Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Хаггард Генри Райдер - Страница 47

Мы легли и заснули. Утром нас разбудил лай ужасных собак. Должно быть, их кормили.

Мы пожили в Калуне три месяца, самое ужасное время нашей жизни. В сравнении с этим наши утомительные странствия по снежным степям казались наслаждением, а пребывание в монастыре — раем. Но не стану подробно рассказывать об этом периоде. Отмечу лишь важнейшие события.

В полдень Афина прислала нам двух белых верховых лошадей, и мы поехали с нею вместе на прогулку. Она показала нам псарню, где за железными решетками сидели собаки хана. Никогда не видывал я таких огромных. Тибетские дворовые собаки в сравнении с ними показались бы комнатными собачками. Были тут рыжие и черные. Они бросались на железную решетку, как разъяренные волны на прибрежный утес. Они слушались только своих псарей да хана. Преступников и осужденных отдавали на съедение этим зверям. С ними же охотился хан за теми, кто имел несчастье навлечь на себя его гнев.

Мы объехали затем вокруг города по стене, представлявшей собою что-то наподобие улицы. Местами стена обрушилась, и надо было ехать осторожно. Отсюда открывался вид на равнину и реку. Сам город не представлял ничего интересного, и мы переехали через мост на другой берег реки. Тут перед нами замелькали прекрасно обработанные поля с системой ирригации. Там, куда вода не достигала естественным путем, для подъема ее были устроены колеса. Иногда воду таскали на своих плечах женщины. Афина рассказала нам, что население так быстро увеличивается, что людям становится тесно жить, и им пришлось бы убивать друг друга, если бы периодические неурожаи и голод не уменьшали число жителей.

— А нынче какой будет год? — спросил Лео.

— Опасаются неурожая, — отвечала она. — Мало дождей, а пламя над Горой предвещает, по народному поверию, засуху. Только бы народ не подумал, что это ваше появление принесло стране несчастье.

— Если они станут нас преследовать, — засмеялся Лео, — мы убежим на Гору.

— Разве вы ищете смерти? — мрачно спросила она. — Пока я жива, я не позволю вам перейти реку. Такова моя воля. А теперь вернемся домой.

На этот раз нас не позвали в столовую, и мы обедали у себя. Чтобы нам не было скучно, к нам пришли Афина и всюду следовавший за нею шаман. Она сказала нам, что хан задал пир, который будет продолжаться целую неделю, и она не хочет, чтобы мы были свидетелями всей низости ее двора. Мы провели довольно приятно несколько вечеров. До полуночи рассказывали об Англии, о странах, по которым путешествовали, об Александре Завоевателе и о древнем Египте. Афина слушала, не отрывая глаз от Лео.

Мы жили во дворце фактически как в тюрьме. Когда же мы выходили в другие дворцовые помещения, нас окружали придворные и досаждали своими расспросами. Придворные дамы стали ухаживать за Лео, посылать ему цветы и письма, назначали свидания. Стоило нам показаться на улице, как за нами собиралась целая толпа любопытных. Только прогулки за город вместе с женою хана были сравнительно приятны, но, опасаясь ревности мужа, Афина скоро прекратила их. Мы стали ездить в сопровождении солдат, которые должны были предупреждать нашу попытку к бегству. Между тем началась засуха, и крестьяне толпами преследовали нас, требуя, чтобы мы вернули им дождь: они считали нас виновниками своего бедствия. Оставалось только заниматься рыбной ловлей на реке да издали смотреть на Огненную гору, мечтая о возможности бежать или хоть как-нибудь снестись со жрицею. Нас мучила мысль о дальнейших поисках, о достижении цели нашего путешествия. Все время я старательно оберегал Лео от Афины, ни на минуту не оставляя их одних, и с той ночи в жилище Привратника она не говорила ему о своей любви; но я хорошо знал, что страсть ее не угасла и скоро взорвется. Я угадывал это по ее словам, движениям и трагическому выражению глаз.

Глава X

У шамана

Однажды Симбри пригласил нас на обед. Жил он в башне дворца. Мы не предвидели тогда, что здесь суждено разыграться последнему акту драмы. Под конец обеда Лео попросил шамана ходатайствовать перед ханшей, чтобы она отпустила нас, но старик посоветовал нам самим поговорить с нею.

— Кажется, Афина несчастлива в замужестве? — начал Лео.

— Ты прозорлив, друг, — отвечал шаман.

— И, кажется, она взглянула на меня благосклонно? — продолжал Лео, краснея.

— Ах! Ты запомнил кое-что из того, что произошло в домике у Дверей!

— Я запомнил также кое-что, относящееся к тебе, Симбри, и к ней.

— Ну и что же? — спросил шаман.

— А то, что я вовсе не желаю компрометировать первую женщину в вашем государстве.

— Это благородно, впрочем, здесь смотрят на такие вещи несколько иначе. Все были бы рады, если бы Афина вышла замуж за другого.

— При жизни хана?

— Все люди смертны. Хан много пьет последнее время.

— Ты хочешь сказать, что людей можно устранять? — сказал Лео. — Так знай же, я никогда не совершу подобного преступления.

При этих словах послышался шорох. Мы обернулись. Из-за завесы, за которой стояла кровать шамана, хранились его гороскопы и инструменты, вышла ханша.

— Кто говорил о преступлении? — спросила она. — Не ты ли, Лео?

— Я очень рад, что ты слышала мои слова, повелительница, — отвечал Лео, глядя на нее в упор.

— Я еще больше уважаю тебя за них. Я сама далека от мысли о преступлении, но то, что предопределено, — сбудется.

— Что именно? — спросил Лео.

— Скажи ему, шаман.

Симбри взял свиток и прочитал: до следующего новолуния хан Рассей умрет от руки чужеземца, который пришел в страну из-за гор, — так начертано в книге звезд.

— В таком случае, звезды лгут, — возразил Лео.

— Как угодно, — сказала Афина, — только он умрет не от моей руки или руки моих слуг, а от твоей.

— Отчего непременно я, отчего не Холли убьет его? Но если так, то меня, конечно, жестоко накажет его опечаленная вдова…

— Ты смеешься, Лео Винцей. Ведь ты знаешь, какой хан мне муж!

Мы с Лео почувствовали, что нам не избежать объяснения.

— Говори, царица, говори все, — сказал Лео решительно, — может быть, лучше высказаться.

— Хорошо же. Что было раньше, я не знаю, я скажу только, что открылось мне. С раннего детства, Лео, образ твой носился предо мной. Когда я впервые увидела тебя у реки, я узнала тебя. Я видела тебя раньше во сне. Однажды, еще маленькой девочкой, я заснула на траве на берегу реки, и ты пришел ко мне, только лицо твое было тогда моложе. С тех пор ты часто снился мне, и я привыкла считать тебя своим. Долго тянулись годы, и я чувствовала, что ты медленно приближаешься, ищешь меня, идешь ко мне, минуя холмы, пустыни, равнины, снежные степи. Три месяца тому назад мы сидели здесь вдвоем с Симбри: он учил меня читать в книге прошлого. И вот мне было видение. Я увидела тебя и твоего друга под обрывом. Я не лгу. Все это записано в свитке.

Боясь, что вы погибнете, мы поспешили с Симбри к реке и действительно увидели вас. Остальное вы знаете. Мы видели, как вы качались на веревке над пропастью, как ты, Лео, бросился в пропасть первый, а за тобою последовал твой храбрый товарищ.

Я спасла из воды тебя, свою давнишнюю, вечную любовь. Я предчувствовала опасность, которая тебе грозила. Моя рука спасла тебя, неужели ты оттолкнешь меня, царицу Калуна?

Она глядела на Лео с мольбой и ожиданием.

— Благодарю тебя, Афина, за то, что ты спасла меня, хотя было бы лучше, может быть, если бы я утонул. Но если все, что ты говоришь, правда, скажи, почему ты вышла замуж за другого?

Она отшатнулась, как будто кто-то кольнул ее ножом в сердце.

— Не брани меня, — жалобно сказала она, — я сошлась с этим безумцем по политическим соображениям. Меня уговорили выйти за него. Даже ты, Симбри, — будь ты проклят за это, — советовал мне вступить в брак с Рассеном, чтобы прекратить войну. Ты говорил мне, что мои сны — простая фантазия. Я уступила для блага своего народа.

— И своего собственного, — сказал Лео. — Я не осуждаю тебя, Афина. Однако ты говоришь, что я должен разрубить узел, убив твоею мужа, которого ты сама избрала. Ты говоришь о судьбе, но эту судьбу ты устроила сама. Твой сон и видение, которое заставило тебя идти на берег, — вымысел. Ты пришла на берег потому, что так приказала тебе Гезея.