Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Хаггард Генри Райдер - Страница 145

Никто не возражал, тем более, что все хорошо знали, как Умбелази задолго до встречи с Маминой мечтал о престолонаследии. Так отпало и это обвинение. Оставалось самое серьезное обвинение, что это она, Мамина, убила ребенка Нэнди, а не Мазапо.

Это обвинение вызвало в ней некоторое замешательство, я заметил тревогу, промелькнувшую в ее глазах.

— О король, но ведь с этим делом уже давно покончено, великий нианга Зикали определил, что Мазапо, мой муж, был колдун. За это преступление Мазапо приговорен к смерти. Разве и меня нужно судить за это?

— Нет, — ответил Панда. — Зикали только открыл, что преступление совершено при помощи яда. А яд нашли у Мазапо. Вот его и казнили, как колдуна. Но он ли пользовался ядом?

— Об этом следовало подумать прежде, чем его казнить, — прошептала Мамина, — но я забыла главное: известно, что Мазапо всегда враждебно относился к дому Сензангакона.

Панда ничего не ответил, а Нэнди встала и сказала:

— Разрешишь ли ты мне вызвать свидетеля по делу об этом яде, отец мой?

Панда кивнул головой, и Нэнди обратилась к одному из членов совета:

— Позови мою служанку Нахану, она ждет за калиткой.

Зулус вышел и вскоре вернулся с пожилой женщиной, которая нянчила Нэнди. Не выйдя замуж из-за какого-то физического недостатка, она навсегда осталась у нее в услужении. Ее все знали и уважали.

— Нахана, — попросила Нэнди, — расскажи королю и его совету то, что рассказала мне относительно одной женщины, как она заходила в мою хижину перед смертью моего ребенка и что она там делала. Скажи сперва, здесь ли эта женщина?

— Да, инкозазана, — ответила Нахана. — Вот она сидит. Как можно не узнать ее? — и она указала на Мамину, с напряженным вниманием прислушивающуюся к каждому слову.

— Расскажи об этой женщине и ее поступках, — сказал Панда.

— За два вечера до того, как ребенок захворал, я видела, что Мамина вползла в хижину моей госпожи Нэнди. Я лежала одна в углу большой хижины, и свет от очага не попадал на меня. Моей госпожи и ее сына не было в хижине. Узнав в женщине Мамину, которая состояла в дружбе с инкозазаной, я предположила, что она пришла навестить ее. Я осталась спокойно лежать в углу. Не обратила я особого внимания и на то, что она обсыпала маленькую циновку, на которой обыкновенно спал ребенок, каким-то порошком. Я слышала, что она обещала инкозазане принести что-нибудь, чтобы вывести насекомых. Мне, правда, показалось странным, что она всыпала порошок также в таз с теплой водой, приготовленной для купания младенца, и, бормоча какие-то слова, положила что-то в солому у дверного отверстия. Я хотела ее спросить, но она уже ушла. Как раз в это время я получила известие, что моя старая мать умирает в своем краале за четыре дня пути от Нодвенгу. Перед смертью она хотела меня видеть. Я забыла о Мамине и о порошке и побежала умолять госпожу Нэнди отпустить меня к матери. Она разрешила мне остаться с матерью, пока она жива. Но моя мать еще долго мучилась. Прошло несколько месяцев, пока я закрыла ей глаза. Затем наступили дни скорби и слез, несколько дней отдыха, а после них делили скот. Так прошло шесть месяцев. Я вернулась в услужение к своей госпоже и узнала, что Мамина стала второй женой моего господина Садуко, что ребенок моей госпожи умер и что Мазапо, первый муж Мамины, казнен за убийство ребенка. Но так как все это в прошлом, а Мамина была так добра ко мне, то мне и в голову не приходило рассказать о порошке, которым она посыпала циновку. Только после того, как она сбежала с королевичем, я рассказала все своей госпоже. Мы вместе тут же обыскали солому у дверей хижины и нашли снадобье, завернутое в мягкую кожу. Вот и все, что я знаю об этом деле, о король.

— Правду ли говорит эта женщина, Нэнди? — спросил Панда. — Может, она лжет, как и все остальные?

— Не думаю, отец мой. Смотри, вот мути (снадобье), которое Нахана и я нашли у дверей хижины, до этого дня закрытой.

И она положила на землю перед королем небольшой кожаный мешочек, сшитый сухими жилами.

Панда приказал одному из членов совета открыть мешочек. Зулус повиновался очень неохотно, очевидно, боясь колдовства, и высыпал содержимое на щит. Щит обнесли по кругу, чтобы все могли посмотреть. В мешочке лежало несколько сморщенных корешков, небольшой кусок человеческой берцовой кости, по-видимому, грудного ребенка. Отверстие кости было заткнуто деревянной втулкой и, как мне показалось, зубом змеи.

Панда взглянул, отшатнулся и сказал:

— Подойди сюда, Зикали мудрый, ты, который сведущ в магии, и скажи нам, что это за снадобье.

Зикали из своего угла тяжело заковылял к месту, где лежал щит. Когда он проходил мимо Мамины, она наклонилась к карлику и стала ему быстро что-то нашептывать. Но он прикрыл уши своими огромными руками, не желая слышать ее слов.

— Какое я имею отношение к этому делу, о король? — спросил он.

— Большое, как мне кажется, — сурово ответил Панда. — Ты, нианга, разоблачил колдуна Мазапо. В твоем краале скрывалась эта женщина. Ее привели вместе с тобой. Скажи нам, что это за мути. Но говори правду, чтобы не было основания называть тебя не только ниангой, но и колдуном. Иначе, — прибавил он, тщательно выбирая слова, — мне захочется убедиться, что тебя нельзя убить, как других людей. Я прикажу устроить тебе испытание, тем более, что недавно я услышал, что ты питаешь ненависть ко мне и к моему дому.

С минуту Зикали молчал в нерешительности. Он сознавал, должно быть, опасность, и быстрый ум его искал выхода. Затем он засмеялся своим жутким смехом и сказал:

— Ого! Король думает, что выдра в ловушке, — он бросил взгляд на охраняемую воинами изгородь и на свирепых палачей, пристально наблюдавших за ним. — Еще до того, как отец твой увидел свет, о сын Сензангакона, много-много раз казалось, что эта выдра попалась в ловушку. Однако я здесь, живой. Не делай опытов, о король, чтобы узнать, смертный ли я. Предупреждаю тебя: смерть, приходя к такому, как я, забирает с собою многих, очень многих… Ты разве не слышал поверье, что величайшему нианге суждено увидеть всех королей зулусов?

Что если он дойдет до конца своего жизненного пути, то не станет и короля зулусов?

Он устремил свой взор на Панду и на Сетевайо. Те в страхе съежились под его взглядом.

— Вспомни, — продолжал Зикали, — как Лютый владыка, которого уже давно нет в живых, грозил мне, «Тому, кому не следовало родиться», и убил всех, кого я любил. Но и его самого убили. Потом другие, и их тоже уже нет в живых. И только ты один, о Панда, не грозил ему. И ты один, о Панда, не был убит. Ну что, ты и теперь хочешь провести опыт, могу ли я умереть? Тогда прикажи своим собакам напасть на меня. Зикали готов, — и он скрестил руки и стал ждать.

Все тоже ждали, затаив дыхание: страшный карлик вступил в состязание с Пандой и Сетевайо. Он бросил вызов им обоим. И он выиграл. Это стало понятно, когда Панда сказал:

— Зачем мне убивать того, к кому я дружески относился в прошлом? И зачем ты говоришь такие неприятные вещи о смерти, о Зикали? В последнее время мы только о смерти и говорим! — Он вздохнул и прибавил: — Пожалуйста, скажи нам, что это за снадобье? Если не хочешь, то я пошлю за другим ниангой.

— Почему бы и не сказать, если ты спрашиваешь мягко и без угроз? Смотри, — и Зикали взял несколько сморщенных корешков, — это корни одной ядовитой травы, которая цветет по ночам на вершинах гор. Тому быку, который съест ее, смерть. Эти корни сварили в желчи и крови. Смерть приходит в хижину, если их с заклинаниями спрятать в ней. А это кость грудного ребенка, которого ненавидели, а потому бросили в лесу. Такая кость приносит несчастье грудным детям. А эта еще и наполнена заколдованным порошком. Смотри! — и, вытащив из кости деревянную втулку, он высыпал из нее какой-то серый порошок. — Это, — объяснил он, — зуб ядовитой змеи. После нужных заклинаний женщины используют его, чтобы отвратить сердце мужчины от другой женщины и привлечь его к себе. Я все сказал.

И он повернулся, чтобы уйти.