Абарат (пер. Л. Бочаровой) - Баркер Клайв - Страница 43

— Ночка в самый раз для повешения, верно я говорю?

— Вот как раз в такую меня и вздернули. Помню, как убивалась бедная моя жена!

— А вот моя нисколько.

— Да ну?

— Так ведь это же из-за нее меня и казнили!

— Ты ее что, прикончил?

— А то! Хлебный пудинг стряпала хуже всех в Тацмагоре!

Повелитель Полуночи рассеянно вслушивался в эту абсурдную и зловещую болтовню, думая о своем. Мысли его вновь обратились к той девушке, которую он мельком увидел глазами мотылька на башне Веббы Гаснущий День. Он почему-то был совершенно уверен, что падение насекомого, несшего ее в лапах и убитого стрелой из арбалета, не причинило ей вреда, что она осталась жива и здорова. А значит, рано или поздно он ее отыщет, встретится с ней.

Смел ли он верить, что судьба забросила в Абарат эту девушку из Иноземья как плату за все страдания, которые он пережил по вине принцессы Боа? Скорее всего, да. Возможно, именно поэтому ему почудилось в ней что-то знакомое: он готов был счесть ее искупительным даром судьбы.

От этой мысли на душе у Тлена стало легче. Он ускорил шаг, чтобы миновать наконец густой лес и выйти к гряде береговых утесов, откуда открывался замечательный вид на острова, лежавшие к западу от Горгоссиума. В том числе и на Веббу Гаснущий День.

Собираясь пересечь одну из мрачных тенистых полян, он едва успел остановиться, чтобы не попасть в поле зрения тюремщиков, двух братьев, Вендиго и Чилека, которые верой и правдой служили ему в одном из его застенков и с некоторых пор враждовали между собой. Они забрели в эту чащу не иначе как для выяснения отношений. Оба были в металлических масках и размахивали тяжелыми шипастыми булавами.

Тлен с усмешкой припомнил, что вражду между братьями, прежде очень друг друга любившими, посеял он сам. Шутки ради, только и всего! Ему было любопытно, сколько времени потребуется семенам ненависти и зависти, чтобы дать в душах этих двоих обильные всходы. Оказалось, совсем немного. Он лишь недавно распустил среди челяди Двенадцатой башни слух о том, что один из братьев стремится выбиться в старшие тюремщики в обход другого. И вот результат: из-за нелепой выдумки эти глупцы готовы поубивать друг друга.

Хоронясь за стволами виселиц, Тлен наслаждался зрелищем сражения, которое вскоре завершилось кровопролитием. Один из братьев, ступив на кучу гнилых листьев, поскользнулся и рухнул на землю. Другой не дал ему взмолиться о пощаде. Он воздел свою булаву и с радостным воплем обрушил ее на противника.

Но победитель недолго радовался своему успеху. Стоило звукам его победного клича стихнуть в неподвижном воздухе, как он, казалось, очнулся от наваждения, вмиг лишившись былой зависти и жажды крови. Он потряс головой и стянул с лица ставшую ненужной маску. И уронил маску и булаву, и рухнул на колени рядом с недвижимым телом брата. Гримаса горя и отчаяния исказила его черты.

Тлен счастливо рассмеялся. Вендиго вскинул голову и стал растерянно всматриваться в окружающий сумрак.

— Кто здесь? — хрипло выкрикнул он.

Этот тоскливый вопль потревожил стаю ворон, которые гнездились у вершин висельных деревьев. Птицы, судя по всему, тоже наблюдали за ходом поединка. Теперь же они принялись летать вокруг несчастного Вендиго, окликая его:

— Убийца! Убийца! Убийца!

Он стал отмахиваться от них, но вороны не желали улетать.

Они продолжали сновать у его лица, а некоторые, самые дерзкие, даже запрыгивали ему на голову и злорадно хихикали в самое ухо. Он пытался их ловить, но птицы были проворнее и успевали подняться в воздух прежде, чем ему удавалось дотянуться до их черных жилистых лап. Терзаемый раскаянием, оставшийся один на один со своей безмолвной жертвой, Вендиго бросился ничком на палые листья и горько зарыдал.

Тлен скорым шагом пересек поляну, на которой остались Вендиго с его горем и вороны, которых оно забавляло. Настроение Повелителя Полуночи заметно улучшилось.

С запада подул ветер. Он несся сквозь лес и наигрывал веселые мелодии на полусгнивших зубах висельников, посвистывая, проскальзывал в их пустые глазницы. Старые веревки, на которых болтались повешенные, угрюмо скрипели в такт.

Тлен стянул с руки перчатку и подставил ладонь ветру, по привычке втянув губы. Они у него были сплошь покрыты вертикальными белыми рубцами и оттого походили на обнаженные зубы черепа. Много лет тому назад Бабуля Ветошь, услышав произнесенное им слово «любовь», крепко-накрепко заштопала ему рот и оставила его на несколько дней безмолвным и терзаемым голодом.

— Где ты, дитя из Иноземья? — вслух произнес Тлен. Ветер подхватил его слова и унес прочь.

— Приди ко мне, — бормотал он, шагая к берегу меж раскачивавшимися мумиями. — Не бойся, я не причиню тебе зла, дитя. Клянусь в этом могилой моей любимой.

И снова ветер завладел его словами. Тлену это и было нужно. Од! надеялся, что они достигнут слуха той, что прислана из Иноземья в дар ему, и она им поверит и выполнит его просьбу.

— Приди ко мне, — повторил он, понизив голос до шепота и воображая, как чужеземка внемлет его призывам. Быть может, во сне или в минуту раздумий у берега моря. Того самого, на которое, не мигая, смотрит сейчас он сам.

— Ты меня слышишь? Я жду тебя. Приди ко мне. Приди. Приди...

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СОЗДАЛ МАЛЫША

Гигантская бабочка, хотя и была мертва, не упала камнем с неба на землю, но продолжала снижаться на своих раскинутых крыльях кругами, как воздушный змей, выскользнувший из воздушного потока. Кэнди что было сил вцепилась в грудь насекомого и повторяла вслух:

— Господи, молю тебя, помоги мне!

Но ее слова уносила ввысь воздушная струя, которая становилась тем сильнее, чем стремительнее делался спуск.

Кэнди мельком взглянула на приближавшуюся землю. К счастью, там, куда им предстояло упасть, не было видно ни каменных насыпей, ни остроконечных горных вершин. Но и мягкой перины, к сожалению, тоже. Под ними простиралась вересковая пустошь, поросшая редкими деревьями.

И тут в довершение ко всему Мендельсон Остов перегнулся через голову и шею мертвой бабочки и принялся что было сил дергать ее сцепленные лапы, чтобы вытряхнуть из них Кэнди. Наверняка он хотел избавить насекомое от лишнего груза. Так у него было бы больше шансов уцелеть. А быть может, чудовище от ужаса просто обезумело и перестало соображать, что творит. Рассуждая здраво, Остов должен был бы беречь Кэнди как зеницу ока. Ведь сам же еще несколько минут назад хвастался, что доставит свою пленницу лорду Тлену любой ценой, а теперь готов ее умертвить, только бы выжить самому.

Мысли эти вихрем пронеслись в голове у Кэнди, с замиранием сердца наблюдавшей за его попытками, которые, однако, оказались для него самого не спасительными, но гибельными: пытаясь высвободить Кэнди из лап мертвой бабочки, Остов не удержался на спине у насекомого и перекувырнулся через огромную голову с застрявшей в ней стрелой. Монстр взвыл от ужаса и, чтобы не свалиться в бездну, едва изловчившись, ухватился за один из бабочкиных усов, за самый его кончик. И тогда под тяжестью его веса брюхом кверху перевернулась сама бабочка. Кэнди по-прежнему находилась в объятиях ее цепких лап, Остов же очутился внизу и, глядя вытаращенными от страха глазами на стремительно несущуюся навстречу землю, громко воззвал о помощи к неведомым богам на языке, которого Кэнди не понимала.

Впрочем, его мольбы возымели не больше эффекта, чем до этого отчаянные призывы Кэнди к Божьему заступничеству. Она слышала, как скребут когти Остова о твердый ус бабочки: он пытался подтянуться повыше, ухватиться за голову насекомого понадежнее, но все было тщетно. Остов громко рыдал от отчаяния и ужаса. Его гибель была делом считанных секунд, и он понимал это не хуже Кэнди. При очередном витке мертвой бабочки сильный порыв ветра швырнул его в сторону, и Остов с громким воплем исчез во тьме, а Кэнди продолжала лежать лицом вверх на брюхе насекомого, по-прежнему стремительно снижавшегося.