Внеклассные занятия (СИ) - "KOSHKAWEN" - Страница 5

Подскочив из-за стола так, что мой стул с грохотом рухнул на пол, задыхаясь от импульсивных рыданий, полными непонимания глазами смотрю в упор на родителей.

— Какой к черту брат?! — шепчу я из-за комка, который казалось, застрял в моем горле навечно. — Какая сестра?! Вы здесь все сошли с ума! Ненавижу вас!

Стремительно развернувшись, я убегаю в свою комнату, громко хлопнув дверью. Прижавшись к ней же спиной с другой стороны, я обессиленно сползаю по ней на пол, плача во все горло и задыхаясь от слез.

Я прорыдала большую часть ночи, к утру начиная мучиться головной болью. Не хотелось думать ни о чем. Даже о Максе. Меня предали. Жестоко предали самые близкие люди. Вывели на такие эмоции, о сосуществовании которых я даже не предполагала. К утру сон все же взял свое, унеся мое измученное сознание в страну единорогов и вечной радуги.

Только в первом часу я проснулась, судорожно вспоминая, что обещала историку явиться к нему за очередной порцией знаний. Опрометью я понеслась в душ, затащив в ванную комнату простынь. Виски ломило болью, глаза покраснели, будто у наркомана со стажем, а разум отказывался вообще что-то думать, видимо, полностью переключившись на режим покоя.

Решив, что на метро в положенное время добраться я уже не успею, взяла такси. Простояв драгоценное время в пробке, я все же появилась на пороге учителя… Почти в два.

— Да, Ярославцева, долго же ты спишь… — скрестив руки на груди, Даня встретил меня с таким серьезным выражением лица, которому мог позавидовать мой отец. Папа… Как же теперь мы будем жить?..

— Простите, пробки… — оправдываюсь я, стаскивая шелковый шарфик с шеи и снимая пальто. — Можете не менять своих планов — позанимаемся час-полтора.

— Посмотрим, — отвечает Даня, оторвавшись от дверного косяка и проходя в комнату. — Кроме того, что тебе нужно кое-что записать, я подобрал для тебя список книг, которые тебе бы не мешало прочесть перед поступлением в ВУЗ.

— Хорошо, — равнодушно отзываюсь я, понимая, что воля, что неволя — все равно. — Думаю, найду время что-то почитать.

Первый час занятий я скрупулезно пыталась сосредоточиться исключительно на истории, записывая все умные изречения Дани. Потом ненужные мысли начали лезть мне в голову. От бессонной ночи я чувствовала себя разбитым корытом. Пряча глаза, опуская голову к тетради, я тщательно старалась писать так, чтобы дрожь в моих руках была незаметна. Но видимо, наш историк оказался более чем наблюдательным.

— Что с тобой? — неожиданно спросил он, отчего я сразу же отложила ручку. — Почему глаза на мокром месте?

Кажется, я была подобна готовой взорваться бомбе. Стоило только обратиться ко мне с каким-то вопросом, не касающимся учебы, я лишилась последних сил сдерживаться. Закрыв лицо ладонями, я лишь смогла мотнуть головой, не в состоянии сказать, что все в порядке.

— Иди-ка сюда, — Даня под локоть поднял меня из-за стола и отвел к небольшому дивану, стоявшему в этой же комнате. — Что случилось?

Он присел рядом со мной, терпеливо ожидая, когда я сотру слезы с лица, которые никак не хотели меня отпускать. Мгновеньем позже в его руках уже оказался стакан воды и бумажная салфетка.

— У меня родители разводятся… — голос все еще дрожит, но мне почему-то отчаянно нужно высказаться.

— И отчего такой траур? — он снова оказывается совсем близко, удивляя меня своим вопросом.

— Но они не должны! Они просто не могут так поступить! — вспыльчиво произношу я, широко открытыми глазами уставившись на непробиваемого учителя.

— Могут, — убедительно заявил Даня, протягивая мне очередную салфетку. — А должны, или нет — не тебе решать.

— Вы не понимаете! — хмыкнула я, закатив глаза к потолку, обессиленно вздохнув. — Они прожили вместе всю жизнь, у нас хорошая образцовая семья и какая-то чужая тетка не должна ее рушить!

— Послушай, — голос парня звучит убедительно, но он все больше раздражает меня своими словами. — Твои родители живы, здоровы, а то, что в их жизни произошли перемены — нет чужой вины, а ты должна лишь поддержать каждого из них по-своему и не решать за других, кто кому должен.

— Бред! — насупившись, я складываю руки на груди, обижаясь уже на весь мир, который обязана делить с такими людьми, как Даниил Евгеньевич.

Тай бесшумно подошел к дивану и понимающе уткнулся мне в колени. Даня поднялся, прикуривая сигарету прямо в комнате.

— Можно мне тоже? — не знаю почему, но сейчас мне отчаянно хотелось курить. Никогда не думала, что меня когда-нибудь потянет к этому делу.

Немного удивившись, но, не задавая лишних вопросов, Даня протянул мне сигарету. Глубоко затянувшись пару раз, я едва не закашлялась, затушив сигарету в стоявшей рядом на тумбочке пепельнице, но все же сумев немного расслабиться.

— Мой отец… Он не такой… Он никогда бы…

Я снова не могу сдержать слезы, даже не замечая того, что Даня снова подсел ко мне, обняв за плечи, притянув к себе и успокаивающе гладя по голове.

— Успокойся… — тихо шепчет он, крепко сжимая мои плечи, отчего я ощущаю прилив какого-то умиротворения. — От тебя же теперь ничего не зависит… Ты только должна принять выбор родителей…

— Никогда не приму его! — сквозь сжатые зубы шепчу я в ответ, импульсивно сжав в кулаке ткань футболки на груди учителя.

Даня немного отстраняет меня от себя, встречаясь со мной своим внимательным взглядом. Он непривычно долго смотрит мне в глаза, попутно стирая влажную дорожку с моей щеки большим пальцем. Его палец скользит по скуле, останавливаясь на губах, контур которых он обводит нежным касанием. Невольно я опускаю взгляд на его губы, которые сейчас совсем близко.

— Глупая девочка… — шепчут губы напротив, неторопливо и едва ощутимо касаясь моих.

Я вздрагиваю всем телом, чувствуя, как электрический заряд прошел вдоль моего позвоночника, оставляя за собой какую-то внутреннюю дрожь, которую я ощущаю всем телом. Она волной проходит от макушки до кончиков пальцев, затем концентрируется где-то внизу живота, растекаясь приятным теплом внутри меня. Не получив и толики протеста, Даня разводит мои губы языком, проникая внутрь, углубляя этот спонтанный поцелуй. Я послушно принимаю его ласку, будто забывшись на время, потерявшись в глубинах той сладкой истомы, что пробирала меня до дрожи. Мысли запутались, стерлись, вместе со слезами, и даже облик Максима поблек от действий мужчины, который был сейчас рядом. Почему-то только теперь я почувствовала себя защищенной, и не такой обиженной и оскорбленной, как несколько часов назад. Лаская контур моих губ языком, и все увереннее увлекая меня в омут приятных ощущений, Даня едва заметно оторвался от меня, затем снова припал к моим губам, но этой небольшой передышки хватило мне, чтобы прийти в себя. Испуганно оттолкнув от себя учителя, я вскочила с дивана, бегом покидая комнату, напрочь забыв про злополучную тетрадь, оставшуюся на его столе. Даня проводил меня взглядом, переведя дыхание, продолжая сидеть на диване. Пальто и шарф я натягивала уже в подъезде, забыв про лифт, мчась прочь из дома учителя.

6. Как закалялась сталь

Мой мир рухнул. Более подходящей фразы, описывающей теперешние мои будни, я просто не могу подобрать. Дома бедлам — отец ушел в тот же день, как был оглашен приговор для нашей семьи, мать отрешенным приведением бродила по квартире, едва ли вспоминая о тотальном контроле над моими оценками, я же находилась сутки в ступоре от последней встречи с Даниилом Евгеньевичем, совершенно сбитая с толку его действиями. Отчего-то в моем здравом мозге поселился один въедливый таракан, нашептывающий о том, что Даня просто что-то делает — неважно что, ожидая на то обратной реакции, за которой привычно наблюдает, теша свое самолюбие. Ну и, конечно, прийти к такому выводу мне долго не давало наивное девичье сердце, заходясь приятной истомой, когда я вспоминала во всех подробностях предел моей глупости и доверчивости. Нет, думать об историке, как о мужчине — пик моего сумасшествия и безрассудства, к которому, я надеюсь, никогда не приду.