Страх разоблачения - Стэнтон Лорейн - Страница 37

— Хелен, ты где? Скажи что-нибудь!

— Что мне делать?

— Постарайся с ним не встречаться, но если ему удастся загнать тебя в угол, говори, что ты ничего не помнишь.

Хелен изо всех сил вцепилась в трубку. Вдруг этот человек, Мик Тревис, каким-то образом заставит ее вспомнить? Но она тут же затрясла головой в немом протесте. Если она позволит себе вспомнить, эти воспоминания поглотят ее, подобно голодным животным.

— Нет, мне надо держаться от него подальше. Он может… Я вообще не хочу с ним разговаривать.

— Тогда ты все время должна быть настороже. У этого человека нет ни чести, ни совести.

— Он знает, где я?

— Возможно, нет. Но я уверена, что он будет поджидать твоего возвращения домой.

У Хелен все еще дрожали руки, и все-таки она почувствовала, что при мысли о доме паника начала отпускать ее. Там будет Сет. И Ретта. Ей не придется иметь дело с Ми-ком Тревисом в одиночестве.

— Спасибо, что предупредила, — сказала она. — Не беспокойся за меня.

Рейчел с облегчением вздохнула:

— Постараюсь. Позвони мне, когда вернешься в Штаты.

— Обязательно. — Хелен немного помолчала, внезапно ощутив болезненную пустоту внутри. — Как прошла свадьба Гасси? Мне так хотелось приехать. Иногда мне кажется, что я никогда больше вас не увижу.

— Понимаю. Ужасно, что мы так далеко друг от друга. Свадьба была чудесная, но нам всем тебя не хватало.

— Я как-нибудь прилечу в Нью-Йорк, обещаю.

— Замечательно. Береги себя, Хелен.

Хелен неохотно положила трубку, не желая обрывать эту тоненькую ниточку, связывающую ее с прошлым. Она долго сидела не шевелясь, глядя сквозь окно в темноту сада и чувствуя, как в груди разрастается страх. Тут до нее донеслись крики веселящихся коллег, и она встала. Ей требовалось это чужое веселье, чтобы заглушить страх и заполнить пустоту в груди, забыть ночные кошмары, ожидающие ее в темноте.

Через неделю Джек Голден и Хай Шорр заперлись в небольшом бунгало в конце участка, чтобы посмотреть последние метры пленки. Когда экран опустел, Голден включил свет и грохнул кулаком по столу.

— Мать твою так, эта сучка Гэллоуэй испоганила всю картину! Что теперь делать, черт побери?

Хай задумчиво погладил подбородок.

— Ей нужна помощь, Джек. Я слышал, она пьет каждый вечер.

— Помощь?! Я ей помогу! Сделаю все, чтобы она никогда больше не работала!

— Твоей картине это не поможет, — спокойно заметил Хай. — Попробуй поговорить с ней, узнай, что ее беспокоит.

Джек сердито взглянул на него:

— Кто я, по-твоему? Психотерапевт?

— К сожалению, нет, но если так будет продолжаться, мы с тобой останемся без работы.

Так как спорить с этим было бесполезно, Голден мрачно замолчал. Через некоторое время он пробормотал:

— И что я должен ей сказать, будь она неладна?

— Спроси, нет ли у нее какой проблемы, не нужна ли ей помощь. Но будь тактичным, Джек. Если начнешь орать, только хуже будет.

Голден вскочил на ноги, подошел к окну и поднял жалюзи. Затем снова повернулся к Шорру, причем лицо у него было таким же красным, как цветы на его гавайской рубашке.

— Господи, как же я ненавижу все это дерьмо! Надо было мне послушаться моего старика и поступить в медицинское училище.

Хай цинично рассмеялся, а Джек зло посмотрел на него и выскочил из комнаты.

Вечером Хелен уединилась в своей комнате, налила себе виски и села со стаканом на кровать. Глаза заслезились, и горло обожгло, когда она выпила виски одним отчаянным глотком. Может быть, сегодня она заснет. Может быть, сегодня виски прогонит преследующие ее кошмары.

Она уже собралась улечься в постель, когда послышался нетерпеливый стук в дверь. Она заставила себя встать, открыла дверь и удивилась, увидев вышагивающего по холлу Голдена.

— У тебя есть несколько минут? Я хочу поговорить с тобой.

Ей не хотелось пускать его к себе в комнату, поэтому она переминалась с ноги на ногу, пытаясь сообразить, что делать. В полумраке холла он выглядел непривычно сосредоточенным. Она еще немного поколебалась, потом отступила в сторону и позволила ему войти.

Джек тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он неловко присел на краешек плетеного стула, и странным образом его смущение приободрило Хелен, сделало увереннее в себе. Она села напротив и заставила себя подождать, когда он заговорит первым.

— Слушай, Хелен, — наконец сказал он, — я только что просмотрел отснятый материал и понял, что у нас проблема. Он никуда не годится.

Хелен отпрянула, будто он ее ударил, и опустила голову, чтобы не встречаться с его злым взглядом.

— Ты стала отвратительно играть. В чем дело?

Она чувствовала, как дрожат ее губы, и презирала себя за слабость. Стыд и срам — плакать перед Джеком Голденом! Но слезы уже выкатились из глаз и поползли по щекам.

— Бог ты мой. какого черта ты ревешь?! — заорал он. — Я же тебя ни в чем не обвиняю. Скажи мне, в чем дело, чтобы можно было закончить картину!

Хелен закрыла лицо руками, не в состоянии сдержать поток слез.

— Я… совсем не сплю… все время снятся кошмары.

И ты каждый вечер надираешься, а на следующий день выдаешь нам дерьмовую игру? Это должно прекратиться, Хелен. Я хочу, чтобы ты обратилась к врачу. Пусть он выпишет тебе таблетки.

Хелен покачала головой, вспомнив, как предупреждала ее Ретта насчет этих маленьких черных лепешечек.

— Нет, никаких таблеток.

— Тогда собирай свои вещички и убирайся! Ты уволена! Его голос прозвучал в ее голове так выстрел — резкий и точный, нацеленный прямо в сердце. Она встретилась с ним взглядом и вздрогнула — столько в его глазах было ярости.

— Джек, пожалуйста…

— Что ты от меня хочешь? Чтобы я позволил тебе загубить фильм? Не выйдет, детка! Шла бы ты лучше к врачу, поскольку, если мне придется тебя заменить, я через суд получу с тебя все до цента, можешь не сомневаться. И ты никогда больше не получишь работу в кино.

Хелен умоляюще смотрела на него, но по выражению его лица видела, что он абсолютно серьезен. Она представить себе не могла, что ее когда-нибудь выгонят из Голливуда, что она превратится в парию, которая настолько ненадежна, что не в состоянии закончить фильм. От одной этой мысли она пришла в ужас и решила, что должна спасти свою карьеру.

— Хорошо, Джек, я пойду к врачу.

Эта безоговорочная капитуляция смягчила Джека.

— Ладно. Я знал, что ты хорошая девочка. А теперь отдохни. Я пришлю врача завтра утром.

Хелен тупо кивнула, проводила его до двери и вся в слезах упала на кровать, как тряпичная кукла.

На следующий день пришел доктор-мексиканец и несколько минут осматривал ее. Стройный, в белом костюме, который очень шел к смуглому цвету его кожи, с добрыми карими глазами. Ей так хотелось довериться ему, но он начал расспрашивать о том, что могло вызвать ее ночные кошмары, и она сразу замкнулась. Уходя, доктор оставил ей пузырек с таблетками.

В ту ночь Хелен обнаружила, что маленькая белая таблетка каким-то чудесным образом избавила ее от ночных кошмаров. Она хорошо выспалась и на следующий день работала спокойно и сосредоточенно. Джек перестал орать, а съемочная группа, казалось, дружно вздохнула с облегчением, так как его внимание снова было направлено на съемку.

Через месяц Хелен вернулась в Лос-Анджелес. Она чувствовала себя усталой и вымотанной, но довольной, что ей удалось закончить картину без новых конфликтов. Ретта встретила ее в аэропорту. Когда они пробирались сквозь толпу к лимузину, Хелен сказала:

— Я это сделала, Ретт! Я смогла выжить на съемках еще одной картины Джека Голдена!

Ретта как-то странно улыбнулась, но промолчала. Только когда они уже сидели в белом лимузине, она устремила на Хелен пронзительный взгляд и спросила:

— Что там случилось? Ты выглядишь ужасно.

— Просто устала. Ты же знаешь Джека, он ни на минуту не оставляет в покое. И еще я скучала по Сету. Мы так долго не виделись…

Ретта продолжала пристально смотреть на нее.