Когда птицы молчат (СИ) - "Птичка Певчая" - Страница 56

Михаил Петрович решил сменить тему и заговорил о Доме престарелых.

Мы почти закончили со сметой. Через месяц проведем тендер и наймем подрядчиков.

Это самое хорошее известие за последние дни, — я слабо улыбаюсь. Мне было искренне жаль стариков.

А пока попытаемся помочь им провизией и сменой персонала.

Вы заметили? — с волнением спросила я.

Что они живут, словно кому-то обязаны? Да, заметил. Они не заслужили такого отношения. Люди которые сейчас за ними ухаживают, некомпетентны. Я не знаю, как к этому отнесутся в вашем управлении, но, собственно, одной из причин нашей встречи является то, что я настаиваю на некоторых кадровых переменах.

Не думаю, что у нас обрадуются увольнениям, — говорю я.

Я предлагаю не сокращение, а замену.

Когда я говорила с директрисой, она на мое замечание ответила, что лучшего персонала за такие деньги, какие им платят, ей сложно было найти. Вряд ли это ее вина.

Поверьте, как руководитель, я знаю все методы воздействия на своих подчиненных. Уверен, что она не перепробовала и половины. Да, зарплаты там были маленькие, я это тоже исправлю, но мне не нужен человек, который не смог приструнить своих сотрудников, заставить их вести себя со старыми людьми достойно и уважительно, ведь они знали, на что соглашались, когда нанимались на работу. В этом было их главное предназначение. Я надеюсь, что в вашем управлении с пониманием отнесутся к моей просьбе. Количество рабочих мест не изменится, вы можете провести набор сотрудников в любое удобное время, но, с учетом повышенной зарплаты, мне бы хотелось, чтобы и требования к ним выдвигались соответствующие.

Я думаю, что моя начальница не будет возражать. Тем более, я так понимаю, что это учреждение вышло из-под контроля городского совета, а значит, все решения теперь принимают его спонсоры.

Кстати, если это действительно решенный вопрос и депутаты проголосовали за это на сессии, то мне бы хотелось увидеть документы, — улыбнулся мой собеседник. Он был деловым человеком до мозга костей. И это мне нравится.

Я не знаю всех тонкостей, но сразу же сообщу вам, как только выясню.

Хорошо.

Мы посидели ровно столько, сколько понадобилось для обсуждения всех рабочих моментов. Я видела, что он хочет что-то спросить, что его глаза иногда прищуриваются, словно он замечает в моем лице нечто такое, что вызывает у него жгучий интерес, но не осмеливается задать вопрос. И хорошо, что его манеры не позволили это. Я бы не смогла вынести праздного любопытства тогда, когда моя жизнь рушится.

За время нашей встречи мой мобильный дважды издавал короткие звуки, свидетельствующие о том, что мне пришло сообщение. Каждый раз я вздрагивала и не могла не потянуться к телефону, несмотря на то, что это было грубостью по отношению к моему собеседнику.

И каждый раз разочарование захлестывало меня, а надежда умирала, корчась в медленной предсмертной агонии.

День закончился незаметно, и когда я вышла за порог своего офиса, мои внутренние тревоги и волнения опять вернулись, подхватили меня и сбили с ног.

Я не хотела идти домой к родителям, потому что чувствовала немой упрек, исходящий даже от стен. Я по забывчивости чуть было не пошла в нашу с Владом квартиру, а когда поняла, куда направляюсь, задохнулась от боли.

Встала посреди сквера, абсолютно потерянная, раздавленная, присела на лавочку без боязни испачкать юбку и просидела так до глубокой ночи.

Отчет по поездке вызвал одобрение у начальства. Контракт с нами намерены продлевать, программное обеспечение после устранения глупой ошибки работает превосходно.

Когда меня слушали, я едва мог находить нужные слова, потому что внутри было пусто. И холодно.

Когда мне пожимали руку мои коллеги, я не мог выдавить из себя ответной улыбки на их поздравления и теплые слова. Никогда не умел притворяться, вести себя не так, как чувствую. Ира всегда говорила, что у меня на лице все написано…

Ты молодец, надеюсь, Гонконг стоило увидеть, — восхищенно и слегка завистливо говорит мне Вадим.

Да.

Жаль, что не меня послали.

Это точно.

Ты хоть успел там оценить ночную жизнь?

Нет.

Что, даже ни в одном клубе не побывал?

Нет.

Отчего же? Китайцы пытались добиться от тебя чего-то, что не входит в рамки контракта по обслуживанию, и отняли все свободное время? — спрашивает Вронский. Он стоит рядом, серьезный взгляд сосредоточен на моем лице. Словно ко мне есть какие-то претензии. Но китайцы были довольны, производство запустили в первый же день моего приезда, потом только мелочи и наладочные работы. Неужели что-то осталось недоделанным? Хотя он сам похвалил меня за работу.

Нет. Все было в рамках наших договоренностей. Не собирался ничего сверху делать. Если хотят — пусть заключают новый контракт. Просто не было времени для развлечений.

Вронский кивает и уходит. Остальные продолжают донимать вопросами и пошленькими намеками, но я резко разворачиваюсь и ухожу, оставив без ответа все их предположения.

Меня провожают слегка ошарашенными взглядами, но плевать на всех. Я захожу в кабинет, падаю в кресло и откидываю голову назад. В голове, словно грустная мелодия, звучит нежный женский голос, который я уже успел позабыть за столько лет.

Влад, вы с Ирой расстались? Как жаль, вы были такой прекрасной парой.

С чего вдруг ты это решила? — тогда я был искренне удивлен. Тогда моя жизнь была еще целой, полной, управляемой. Тогда я только что поцеловал красавицу-жену, приехавшую меня проводить, и сел в самолет.

Ну как же, я видела ее возле аэропорта. Сначала подумала, что она провожает тебя, но она, по-видимому, встречала другого мужчину.

Ты ошиблась.

Влад, они целовались, — в ее голосе смущение. У меня в сердце дыра.

Ко мне в кабинет врывается Славик. Он никогда не понимал намеков, будь они такими же прозрачными, как стекло.

Да что с тобой происходит? Ты не заболел?

Нет.

Ты паршиво выглядишь. Я бы сказал, что на тебе лица нет.

Чего ты хочешь, а?

Все же хорошо прошло, контракт сохранен.

Не лезь в душу.

С женой, что ли, проблемы?

Отвали!

Славик невесело присвистывает.

Что, как в анекдоте? Возвращается муж из командировки…

Пошел на хрен! — я не выдерживаю и срываюсь. Какое кому собачье дело?

Славик неопределенно хмыкает и вылетает из кабинета, натыкаясь на моего начальника. Вронский смотрит на него, потом на меня, но молча проходит мимо. Он наверняка слышал окончание разговора со Славиком. И умно поступил, предпочитая не вмешиваться. Это, к хренам собачьим, не их дело!

На столе мой мобильный начинает светиться и вибрировать. Смотрю на дисплей. Только ее мне сейчас не хватало. Ну зачем она тогда села в мой самолет? Зачем я заметил ее? Нет, гонца все же не зря убивают. Я ее ненавижу сейчас.

Хотя, не знаю, изменило бы ее отсутствие на том рейсе хоть что-нибудь. Когда я вернулся, Ира уже знала, как поступит. Я видел, как ровно она держала спину, как упрямо поджимала губы, как мгновенно все поняла. Она не стала водить меня за нос. Она не хотела сохранить нашу семью. Она все решила.

Я хватаю голову руками, яростно взъерошив волосы. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу ее улыбку, я вижу ее сияющее лицо, склоненное над нашей дочерью. Чего ей не хватало? Что я не мог дать ей? Не знаю, не знаю!

Она всегда была порядочной, милой, заботливой, была моей поддержкой, я привык жить, зная, что она есть, что она всегда поможет советом, что ждет меня, что я в любую минуту могу прикоснуться к ней и найти успокоение в кольце ее тонких, нежных рук.

Мысль о том, что случилось, долго не могла прокрасться в мою голову. Чужие руки на ее молочной коже. Дерзкий рот накрывает ее полные губы, покрывает поцелуями податливое тело. Она выгибалась под его тяжестью? Кричала, когда достигала кульминации? Что он сделал, чтобы заставить ее полюбить?

Навязчивые трели сверлят мозг, как дрель. Она собрала вещи и ушла. Но почему не к нему? Почему к родителям? Это дань уважения нашему прошлому? Это не вовремя проявленная стыдливость? Боится ранить мои чувства, сразу переехав к своему е*арю?