Быть зверем - Стукалин Юрий Викторович - Страница 1

Юрий Стукалин

БЫТЬ ЗВЕРЕМ

Глава первая

Стая спящих обезьян-ревунов встрепенулась и заметалась с ветки на ветку, рассыпаясь в кронах высоких деревьев. Легкая дымка предутреннего тумана расступилась, и на узкой тропе появилась цепочка обнаженных, бегущих легкой трусцой людей. Их бронзовые тела блестели от пота, а черные, стянутые на затылке в тугой пучок волосы вздымались и падали в такт ровному бегу. Их глаза напряженно всматривались в спутанные заросли сельвы, а пальцы крепко сжимали длинные копья и боевые палицы.

Ревуны, цепляясь сильными лапами за ветви деревьев, видели сверху, как цепочка воинов проследовала дальше по тропе, а затем появились четверо крепких мужчин, несущих на плечах крытый хлопковой материей паланкин. Но и они, мягко ступая по земле, проскользнули мимо и скрылись из вида, замыкаемые отрядом из двух десятков бойцов в панцирях из стеганого хлопка, впереди которых бежал высокий молодой человек. От остальных краснокожих его отличала лишь накинутая на плечи пятнистая шкура ягуара и надетое на шею ожерелье из нефритовых бусин с выгравированными на них мистическими знаками.

Эти люди не были охотниками и не представляли опасности для стаи. Вожак опустился на разлапистую ветку сейбы, обхватил ее хвостом, закрыл глаза и тут же уснул. Стая последовала его примеру, растворяясь среди густой листвы вековых деревьев.

Но в этот день ревунам не суждено было спокойно досматривать свои обезьяньи сны. Не прошло и часа, как топот копыт вновь вырвал стаю из объятий бога сна, а страх разметал их по кронам соседних деревьев.

Вереница всадников в поблескивавших в лунном свете латах, сопровождаемая несколькими мощными псами в утыканных шипами ошейниках, пронеслась по тропе, окончательно перепугав обезьян, огласивших округу истошными воплями ужаса. Стайки потревоженных попугаев взметнулись в небо, вдали раздался рассерженный рык ягуара, и сельва ожила, наполняясь безудержными криками разбуженных животных и птиц…

Человек в шкуре ягуара взмахнул рукой, и его люди послушно остановились. Он внимательно прислушался к поднятому вдали шуму, а затем жестом подозвал к себе одного из бойцов:

– Ты, Чак-Чан[1], возьми пятерых воинов и задержи преследователей. Прощай. – Он знал, что в этом мире они больше не увидят друг друга.

– Прощай, Балум[2], сын правителя. – Не мешкая, Чак-Чан и его бойцы скрылись в зарослях, обступающих тропу, а Балум с оставшимися людьми побежал за удаляющимся паланкином.

Воины расположились в зарослях у тропы, намереваясь неожиданно атаковать врагов. Они понимали, что в любом случае не смогут сдержать натиска конных конкистадоров, но были полны решимости сделать все, что от них зависело. Каждый из них был вооружен палицей, луком со стрелами и копьем. С таким оружием против беспощадных преследователей, закованных в латы и сражавшихся стальными мечами, легко разрубавшими человека пополам, они были бессильны. Долгий бег измотал их, и они скинули панцири, которые все равно не могли защитить их от мечей и арбалетов белокожих, и сели передохнуть. Спустя некоторое время Чак-Чан приложил ухо к земле:

– Они приближаются. Я слышу топот копыт. Готовьтесь к последнему бою, друзья.

Чак-Чан взобрался на ветку дерева, нависавшую метрах в трех над тропой, а остальные пятеро затаились в зарослях. Долго ждать не пришлось. Первыми на тропу выскочили три огромных пса. Они мчались впереди всадников, разинув клыкастые пасти, с которых слетали брызги пенящейся слюны. Боевые псы, натасканные на людей. Индейцы знали, на что способны эти полудикие твари, и первые стрелы полетели в них. Три стрелы вонзились в передового пса, он завизжал, крутанулся на месте и рухнул замертво. Два других зверя кинулись в чащу. Они набросились на ближайшего индейца. Один вцепился зубами в правую руку, ломая кости бедняги в мелкие щепки. Второй вонзил огромные клыки в обнаженный живот и мотнул головой, вырывая внутренности. Секунда, и индеец был мертв.

Засада раскрылась, и более не было надобности прятаться. Два воина, выставив перед собой копья, двинулись на разъяренных псов, а остальные двое выскочили на тропу навстречу приближавшимся всадникам. Их копья взметнулись в воздух и точно достигли цели, но стальные латы хорошо защищали иноземцев. Через мгновение оба краснокожих были сбиты лошадьми наземь и растоптаны ударами копыт. В зарослях слышался утробный рык собак и вопли индейцев, и один из всадников направил туда своего скакуна. Два индейца, прижавшись спиной к стволу дерева, отчаянно отбивались копьями от метавшихся вокруг них злобных псов. Их изодранные в кровь тела жались друг к другу, и было видно, что силы вот-вот покинут их. Испанец спешился и, занеся меч, зашел сбоку. Индейцы заметили его, но, сдерживая собак, не могли ничего поделать. Меч просвистел в воздухе, отсекая обе ноги ближайшего краснокожего. Потерявшее опору тело упало в траву, и тут же в череп несчастного вонзились клыки одного из псов. Второй индеец попытался бежать, но не успел сделать и двух шагов, как другой зверь настиг его и сбил на землю. Смертоносные челюсти вырвали кусок плоти из спины распростертого воина, и тот, стиснув зубы от боли, уже был готов принять смерть, но резкий голос хозяина отозвал пса. Испанец подошел к распростертому телу и мыском сапога перевернул его на спину. Глаза индейца пылали ненавистью, губы сжались в тонкую нить. Понимая, какую ужасающую боль должен испытывать его поверженный противник, испанец плюнул краснокожему в лицо и процедил сквозь зубы:

– Вонючее животное. Если бы ты был человеком, ты бы сейчас кричал от боли.

Он вскинул свой окровавленный меч и быстрыми, резкими ударами отсек ему обе стопы.

– А теперь бегай по своим треклятым джунглям, красножопый.

Свистнув собак, испанец выбрался из зарослей, взял коня под уздцы и подошел к своим сотоварищам. Он кивнул человеку на белом коне:

– Пятеро макак убиты, капитан. Мы потеряли одного из моих псов.

– Хорошо, Гарсия. Гонцы где-то рядом, нам следует поспешить.

Всадник потянул поводья, но в этот момент из нависавших над тропой ветвей метнулось бронзовое тело. Чак-Чан вонзил обсидиановый нож в незащищенную доспехами шею врага и провернул его внутри. Капитан выронил поводья, захрипел и вместе с Чак-Чаном вывалился из седла на землю. Лошадь шарахнулась в сторону, испанцы пришли в замешательство, но собаки среагировали молниеносно.

Обойдя псов, рвущих на куски смелого воина, Гарсия подошел к капитану и присел на одно колено, осматривая его.

– Капитан мертв, – сказал он, поднимаясь. – Я, как старший по званию, теперь принимаю командование на себя.

Вскочив на коня, испанец указал рукой на ближайших солдат:

– Вы двое. Останьтесь и похороните его как доброго христианина, а потом живо нагоняйте нас.

Солдаты кивнули в ответ, но по их лицам было видно, что особого восторга от необходимости остаться здесь они не испытывали.

– Может быть, мы возьмем тело с собой и похороним потом? – робко спросил один из них.

– Нет. При такой жаре он начнет смердеть через пару часов, – резко оборвал Гарсия и пришпорил коня.

Остальные солдаты поскакали следом, оставляя двоих незадачливых товарищей у тела мертвого капитана во враждебных джунглях.

Всего двенадцать часов полета с четырехчасовой задержкой в аэропорту Франкфурта-на-Майне, и мы в Мексике. Позади суровая русская зима, равнодушные, больше похожие на собачий оскал улыбки немецких стюардесс, и мы выходим под палящее солнце благословенного полуострова Юкатан. Я нервно тянусь за сигаретой, вспоминая непереносимый девиз садистов из авиакомпании «Люфтганза»: «На борту нашего самолета не курят!», и с наслаждением выдыхаю клубы едкого дыма. Мне хорошо.