Замки гнева - Барикко Алессандро - Страница 24

Мистер Райл не отрываясь смотрел на эту точку, под тремя огромными вязами. Он молчал и представлял себе человека, стоящего в этом месте, с растрепанными волосами, бесконечно усталого и которому некуда больше идти. Впрочем, кое-что он все-таки сказал.

— Прекрасное название.

— Что?

— «Кристалл-Палас»... Прекрасное название... старику Андерсону бы понравилось... Старику Андерсону все это бы понравилось... он бы изготовил для него самое лучшее стекло, какое только можно сделать... в этих делах он был настоящий гений...

— Вы хотите сказать, что без него вы мне не сделаете такое стекло?

— О, нет, я не это хочу сказать... конечно же, мы сможем его сделать... толщиной три миллиметра, может быть, даже и тоньше... Да, думаю, мы сможем его сделать, я хотел сказать только... с Андерсоном было бы по-другому, все было бы по-другому... но... не это важно. Вы можете на нас рассчитывать. Если вам нужны такие стекла, у вас они будут. Я вот только хотел бы знать... где тут на эскизе они заканчиваются, я не вижу?

— Где они заканчиваются? Да им конца нет.

— Как это — конца нет?

— Видите ли... он весь из стекла, понимаете? Стены, крыша, поперечный неф, все четыре входа... все сплошное стекло...

— Вы хотите сказать, что все это будет держаться на трехмиллиметровом стекле?

— Не все. Дворец держится на железных основах. А все остальное — из стекла.

— Остальное?

— Да... это просто... волшебство. Стекло придает ему волшебство, очарование... Ты входишь в помещение, а у тебя полное впечатление, что ты — под открытым небом... Ты чувствуешь себя защищенным стенами, сквозь которые можно смотреть вокруг и видеть далеко-далеко... Быть в помещении и вне его одновременно... чувствовать себя в надежном укрытии и в то же время — свободным... это и есть волшебство, и создать его может только стекло, только стекло.

— Но его понадобятся тонны... чтобы покрыть такое пространство, потребуется сумасшедшее количество стекла...

— Девять тысяч. Примерно девять тысяч тонн. И, как я понял, вам придется сделать в два раза больше, ведь так?

— Да, примерно. Чтобы получилось девять тысяч, понадобится, по крайней мере, тысяч двадцать.

— Никто еще не делал такого, понимаете?

— Никому никогда не приходила в голову такая сумасбродная идея, знаете ли.

И они замолчали, глядя друг на друга, — эти двое, и у каждого из них была за плечами жизнь, — у каждого — своя.

— Вы сделаете это, мистер Райл?

— Я — да. А вы?

Горо улыбнулся:

— Кто знает...

Они спустились вниз, на завод, чтобы осмотреть печи, стекло и все остальное. И вдруг Гектор Горо сильно побледнел и стал искать, за что бы ухватиться. Мистер Райл увидел, что его лицо покрылось потом. Глухой стон вырвался из его груди, такой тихий, будто он шел откуда-то издалека.

Но стон этот не взывал о помощи. Он был похож на отзвук какой-то внутренней борьбы. Таинственной борьбы. И поэтому никому и в голову не пришло подбежать к нему. Несколько рабочих остановились. Остановился и мистер Райл: но все они стояли неподвижно в нескольких шагах от этого человека, который, очевидно, вел какую-то невероятную внутреннюю борьбу, понятную ему одному. Эта борьба шла между ним и чем-то еще, что съедало его изнутри. И никого другого это не касалось. Где бы Гектор Горо в этот момент ни находился, он был наедине с самим собой.

Это длилось несколько секунд. Очень долгих.

Потом глухой стон, исходящий из груди Гектора Горо, прекратился и из его глаз исчез страх. Он вынул из кармана большой смешной носовой платок и вытер пот со лба.

— Я не потерял сознание, нет?

— Нет, — ответил мистер Райл, подходя к нему и предлагая руку.

— Сейчас мне гораздо лучше, не беспокойтесь... сейчас все пройдет... мне гораздо лучше.

Вокруг воцарилось молчание, — оно висело в воздухе как мыльный пузырь.

— Мне так неудобно... простите меня... простите.

Гектор Горо не соглашался, но в конце концов его убедили остаться на ночь. Было решено, что лучше ему будет уехать на следующий день, не стоило отправляться в такое тяжелое путешествие после того, что с ним случилось. Ему отвели комнату, окна которой выходили во фруктовый сад. Обои в бело-желтую полосочку, небольшая кровать под кружевным балдахином. Ковер, зеркало. Прямо из окна можно было любоваться занимающейся зарей. Это была прекрасная комната. Джун поставила на столик цветы. Белые. Цветы.

Вечером, сидя на веранде и поеживаясь от холода, мистер Райл слушал рассказы Гектора Горо о безмятежном Египте.

Рассказывал он медленным голосом, неторопливо. Но вдруг замолчал и, повернувшись к мистеру Райлу, прошептал:

— Какое у меня было лицо?

— Когда?

— Там, на заводе, сегодня днем.

— Ужасно испуганное.

Он и сам это знал, Гектор Горо. Он прекрасно знал, какое у него было лицо. В тот раз, на заводе, и все остальные разы.

— Я часто думаю, что вся эта история со стеклом... с «Кристалл-Паласом» и всеми прочими этими моими проектами... знаете, я часто думаю, что только у такого напуганного человека, как я, могла появиться такая мания. В глубине души — только один страх, — только он один, и ничего другого... понимаете? Это магическое свойство стекла... закрывать, не скрывая... можно находиться внутри замкнутого пространства и иметь возможность видеть все вокруг, иметь крышу над головой и видеть небо... чувствовать себя в помещении и вне его, одновременно... это хитрость, всего лишь хитрость... если вы чего-то хотите, и боитесь этого, вам нужно только поставить посередине стекло, — между вами и этим... и тогда вы сможете пройти совсем рядом с ним и все же быть в безопасности... Вот и все... я помещаю разные вещи под стекло, потому что так можно спастись... там, под ним, могут укрыться желания... это убежище от страха... удивительная прозрачная пещера... Вы понимаете?

Может быть, он и понимал, мистер Райл. Он подумал, что окна в поездах — тоже из стекла. И неважно, имеет ли это какое-то отношение к делу, это просто — факт. Он думал о том единственном разе в своей жизни, когда он действительно испугался. Еще он думал, что ему и в голову никогда не приходило искать убежище для своих желаний. Они появлялись у него, вот и все. Они были с ним. При нем. И все же он понимал все это, да, конечно, по-своему он все это хорошо понимал, потому что вместо ответа он сказал наконец очень просто:

— Знаете что, мистер Горо? Я счастлив, что для того, чтобы прийти в конце концов в то место под вязами, в центре «Кристалл-Паласа», вы оказались именно здесь. И стекло здесь ни при чем, и деньги — тоже... важно, что вы это сделали. Вы делаете очень большие и очень странные стеклянные бокалы. И смотреть в них — одно удовольствие. Правда.

На следующий день рано утром Гектор Горо уехал. У него снова был вид преуспевающего, уверенного в себе архитектора, он снова владел собой. Он еще раз понял, что душа его может находиться лишь в двух состояниях — триумфа или поражения. Они с мистером Райлом согласовали все детали поставок для «Кристалл-Паласа»: количество, цены, сроки доставки. Он возвращался в Париж с козырем, которым можно было играть против общего скептицизма.

Мистер Райл проводил его до дороги, до того места, где ждал Гарольд. Он там проезжал каждый день, Гарольд. Ему ничего не стоило остановиться на минутку и подвезти этого странного господина с растрепанными волосами. Правда-правда. Ну что ж, спасибо. За что?

— Комитет, должно быть, решит все в течение шестидесяти дней. Может быть, немного больше. Но максимум — через три месяца будет ответ. И я сразу же вам телеграфирую.

Они стояли друг против друга, а Гарольд сидел на своей колымаге, и вид у него был, как всегда, совершенно отсутствующий. — Послушайте, Горо, можно вам задать один вопрос?

— Конечно.

— Насколько у нас велика вероятность выиграть... то есть... я хочу сказать... Вы думаете, что выиграете?

Горо улыбнулся: