Быть зверем - Стукалин Юрий Викторович - Страница 10

Позавтракав, мы прошли в закрытый двор отеля, сели в джип и поехали в сторону древнего Ушмаля. Ник расположился за рулем, мулатка примостилась рядом с ним на переднем сиденье, а мы с Камилой – на заднем. Она сразу придвинулась поближе, всунула свою ладошку в мою руку и опустила голову мне на плечо. Из Мериды мы выбирались медленно, поскольку дороги в этом городе существуют не для автомобилей, а для пешеходов. Лишь благодаря местным «гибэдэдэшникам», пытающимся свистком и взмахами жезла регулировать беспорядочное движение, нам удавалось продираться сквозь толпы людей. Никто сим гибэдэдэшникам не перечит, потому что у каждого из них за спиной висит большое ружье.

Дорога к Ушмалю была долгой, и Камила заснула на моем плече. Панамка о чем-то оживленно болтала с Ником, а я смотрел на проносящиеся мимо пейзажи, с сожалением думая о том, что завтра нам придется расстаться.

– Камила! – смеясь окликнул Ник, не отрывая взгляда от дороги. – Скажи, пожалуйста, твоя подруга как-нибудь выключается?

– А что?

– Она говорит не умолкая с тех пор, как я открыл глаза. Вернее, я открыл глаза оттого, что услышал, как она говорит.

– Да, она любит поболтать, – улыбнулась Камила и снова опустила голову мне на плечо.

Панамка рассмеялась, кокетливо шлепнула Ника по ноге и продолжила ему что-то рассказывать.

– Она даже когда трахается – либо стонет, либо говорит без умолку, – перейдя на русский, сказал Ник, обращаясь ко мне. – Все несет какую-то чепуху не по делу.

– А ты ей рот скотчем залепи, – посоветовал я.

– Говорите на испанском! – вмешалась в разговор панамка.

– Я сказал, что ты постоянно болтаешь, – честно признался Ник.

– Если тебе не нравится, я могу замолчать. – Она надула губки, отвернулась к окну, но тут же обернулась: – Но сперва дорасскажу про своего брата!

Рассмеялась даже полусонная Камила, а мы с Ником еще долго не могли успокоиться.

– Что я такого сказала? – не поняла нашего смеха мулатка.

– Ничего, говори, говори. – Ник вытер выступившую слезу, после чего не выдержал и забился в истерическом смехе.

Камила забралась на сиденье с ногами, положила мне голову на колени и свернулась калачиком. Я аккуратно убрал ей длинные волосы с лица. Она улыбнулась мне и, закрывая глаза, сказала:

– Спасибо, любимый.

Она заснула, а я откинул голову на подголовник и сидел не шелохнувшись, боясь потревожить ее сон…

Мы подъехали к развалинам древнего города. Когда-то он был огромным, но археологи пока смогли восстановить лишь малую его часть. Еще издали мы увидели жемчужину Ушмаля – величественную пирамиду метров тридцати, словно молчаливый страж, возвышающуюся над сельвой.

– Смотрите! Пирамида Волшебника! – радостно воскликнул Ник. – Я ее в книгах столько раз видел!

Это была первая майяская пирамида, увиденная Ником, и можно было понять его восторг. Года четыре назад все желающие еще могли спокойно взбираться на нее, но с тех пор власти разумно запретили делать это, поскольку иногда смельчаки по неосторожности падали вниз, а потому перед ней красовалась табличка, запрещающая проход на лестницу. Как и в некоторых других древних городищах, в Ушмале за соблюдением порядка наблюдают несколько смотрителей, но нам повезло, и вокруг никого из них не оказалось. Упустить такую возможность было бы непростительно, и, когда мы подошли ближе, я повернулся к Камиле:

– Полезли?

– Конечно! – ответил за нее Ник и потащил панамку за собой в сторону крутой лестницы.

– Нет. Нет. Нет, – несколько раз твердо произнесла панамка, с ужасом глядя на вершину пирамиды. – Я боюсь высоты.

– Да? – Ник удивленно посмотрел на нее, после чего прошептал что-то ей на ухо.

– Да? – удивленно посмотрела на него панамка, затем задрала голову и окинула взглядом находившуюся на вершине пирамиды постройку. – Ну, пойдем.

Надо сказать, что лестница действительно оказалась очень крутой. Когда взбираешься на пирамиды майя, чувствуешь, как по коже порой пробегает мерзкий холодок. Малейшее неверное движение, и ты мячиком полетишь вниз, пересчитывая острые выступы полуразрушенных ступеней. Кроме того, высота ступеней доходит до колен, и требуется немало усилий, чтобы попасть на вершину пирамиды, к расположенному там небольшому храму. Но великолепный вид, открывающийся оттуда, того стоит.

– Море сельвы, – сказала Камила, и сравнение было удивительно точным. Со всех сторон до линии горизонта город окружали ядовито-зеленые леса, и лишь кое-где возвышались большие холмы.

– Каждый из этих холмов когда-то был пирамидой, – тихо сказала Камила, спустилась на пару ступенек вниз и села, молча всматриваясь вдаль. Я присоединился к ней.

– Ник! Идите сюда, посмотрите, какая красота! – окликнул я друга, удалившегося вместе с панамкой в небольшое помещение храма, находившегося на вершине пирамиды.

– Не-е, мы храм осматриваем, – бодро ответил он мне.

– Ага… ага… смот… рим… х-храм… – подтвердила панамка срывающимся голосом.

Мне было нечего ответить им, и я лишь развел руками, а Камила покачала головой и тяжело вздохнула.

– Ты устала? – спросил ее я.

– Нет, мне просто грустно, – ответила она, беря меня за руку. – Завтра утром ты поедешь в одну сторону, а я в другую. Но ты не обращай внимания, сейчас я успокоюсь.

– Ты можешь поехать с нами.

– Нет, через два дня я должна вернуться на работу.

– Судя по твоему лицу, я тебе испортил отпуск.

Она покачала головой, высвободила руку и достала сигарету. Пальцы ее дрожали. Я поднес ей зажигалку, а потом прикурил сам.

– Ты хочешь, чтобы я после Чиапаса заехал к тебе?

Камила внимательно посмотрела на меня и кивнула.

– Я хочу, чтобы ты не уезжал. Чтобы поехал со мной. – Она затянулась, выпустила дым и добавила: – Я хочу, чтобы ты остался со мной.

– Остался? – я улыбнулся. – Но ты совсем не знаешь меня.

– Мне не надо тебя знать. Я тебя чувствую. Ты приедешь ко мне?

– Я приеду к тебе, но ты должна обещать, что приедешь ко мне.

– В Москву? – она удивленно заглянула мне в глаза.

– Да, – кивнул я.

– Ты хочешь, чтобы я там замерзла в вашем снегу? – укоризненно покачала она головой, но в ее голосе проскользнули веселые нотки.

– Только об этом и думаю.

– Тогда, конечно, приеду.

– И останешься?

– Ты делаешь мне предложение или боишься, что я могу остаться?

– Нет, я боюсь, что ты можешь уехать.

– Кто куда уехать? – панамка всунула голову между нами, обнимая нас руками за плечи.

– Сходи-ка ты лучше руки помой, – отстранился я.

– Ты чего мою девушку обижаешь, – раздался за спиной голос Ника, полный доброжелательного удовлетворения осчастливленного самца.

– Ник, тебе не стыдно? – я повернул голову и осуждающе посмотрел на него. – Здесь люди к богам взывали, а ты взял и все опаскудил.

– Это все она, – он указал пальцем на свою подругу. – Я ей говорю: посмотри, какая красота, а она…

– Тебе под юбку лезет, – закончил за него я.

– Ну, типа да.

– Ладно, не ссорьтесь, лучше пойдем дальше. – Камила встала и начала осторожно спускаться вниз по крутым ступенькам.

Спуск с индейских пирамид всегда дается гораздо сложнее, чем подъем на них. Ты смотришь себе под ноги и видишь лишь маленькие точки проходящих внизу людей. Многие спускаются, перенося свои ягодицы с одной ступени на другую – отлепил от одной, прилепил к другой, отлепил, прилепил, передохнул и снова отлепил. А ступеней обычно – ой как много.

Мы бродили по Ушмалю часа два, разглядывая творения людей, живших здесь много сотен лет назад. Повсюду со стен построек на нас взирали изображения Чака – Бога Дождя, напоминающего морду слона, с большими и круглыми, как мексиканские лепешки, глазами и змееобразным хоботом. В свою прошлую поездку мне не удалось попасть сюда, и теперь я ходил наслаждаясь величественными видами некогда могущественного города майя. Отдыхающих искателей приключений здесь хватает, но большую их часть чаще все же везут из Канкуна в другой город – вылизанную до блеска, сувенироподобную Чичен-Ицу, где каждый камешек говорит не столько о былом величии, сколько о хорошо налаженном туристическом бизнесе. Но Чичен-Ица не может сравниться с Ушмалем, где время останавливается и ты зависаешь между прошлым и настоящим.