Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Обман и чудачества под видом науки - Гарднер Мартин - Страница 7


7
Изменить размер шрифта:

Зато у Великовского земное вращение затормозилось и очень кстати привело к расступлению Красного моря — как раз в тот момент, когда на него простёр руку Моисей, чтобы его одноплеменики убежали и дали потонуть египетским преследователям. На пару месяцев комета отошла, затем вовремя вернулась с громами и молниями, и густым облаком, и трубным звуком, и землетрясениями — всем, что сопровождало получение Десяти заповедей на Синае. Минуло ещё несколько лет, и органические осадки из кометного хвоста выпали в виде небесной манны, которой почти полвека питались еврейские переселенцы. К сожалению, Великовский не объясняет, почему манна отказывалась выпадать по субботам (Книга Исхода, глава 16).

На 52 года комета оставила землю в покое, но вернулась, когда Иисус Навин задержал солнце над Гаваоном, а луну — над долиной Аиалонской. Великовский сомневается, произошло это вследствие остановки земного вращения или смещения земной оси. В любом случае начались тектонические подъёмы, правда, на этот раз обошлось без смены магнитных полюсов и без искрообмена. После кометы остались камни града, выпавшие на ханаанеев.

Несколько лет земля охлаждалась и опадала назад, порождая множество локальных землетрясений, одно из которых разрушило стены Иерихона во время седьмого оркестрового обхода вокруг них, дирижируемого еврейскими жрецами. «Израильские племена, верившие в магию, думали, что голос земли отвечает голосу труб, звучавших в течение семи дней». В Ветхом завете доктор Великовский на место чудотворного бога ставит цепочку природных явлений.

Семь веков спустя, в начале последнего дохристианского тысячелетия волна катастроф возобновилась. На этот раз к земле подошёл Марс и вызвал внезапное поражение Синахерибовой армии плюс различные тектонические толчки, предсказанные Амосом, Исаией и иже с ними. Вторая половина «Столкновений миров» посвящена именно этим катастрофическим мелочам. Кончается сочинение убористо и безвкусно — нет нужды дочитывать скучая. (Аналогично в двухтомном ревизионизме истории Древнего Востока, планировавшемся к изданию Великовским и отчасти изданном.)

Любопытно отметить мимоходом спекуляции Великовского на поразительнейшей научной угадке всех времён и народов — объясняемой недолгим околоземным пребыванием Марса. В «Путешествиях Гулливера» Свифт приписывает лапутянам открытие двух марсианских спутников. Луны у красной планеты действительно две, но обнаружили их только полтораста лет спустя по «Гулливере»: потребовался век, чтобы построить телескоп достаточной величины. А Свифт к тому же ненамного ошибся в сателлитном периоде обращения. Один из спутников, Фобос, крутится в одинаковом с планетой направлении, востекая на марсианском западе и западая на марсианском востоке. Но при этом он является единственным сателлитом Солнечной системы, который вращается быстрее, чем центральное тело, — упомянуть об этом Свифт тоже не забыл. Великовский вменяет пророческому писателю знакомство с древними летописями о временах, когда марсианские луны можно было наблюдать невооружённым глазом. Ещё приписывает древним грекам мифическую колесницу бога войны, запряжённую двумя конями с кличками Фобос и Деймос.

Сплошь и рядом «Столкновения миров» отсылают к легендам, якобы вдохновлённым античными катастрофами. Собрать такую фольклорную коллекцию куда проще, чем может показаться. Легенды сложно датировать, а всякое чудо на любой каприз можно найти в верованиях хоть какого-то народа. Только и нужно, что грести лопатой первобытные фантазии, выписывать подходящие сказочные сюжеты и закрывать глаза на неподходящие. Последние действительно есть, но Великовский объясняет их «коллективной амнезией».

Хотя на «Столкновения миров» больше никто не поведётся, всё равно нельзя не поражаться рецензентному легковерию. Научный редактор “New York Herald Tribune” Иоанн О'Нейл оценил сочинение как «великолепный шедевр научного исследования». Гораций Кэлен, один из основателей Новошколы социсследований, отмеченный как выдающийся педагог, восхищается «силой исследовательского воображения, смелостью объяснений, охватом вопросов и данных — всем, что наполняет меня восхищением». Фёдор Фэкрей, редактор “New York Compass” превозносит открытия Великовского, которые «в глазах современников и потомков ставят его на один ряд с Галилеем, Ньютоном, Планком, Кеплером, Дарвиным, Эйнштейном». Книгу восторженно встретили Клифтон Фэдимен и Фултон Ауслер.

Доктор Великовский выступает идеальным примером лжеучёного — самоучки и отщепенца, одержимого догмой по соображениям, далёким от научных; непоколебимо уверенного в революционности своей работы; глухого к критике.

Космогонист родился в России в 1895 году. Погуляв в Европе и Ближнем Востоке, подучившись в различных местах, он наконец-то выпустился из Московского университета как доктор медицины. Затем терапевтствовал в Палестине и кончил психоаналитиком, недолгое время перенимая опыт Вильгельма Штекеля в Вене. (В качестве примера его медицинских изысканий можно почитать разбор им Фрейдовых сновидений в октябрьском выпуске Psychoanalytic Review за 1941 год.) В 1939 году он забрал жену и двоих дочерей в Нью-Йорк. Следующие девять лет он каждый день «открывал и закрывал двери в библиотеке Колумбийского университета». Своей кометой, он, видимо, занимался там.

Великовский — высокий, слегка сутулый седой мужчина с заострёнными чертами лица, прекрасными манерами, убедительной манерой говорить. «Не будь я психоаналитиком, — признаётся журналистам, — то критиканам бы слов не подибрал». Разумеется, светила мировой науки отказываются от теории Великовского не за её ошибочности, а из страха перерезать общие с учёной ортодоксией пуповины.

Убеждённость в этом он продемонстрировал Отповедью моим критикам (Answer to My Critics), опубликованной в июньском “Harper's” за 1951 год. С «крайне антинаучной яростью» учёное общество встретило книгу Великовского, демонстрируя «коллективную скотому» (слепое пятно), мешающую правильно понимать его открытия. Мало надежды на старшее поколение научных работников, «заинтересованных в ортодоксальных теориях» и «обычно утративших психологическую способность обучаться новому». Окончательно доказать великовщину способна только гибкомыслящая учёная молодёжь.

Ответ Великовского вызвал ответ ответу из-под пера профессора Иоанна Стюарта — астрофизика из Принстона. На столь разорительную критику Великовский откликнулся уж очень кратко. Кто знаком с современным естествознанием, не может не отметить двух великовсковских увёрток. Например, Стюарт отрицает за механическими законами возможность комете остановить и запустить снова земное вращение или Марсу — погнать Венеру по её нынешней орбите. Возражение Великовского очень простое: есть какие-то электро-магнитные влияния, странности небесной механики обеспечивающие. Разумеется, методами науки эти влияния не обнаружить, зато они служат прекрасную службу теориям Великовского, сопоставимую с оптическими отмазками Кира Рида. Объясняется необъясняемое — объясняется, правда, только для изгоев научного мира, в котором все, кроме нашего героя, настолько ослеплены предвзятостью, что остаётся лишь терпеливо втолковывать надуманные энергии ортодоксам. «Неготовность признать электрические и магнитные силы в небесах представляет опасность возвести её в статус догмата, призванного отстоять в небесной механике статус-кво».

Но в основе всех талантливых писаний Великовского, всех его фактов, ссылок и цитат, накопленных за девять лет спячки в колумбийской библиотеке, лежит редко поминаемая иррациональная посылка:

«Была весна 1940 года, когда за мной увязалась идея, очевидная из множества мест Библии, что во времена Исхода чудовищная естественная катастрофа действительно произошла».

Да, не только протестантские фундаменталисты признают боговдохновенность Танаха, а и ортодоксальные иудаисты. С Воливой Великовского роднит рационализация исконных верований, правда, более умная и завуалированная, как положено человеку с образованием.