?

Мы еще немного побеседовали на общие темы, после чего Ойген откланялся. Немец заявил, что устал с дороги и хочет прилечь. У меня создалось впечатление, что ему просто необходимо выпить.

Следующим, кто составил мне компанию в библиотеке, был Илья Таратута, бывший актер, ныне состоящий при Марине в непонятной должности – то ли преподаватель актерского мастерства (это если официально), то ли просто компаньон.

Вообще у меня создалось впечатление, что библиотека – крайне популярное место в доме Новицких. По степени посещаемости с ней могла сравниться только столовая. Самое смешное, что книг никто, ни один человек из тех, кто приходил в эту комнату, не читал и, кажется, даже не собирался читать. Новицкий использовал это помещение как переговорную, Скрынник – в качестве кабинета. Марина пряталась здесь от всех, чтобы в тишине и покое немного попереживать и скушать яблоко. А вот зачем сюда заявился Илья?

– О-о, какие люди, и без охраны! – Актер развел руки в шутливом приветствии, словно собирался меня обнять. Ну, попробуй, дружок. Рискни…

Таратута вызывал у меня резкую антипатию. Мне он с первой минуты показался самовлюбленным болваном. Я стараюсь не наклеивать на людей ярлыки при первой же встрече – чаще всего люди не так просты, как кажется на первый взгляд. Но чем больше я узнавала Илью, тем больше убеждалась – мое первое впечатление было абсолютно верным. Ну, или Таратута действительно гениальный актер. В чем я очень сомневаюсь…

Илья Иванович был молодым мужчиной среднего роста, стройным, белозубым, с золотистыми вьющимися волосами, чуть длиннее, чем носят нормальные люди. Волосы он откидывал назад, и в сочетании с белой рубашкой с откидным воротничком это производило сильное впечатление.

Но уже при второй встрече с актером хотелось спросить – для чего он носит в обычной жизни костюм капитана Грэя из спектакля «Алые паруса»? И где, ради всего святого, он потерял свою Ассоль?

Мне не нравился этот человек. Меня раздражало его наигранное дружелюбие, голливудская улыбка, самодовольство. А больше всего действовало на нервы то, что Илья старался очаровать каждого. Секретарша, повариха, охранники, гувернантка Лизы, сама малышка – Таратута пытался подобрать ключик к каждому сердцу. Словно беспокоился, что годы уходят, и его очарование больше не работает. У меня создалось впечатление, что актер просто тренировал и проверял свой главный инструмент воздействия на людей – обаяние.

При этом получалось у него неважно. Уже со второго взгляда становилось ясно, что перед вами насквозь фальшивый лицемер и манипулятор, и хотелось поскорее вымыть руки после общения с Марининым прилипалой. Именно прилипалой звала его Лиза. Таратута смеялся, делая вид, что его забавляет непосредственность ребенка, но я видела, как сжимались его челюсти, стоило ему отвернуться.

Амалия Сереброва тоже терпеть не могла Илью. Она разговаривала с ним исключительно по делу и сквозь зубы. Получилось у Таратуты только с Наиной Валерьевной. Гувернантка обожала актера. Как-то раз я застала их за беседой на темы «скандальные спектакли» и «личная жизнь звезд». Глаза гувернантки горели, ноздри раздувались – честно говоря, я впервые видела ее в таком состоянии, то и дело слышались слова «культура» и «мы, интеллигенция». Я поспешила скрыться, пока меня никто не увидел…

– Как я мог забыть! – всплеснул руками Таратута. – Вы, Женечка, сами себе охрана. И не только себе, но и другим. Интересно, как себя чувствуют большие сильные мужчины, когда их охраняет такая прелестная леди?

Мне показалось, что меня вымазали сиропом и посыпали содержимым мусорного ведра.

– Послушайте, Илья! – несколько резче, чем собиралась, сказала я. – И не надоело вам клоуна изображать? Тем более передо мной. Ведь в этом нет никакого смысла.

У Ильи была уникальная способность – все неприятное он просто пропускал мимо ушей, вылавливая из окружающей реальности только комплименты. Словно не расслышав моих грубоватых слов, он пошел на второй заход:

– Скажите, Женечка, а вы не хотели бы брать уроки актерского мастерства? Из вас могла бы получиться великолепная актриса! С вашей внешностью… Кстати, я мог бы давать вам уроки. Бесплатно.

И актер многозначительно приподнял брови.

Онемев от подобной бесцеремонности, я даже не нашлась, что ответить этому типу. Живет при Марине рыбой-прилипалой, а туда же – стоит жене олигарха отвернуться, как актер принимается, как раньше выражались, «строить куры» другой женщине! Неужели актер настолько глуп? Даже не верится!

– Вынуждена отказаться, – твердо сказала я. – Актерство – не мое призвание… К счастью. Всех благ.

И я покинула библиотеку.

Этим вечером все члены семьи Новицких собрались за одним столом. Из обслуживающего персонала – как именовала нас Амалия – присутствовали только мы с Наиной Валерьевной. Таратуту убрали с глаз от греха подальше, а секретарь уехала по делам. Разговор вертелся вокруг Стаса и его ближайшего будущего. Вообще мне было не совсем понятно, почему парень, которому двадцать один год, учится на первом курсе какого-то столичного ВУЗа. Культурологию изучает, кажется. Или историю искусств. Что-то в этом роде.

Вопрос номер один – неужели Новицкий не мог пристроить своего единственного сына и наследника получше? Вопрос номер два – чем мальчик занимался после школы, которую окончил в семнадцать лет? Не в армии же служил…

Новицкий высказал мысль, что Станиславу будет полезно съездить в Швейцарию – для поправки здоровья нет ничего лучше, чем чистый воздух и хорошая экология альпийских лугов. Стас ни единым словом не возразил отцу, но опустил голову и не отрываясь рассматривал содержимое своей тарелки.

Ольга, как всегда громогласно, предложила, чтобы «мальчик» какое-то время пожил у них с Ойгеном. Потом наклонилась к мужу и перевела ему. Немец радостно осклабился и закивал. Стас аккуратно отложил вилку, встал, извинился и вышел из столовой.

Я выскочила вслед за парнем. Станислав стоял около окна, украшенного морозными узорами, и таращился в темноту. За окном выл ветер, мела метель, и вообще было крайне неуютно. Я порадовалась, что в такой вечер нам не нужно никуда тащиться и можно провести это время в тепле, комфорте и покое.

Стас поднял на меня глаза. Вид у парня был глубоко несчастный.

– Что случилось? – спросила я. – Ты так сильно не хочешь ехать в Германию? Или это Швейцария вызывает у тебя такой протест?

За последние сутки мы порядком сдружились, постоянно перебрасывались цитатами из фильмов и шутками, так что я вполне могла позволить себе поинтересоваться личными делами клиента – чего обычно стараюсь не делать.

– Как вы не понимаете! – взвился юноша, – Никто из них даже слова не сказал о Маше! Никто, даже отец, не учитывает ее в своих планах относительно моего будущего. Никто всерьез не воспринимает мое желание сделать Марию Голубеву моей женой. Получается, в моем будущем ей места нет?

– Знаешь, – задумчиво проговорила я, – вероятно, дело в том, что вы еще очень молоды. Твоей невесте всего девятнадцать лет. Не торопи события. Даю тебе совет как старший товарищ – просто подожди. Если вы с Машей и в самом деле так любите друг друга, все будет так, как вы решите. Но сейчас… Понимаешь, твои родители привыкли относиться к тебе как к ребенку. Заботиться, советы давать, ограждать от опасностей и бед… Не жди, что они вот так с ходу признают тебя взрослым и самостоятельным…