Эрик XIV - Стриндберг Август Юхан - Страница 3

Эрик (стоит у стола с короной). Уж не желаешь ли ты из мести отравить самый сладостный и великий миг моей жизни напоминаньем о предательстве твоего сына, которое я великодушно ему простил?

Сванте Стуре. Господин Нильс никогда не совершал предательства!

Эрик. Господи Иисусе! Малый ослушался приказа на войне, и это предательство…

Сванте Стуре. Он ослушался, когда ему было велено действовать бесчеловечно…

Эрик. Война всегда бесчеловечна, а у кого куражу не хватает разить врага – пусть дома сидит на печке! Впрочем, довольно! Говори же, господин Нильс, о нашем деле!

Нильс Стуре. Ваше величество, тяжко мне исполнять возложенное на меня поручение…

Эрик. Где письмо?

Нильс Стуре. Письма никакого нет. К несчастью, ответить велено лишь на словах, и то их следует перевести прилично, дабы не осквернить вашего слуха и собственных уст! '

Эрик. Отказ?

Нильс Стуре (помолчав). Да.

Эрик. А ты ведь радуешься, каналья!

Нильс Стуре. Боже избави, нет…

Эрик. Нет, нет, ты посмеиваешься исподтишка!

Сванте Стуре. Он вовсе не смеется!

Эрик. Нет, я видел, видел, он смеялся! Да и сам ты смеялся, старый шут! Вы все, все трое смеялись – я видел. Карин, ты заметила – они ухмылялись?

Карин. Нет, клянусь всем святым…

Эрик. И ты? Все силы ада сговорились против меня. Вон, вон отсюда, к черту! Вон, негодяи! (Швыряет корону, подбирает предметы, сброшенные прежде с балкона и запускает ими в уходящих Нильса и Эрика.)

Сванте Стуре (он остался). Горе стране, которою правит безумец!

Эрик. И это меня, своего короля, ты называешь безумцем, мерзавец, сукин сын!

Карин. Эрик, Эрик!

Эрик. Уймись ты!

Сванте Стуре (уходя). Помилуй нас, господи!

Эрик. Но я-то тебя не помилую, не сомневайся! (Обращается к Карин.) Ну что – рада? Отвечай! А можешь и не отвечать, я знаю наперед твои чувства, я читаю твои мысли, я слышу слова твои, которых ты не смеешь выговорить вслух. Как тебе не радоваться, когда я получил по носу, и твоя соперница вдобавок хулила меня. И теперь ты думаешь, что одна будешь мною вертеть, а? Думаешь, я пропал, погиб, и ты одна утешишь меня! Тебе – меня утешить! Когда плебеи хохочут над моей бедой, а господа пируют в честь моего унижения! А уж твои отец с матерью – встретить бы их сегодня – я им головы сверну; вот кто радуется! А мачеха! Так и вижу – сидит и хохочет, выбитый зуб показывает, у нее наверху один зуб выбит, говорят, покойного батюшки работа. Все королевство веселится – кроме меня. Меня! Ха-ха!

Придворный (входя). Господин Нильс Юлленшерна!

Эрик. Юлленшерна! Какое счастье! Это преданный человек, и подлинно человек! Внести его на золотом стуле!

Карин (встает). Я уйду!

Эрик. Ступай ко всем чертям! (Швыряет ей вслед шкатулку.) И сплетничай на здоровье!

Входит Нильс Юлленшерна.

Нильс! Ты! Приятно поговорить с умным человеком после всех этих ублюдков! Скажи-ка, Нильс, что за история там вышла на английских берегах? Спятила она, что ли?

Нильс Юлленшерна. Нет, ваше величество, дело весьма просто: сердце ее, как говорится, отдано графу Лейстеру – и что тут скажешь?

Эрик. Ха-ха! Любовничек! Выходит, она шлюха.

Нильс Юлленшерна. Во всяком случае, непорочность королевы-девственницы – в прошлом.

Эрик. И его имя – Лейстер. Нельзя ли его убить?

Нильс Юлленшерна. Отчего бы нет – за хорошее вознаграждение.

Эрик. Хочешь ты убить его?

Нильс Юлленшерна. Я?

Эрик. Десять тысяч талеров! Ну?

Нильс Юлленшерна. Я? Король не шутит?

Эрик. Шутить? Деньги на бочку!

Нильс Юлленшерна. Я полагал, ваше величество шутит, предлагая мне сделаться убийцей!

Эрик. Что же тут оскорбительного?

Нильс Юлленшерна. Шведскому дворянину…

Эрик. Но шведский король! Ты намерен, кажется, обучать меня нравственности?

Нильс Юлленшерна. Я шел сюда с намерениями совсем иными, но коль скоро мой король так мало меня уважает, я прошу позволения удалиться.

Эрик. Предатель! И ты! Все вы дворянские отродья, воображаете себя выше Васы. Убирайся!

Нильс Юлленшерна качает головой и уходит.

И нечего головой трясти, не то я тебя так встряхну, что тебе небо с овчинку покажется.

Нильс Юлленшерна останавливается и пристально смотрит на Эрика.

Гляди, гляди, небось не лопну! (Нильс Юлленшерна качает головой и уходит, Эрик, один, бродит по сцене; спотыкается о разбросанные по полу предметы; потом падает на диван, устланный тигровой шкурой, – хохочет и рыдает.)

Йоран Перссон (входит, подходит к Эрику, преклоняет колени.) Мой король!

Эрик. Йоран, Йоран! Я сердился на тебя, но все это позади! Сядь, говори же!

Йоран Перссон. Спрашивайте, ваше величество!

Эрик. Никакого «величества». Мы на «ты»! Так лучше, проще! Знаешь новость?

Йоран Перссон. Никакой не знаю новости!

Эрик. Так-так! Я отказал англичанке!

Йоран Перссон. Но отчего?

Эрик. Она оказалась шлюхой, у ней любовник… словом, все кончено. Но у меня желчь разливается, как подумаю, что Стуре вообразили, будто она сама отставила меня, и пойдут теперь меня позорить!

Йоран Перссон. Избави боже!

Эрик. Йоран! Объясни ты мне, отчего Стуре вечно становятся Васам поперек дороги? Род их особенный, роковой какой-то? В, чем там дело?

Йоран Перссон. Трудно сказать. Все они люди добрые, звезд с неба не хватают, но начало ведут ведь от убийцы Энгельбректа [5]…

Эрик. Вот не подумал. Быть может, кровь его и помешала им взойти на престол?

Йоран Перссон. В их жилах течет к тому же кровь Эрика Святого [6] и Фолькунгов, одним словом, все надежды Швеции витали вкруг их купелей. Но отчего ты их боишься? Сам видишь, судьба, как говорится, избрала и возвеличила род Васы!

Эрик. Отчего я ненавижу их? Если б знать! Быть может, оттого, что Сванте Стуре любил первую мою мачеху и в родстве со второю, а уж ее-то я всем сердцем ненавижу!

Йоран Перссон. Король и друг мой, ты так часто повторяешь слово «ненавижу», что в конце концов вообразишь, будто все человечество против тебя в заговоре. Забудь ты это слово! Слово положило начало творению. И ты отравляешь себя этим заклятьем! Почаще говори «люблю», «люблю», и ты поймешь, что тебя любят.

Эрик. Новая музыка, Йоран; ты был там и нагляделся?

Йоран Перссон. Да, я был там!

Эрик. Это Агда, разумеется?

Йоран Перссон. Нет… другая!

Эрик. И хорошенькая?

Йоран Перссон. Нет, для всех она дурнушка; но вдруг я увидел прообраз, как говорит Платон. Знаешь – откровенье прекрасного, нечто вечное – за маскою лица, и вот… м-м… вот я ее люблю.

Эрик. Как странно! Когда ты выговорил слово «люблю», которого стыдился прежде, ты стал хорош собою, ты преобразился…

Йоран Перссон. Неужто я так уж безобразен?

Эрик. Чудовищно! Разве ты в зеркало никогда не гляделся?

Йоран Перссон. Избегаю зеркал! Вообрази, однако, – она меня считает красивым! Ха-ха!

Эрик. Она всегда так считает?

Йоран Перссон. Нет, не всегда. Только когда я не злобствую!

Эрик. Ха-ха! Значит, когда ты мил!

Йоран Перссон (смущенно). Если угодно!

Эрик. Ты стал слюнтяй какой-то, Йоран. Я тебя, право, не узнаю!

Йоран Перссон. Tant mieux [7] для врагов моих!

Эрик. Скоро ль думаешь жениться?

Йоран Перссон. Быть может!

Эрик. А теперь скажи, кого бы мне взять в жены?

Йоран Перссон. Катарину Польскую, разумеется, тогда мы приобретем все берега балтийские и сам кайзер станет нам родственник.

Эрик (вскакивает). Проклятье! Какая мысль! Ты замечательный человек, Йоран. То-то я давеча говорил Карин, что когда ты рядом, мне можно не думать. Гонца сюда! Проклятье! (Триждыхлопает в ладоши. Входит придворный. Эрик вне себя.) Тотчас послать за герцогом Юханом! Схватить его – живого или мертвого… Будет противиться – перебить ему руки и ноги! Живее!