Грозные чары (Это странное волшебство) - Стюарт Мэри - Страница 8

Он снова беспокойно поднялся и зашагал к окну.

– Ну вот, собственно, и все. Я выбросил за борт спасательный круг, но яхту довольно быстро сносило вперед, и к тому времени, как мне удалось завести мотор и вернуться туда, где, по моим представлениям, выпал Спиро, от бедного мальчика не осталось и следа. Хотя, скорее всего, я вернулся более или менее на прежнее место, потому что нашел там спасательный круг. Я битых два часа плавал вокруг да около – глупо, наверное, но знаете, в такой ситуации невозможно сдаться и прекратить поиски. Потом недалеко, на расстоянии оклика, проплыла рыбачья лодка. Они стали помогать мне, но все тщетно.

Наступила пауза. Мэннинг стоял к нам спиной, глядя в окно.

– Это ужасно, – дрожащими губами пролепетала Филлида. – Ужасно.

– А на винт действительно что-то намоталось? – поинтересовалась я.

Годфри повернулся ко мне.

– Что? А-а, нет. По крайней мере, я ничего такого не обнаружил. Просто-напросто засорился насос. Я все наладил буквально за несколько секунд. Если бы он догадался сначала проверить там...

Он пожал плечами, не докончив фразы.

– Ну что ж, – Фил старалась говорить, как ни в чем не бывало, – честное слово, решительно не вижу, в чем вам себя винить. Что еще вы могли сделать?

– Да нет, не то чтобы я винил себя в случившемся, сам знаю, что это глупо. Труднее всего смириться с тем, что я не сумел найти его. Два часа кряду кружить в черном разыгравшемся море и все время знать, что каждую минуту может стать уже слишком поздно. Прошу вас, поймите меня правильно, но мне было бы гораздо легче, если бы я смог привезти тело несчастного мальчика домой.

– Потому что иначе его мать не сможет поверить, что он погиб?

Мэннинг кивнул.

– Потому что сейчас она все равно будет надеяться, хотя никакой надежды нет, будет сидеть и ждать его возвращения. А когда, то есть если его тело все-таки вынесет на берег, ей придется заново переживать весь этот кошмар.

– Будем надеяться, что тело вынесет на берег поскорее, – сказала Филлида.

– Очень сомневаюсь. Ветер и волны должны были отнести его в другую сторону. А если его найдут на албанском побережье, мы можем об этом даже и не узнать. Она может ждать сына годами.

– Совсем как его отца, – заметила я.

Мэннинг несколько секунд глядел на меня невидящим взором.

– Его отца? О боже, да. Об этом-то я и забыл.

– Тогда, ради всего святого, и не вспоминайте, Годфри! – встрепенулась Филлида. – Не надо растравлять себя еще больше! Ситуация достаточно ужасна и без ваших попыток обвинить себя в том, чему вы никак не могли помочь и что не могли предотвратить!

– Хотелось бы, чтобы его мать и сестра это поняли.

– Ну конечно поймут! Когда первое потрясение уляжется, поговорите с ними, расскажите все так, как сейчас рассказали нам. Вот увидите, они примут случившееся, даже и не подумав никого винить или восхвалять – точно так же, как принимают все, что ни пошлет им судьба. Таков уж этот народ. Крепкий, как скалы его родного острова, и вера его столь же нерушима.

Мэннинг поглядел на мою сестру с некоторым удивлением. Люди, привыкшие видеть лишь повседневную Филлиду – капризную, легкомысленную и прелестную бабочку, – всегда удивляются, столкнувшись с ее настоящей сутью, надежным, материнским теплом. Помимо изумления на лице Годфри читалась и благодарность, словно он получил отпущение грехов и это было для него очень важно.

Филлида улыбнулась ему.

– Ваша беда в том, что вы не только пережили ужасное потрясение и кошмарный шок, но и боитесь предстать перед Марией и выдержать сцену, и я вас нисколько не виню. – Ее прямота действовала столь же утешительно, сколь и опустошающе. – Но можете не волноваться. Никакой сцены не будет. Им с дочерью вряд ли придет в голову вас о чем-то расспрашивать.

– Вы не совсем понимаете. Ведь Спиро не собирался выходить со мной в море вчера ночью, у него было назначено в городе какое-то свидание. А я убедил его отменить встречу. Его мать до последней минуты даже ничего и не знала.

– Ну так что? Без сомнения, вы, как всегда, собирались заплатить ему сверхурочные, верно? Я, во всяком случае, так думаю... да-да, Мария мне все рассказывала. Поверьте, они были безмерно благодарны вам за то, что вы дали ему работу и с неизменной щедростью платили за нее. Спиро был о вас самого высокого мнения, и Мария тоже. Силы небесные, вам ли тревожиться, что они вам скажут?

– Как вы думаете, я могу им что-нибудь предложить?

– Деньги? – Филлида свела брови. – Не знаю. Надо подумать. Не представляю, что они теперь будут делать... Но об этом пока что рано тревожиться. Я задам им пару деликатных вопросов и сообщу вам, договорились? Но прошу вас, когда пойдете домой, лучше заберите эти снимки с собой. Я не успела их как следует просмотреть, но не хотелось бы, чтобы Мария наткнулась на них в такое тяжелое для нее время.

– Боже!.. Да, конечно, непременно заберу их.

Он взял папку со стола и нерешительно остановился, словно не вполне представляя, что делать дальше. Одна из привычек, вбитых мне моей профессией, – это наблюдать лица и вслушиваться в голоса, а если человек в это время переживает какое-то потрясение или стресс – тем лучше. Как актриса я никогда не достигну высшего уровня, зато здорово наловчилась разбираться в людях. И сейчас в нерешительности и жажде ободрения Годфри Мэннинга я ощущала что-то совершенно ему не присущее. Контраст между впечатлением, которое производил этот человек, и тем, во что превратил его шок, был чрезмерен – все равно что смотреть на фальшивящего актера. Я просто не могла этого вынести и спросила – торопливо и, наверное, не слишком тактично, словно необходимо было любой ценой отвлечь его:

– А это фотографии для вашей книги?

– Часть из них. Я принес на днях показать их Фил. Хотите посмотреть?

Он быстро подошел и положил папку на низкий столик перед моим креслом. По чести говоря, мне не очень-то хотелось сейчас смотреть снимки, среди которых, скорее всего, были и фотографии погибшего юноши, но Фил не стала возражать, а Годфри Мэннингу, совершенно очевидно, это могло принести хоть какое-то облегчение. Поэтому я промолчала, а он вытащил кипу снимков большого формата и начал раскладывать их передо мной.

На первых фотографиях были главным образом пейзажи: отвесные утесы и ослепительное море, яркие цветы, распластавшиеся по залитым солнцем скалам, крестьянки с их осликами и козами, бредущие между живыми изгородями из цветущих белоснежных яблонь и пурпурного ракитника или склоняющиеся с грудами разноцветной одежды для стирки над каменными купальнями. И море – оно присутствовало почти на всех снимках: обрамленный водорослями край заводи, или гребень бегущей волны, или хлопья пены на мокром песке. И одна совершенно чудесная фотография: узкая бухточка среди скал, посередине которой, улыбаясь и кося на камеру ярким смышленым глазом, качался на волнах дельфин.

– Ой, глядите, дельфин! – воскликнула я, в первый раз вспомнив свое утреннее приключение.

Годфри Мэннинг с любопытством посмотрел на меня, но не успела я ничего добавить, как Филлида уже отложила снимок в сторону и я увидела прямо перед собой фотографию погибшего юноши.

Он был очень похож на сестру: круглое лицо, широкая улыбка, загорелая кожа и копна густых черных волос, жестких и упругих, как вереск. Я сразу поняла, что имел в виду Годфри, называя паренька «прирожденной моделью». Крепкое тело и толстая шея, придающие Миранде тяжеловатый, крестьянский вид, превратились у Спиро в классический образец мужской силы, знакомые, намеренно подчеркнутые скульптурные формы. На фоне моря и скал юный грек казался столь же неотъемлемой частью пейзажа, как колонны храма на мысе Сунион.

Я мучительно гадала, как нарушить затянувшееся молчание, но сестра сделала это легко и непринужденно.

– Знаете, Годфри, я более чем уверена, что позднее, когда боль утраты немного утихнет, Мария будет рада получить какую-нибудь из этих фотографий. Почему бы вам не напечатать для нее несколько штук?