Абарат (пер. Л. Бочаровой) - Баркер Клайв - Страница 15

Кэнди попятилась к открытой двери и ступила на дощатый пол балкона, посередине которого зияла дыра. Остов бросился за ней. Ветер усилился, прохладные порывы несли с собой влагу. Но то были не дождевые капли, а брызги морской воды. Кэнди почувствовала на губах их соленый вкус.

— Хват! — позвала она, осторожно перешагнув через пролом и крепко ухватившись за перила.

Остов пригнулся, проходя сквозь дверной проем, и остановился на самом пороге, после чего стремительным движением протянул свои длиннющие лапы через пролом и одной рукой ухватил Кэнди за пояс, разодрав ей блузку острыми когтями, а другой сдавил ей горло.

Кэнди пыталась снова окликнуть Джона и одновременно оглянуться, чтобы поискать его глазами. Ни то, ни другое у нее не получилось. Хватка у Остова была железная.

Кэнди не собиралась сдаваться, она набрала полную грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но Остов разгадал ее намерение и еще сильнее сдавил ее горло своими цепкими пальцами. От боли у Кэнди на глазах выступили слезы, и мир стал тонуть в молочно-белом тумане.

В отчаянной попытке освободиться она вцепилась рукой в запястье Остова, силясь оторвать твердые, словно из железа, пальцы от своего горла. Она чувствовала, что потеряет сознание, если в ближайшие несколько секунд не ослабит его хватку. Но силы были неравны. Кэнди не могла освободиться, как ни пыталась. Белая пелена все плотнее застилала зрение. Еще немного, и клубы мутного тумана навсегда закроют от нее мир.

Оставалась только одна надежда. Судя по тому, что ступени лестницы обвалились под тяжестью Остова, самые рассохшиеся и прогнившие участки древесины, из которой была сооружена башня, не выдержат веса чудовища. Значит, если ей удастся вытащить его на балкон, пол которого проломился даже под ней, быть может, монстр провалится и в падении, пытаясь за что-нибудь ухватиться, разожмет свои ужасные пальцы.

Кэнди понимала, что счет идет на секунды. У нее в запасе было, самое большее, несколько мгновений, чтобы попытаться спасти свою жизнь. Остов вцепился ей в горло поистине мертвой хваткой. Кровь отчаянно пульсировала в ее голове, которая едва не лопалась от боли.

Кэнди обеими руками схватилась за перила и попыталась хотя бы чуть-чуть продвинуться в сторону вдоль ограждения, в надежде вытащить Остова на балкон следом за собой. Но тщетно. Силы ее стремительно убывали, ноги подкашивались.

Пальцы Остова все крепче сжимались на ее горле. Он торжествующе улыбался, в глазах его отражались морские волны, шумевшие за спиной у Кэнди. В улыбке обнажились зубы — длинные, желтовато-серые, заостренные, — они напоминали наконечники стрел, которые Кэнди, будучи ребенком, нашла однажды в траве.

Это было последнее, о чем она успела подумать, прежде чем потеряла сознание: у Остова полон рот наконечников от стрел...

Она смутно чувствовала, как мир под ее ногами с треском разваливается на части, жуткая рука соскальзывает с ее горла и она куда-то летит. Воздух наполнился щепками, и Остов пронзительно взвизгнул. А она провалилась сквозь огромную дыру в балконе и рухнула на землю вместе с дождем из древесной трухи.

Будь она в сознании, это падение неминуемо окончилось бы для нее плачевно. Но, погрузившись в забытье и поэтому полностью расслабившись, Кэнди приземлилась на редкость благополучно.

И осталась лежать, безучастная ко всему, распростершись в траве у подножия маяка, не слыша того шума, с которым море Изабеллы спешило навстречу призвавшему его свету.

ОДНО МГНОВЕНИЕ ИЗ ЖИЗНИ МЕЛИССЫ

В нескольких милях от того места, где без чувств лежала ее дочь, во дворе дома тридцать четыре по Последовательной улице Мелисса Квокенбуш, вернувшись с работы, чистила решетку для барбекю. Она ненавидела это занятие: приходилось с немалыми усилиями соскребать с прутьев кусочки подгоревшего, почти обуглившегося цыплячьего мяса, то и дело стряхивая с рук муравьев, которые до ее прихода мирно лакомились этими остатками, а теперь спасались бегством.

Разумеется, и эту работу неизменно выполняла она, а не ее муженек. Чурбан — вот как она называла его за глаза, разумеется без малейшего намека на нежность. В настоящую минуту он был дома, валялся на диване, накачавшись пивом, и вполглаза смотрел какую-то телеигру. Первое время, сразу после того как его уволили, Мелиссу раздражало упорное нежелание мужа подняться с дивана и отправиться на поиски работы. Теперь она с этим смирилась, как смирилась и с необходимостью драить решетку для барбекю, соскабливая с нее куски курятины, жарившейся неделю назад. Это была ее жизнь. Разумеется, совсем не такого она желала, и мечтала в свое время совсем о другом. О том, что даже отдаленно не напоминало ее тяжкую, унылую повседневность. Но это было все, чем она располагала: Чурбан, дети и решетка для барбекю с намертво приставшими кусочками цыплячьего мяса.

И вдруг, когда это нудное занятие уже близилось к завершению, она неожиданно ощутила на своем лице дуновение свежего ветра, прилетевшего откуда-то из далеких-Далеких краев. Она успела порядком взмокнуть, пока драила решетку, и ей было приятно, что ветер остудил бисерные капли пота на ее лбу, что его прохладное дыхание коснулось ее влажной шеи, к которой прилипли пряди тронутых сединой волос.

Она наслаждалась этим ветерком, мечтательно прикрыв веки, но вовсе не потому, что он был прохладным. Ее пленил аромат, который ветер принес с собой.

Несмотря на всю абсурдность подобного утверждения, она готова была поклясться, что он пахнул морем. Разумеется, это было невозможно: разве под силу ветру перенести запах на расстояние в тысячи миль? Но хотя она и повторяла себе: «Это пахнет не морем, а чем-то другим, похожим», — какой-то голос в глубине ее души возражал: «И все-таки это именно оно, море!»

Новый порыв овеял ее лицо, и усилившийся запах, который он принес, пробудил в ней воспоминания настолько яркие и чувства такие сильные, что они буквально затопили ее.

Мелисса уронила баночку с моющим средством. Выронила металлическую лопатку, которой драила решетку.

И в ту секунду, когда они стукнулись о плиты, которыми была вымощена эта часть дворика, Мелиссу посетило воспоминание из далекого прошлого. Не то чтобы оно было для нее особенно приятным или радостным. Но она ведь и не выбирала, о чем именно вспоминать. Тот эпизод из давно прожитого времени нежданно-негаданно всплыл из глубин ее памяти, да так ясно и отчетливо, будто все это случилось вчера.

Ей вспомнился дождь, барабанивший по крыше кабины старенького грузового «Форда», который принадлежал им с Биллом, молодым супругам. Двигатель заглох — кончилось горючее, и Билл ушел, чтобы раздобыть где-нибудь бензина, оставив ее одну в машине под невесть откуда взявшимся проливным дождем. Одну в холоде и мраке.

Нет, вообще-то не одну. Не совсем одну. Под сердцем у нее жил ребенок. Мелисса осталась ждать возвращения Билла в холодной кабине грузовика за час до появления на свет Кэнди Франчески Квокенбуш. Было два ночи, у Мелиссы отошли воды, но похоже, и в небесах тоже началось что-то вроде отхождения вод, потому что ни до, ни после этого Мелиссе не случалось попадать под такой внезапный и яростный ливень.

Но вспоминался ей теперь не дождь, и не холод, и не толчки ворочающегося младенца в утробе. Что-то еще тогда случилось, что-то, о чем ей напомнил запах моря, принесенный ветром. Вот только Мелисса никак не могла сообразить, что же это такое было.

Она шагнула в сторону от решетки — от запаха пригоревшей курятины и моющей жидкости, — чтобы полной грудью вдохнуть чистый, свежий аромат ветра.

И стоило ей это сделать — стоило снова уловить в воздухе запах моря, который просто не мог быть запахом моря, — как перед ее внутренним взором развернулась еще одна картина из далекого прошлого.

Вот она сидит в кабине грузовика, по крыше которого отчаянно барабанит дождь, и вдруг, ни с того ни с сего, кабину старенького «Форда» заливает ослепительный свет.

Мелисса сама не знала, откуда у нее взялась уверенность, что между тем внезапно вспыхнувшим светом и этим запахом моря существует какая-то связь. Если рассуждать здраво, между явлениями, столь отдаленными одно от другого в пространстве и времени, не могло быть ничего общего. У нее просто-напросто разыгралось воображение. Надо взять себя в руки. Так и помешаться недолго. А что, ведь и правда, от вечной тоски и разочарования впору тронуться умом. У нее защипало в носу, по щекам потекли слезы. Они все капали и капали. «Довольно глупостей!» — строго одернула она себя. О чем в самом деле ей было плакать?