Гомер. Илиада - Барикко Алессандро - Страница 8

Гектор ему не ответил, но понесся вперед, пылая нетерпеньем отразить врагов. Аргивская рать сомкнула перед ним фаланги, но в бегство не обратилась, а начала постепенно отступать лицом к противнику. Гектор сразил Тевфраса и Ореста, Эномаоса и Треха, Гелена и Орезбия.

– Стыд вам, ахейцы! – вскричал Диомед. – Пока благородный Ахиллес воевал вместе с нами, троянцы не дерзали и из ворот выступить, ныне же воюют они далеко от стен – у самых наших судов!

Бой свирепствовал по всей долине меж берегов Ксанфа и Симоиса, медные копья беспрестанно летали над ней. Аякс первым прорвал ряды троянцев, погубив Акамаса. Медное жало копья глубоко вонзилось в чело храбрейшего из фракийцев, и тьма покрыла его очи.

Страшно вскричав, Диомед поверг Аксила, Тевфрасова сына. Тот был богат и любим всеми друзьями, многих героев принимал он дружески в своем доме при дороге. Но никто из друзей не избавил его от беды, никто не подал ему помощи. Диомед лишил жизни и его, и его возницу Калезия, неразлучные сошли они в подземное царство.

Эвриал напал на Педаса и Эсепа – братьев-близнецов, сыновей Буколиона. Он исторг у них дух, сокрушил их прекрасные тела и снял с плеч их доспехи.

Полипет умертвил Астиала, Одиссей – Пидита, Тевкр – Аретаона, Эврипил – Меланфея, Антилох – Аблера, Агамемнон, пастырь народов, – Элата.

Я видел, как троянцы, рассыпавшись беспорядочно, устремились назад, к стенам города. Я помню Адраста: его кони, пораженные страхом, понеслись прочь с поля битвы и врезались в куст тамариска. Колесница опрокинулась, и Адраст рухнул на землю. Тотчас же перед ним возник Менелай. Адраст обхватил его ноги, умоляя:

– Даруй мне жизнь, Менелай, и отец мой заплатит тебе неисчислимый выкуп. С радостью даст он тебе и меди, и золота, и хитрых железных изделии!

Менелай уже склонялся на его мольбы и хотел было отдать его своему оруженосцу, чтобы тот отвел пленника к кораблям, как подоспел Агамемнон и грозно вскричал:

– Слаб ты душой, Менелай! Ты ли столь жалостлив стал к троянцам? Прекрасное дело сотворили они в твоем доме! Пусть же никто не избегнет черной погибели от нашей руки – даже младенцы в материнской утробе! Да сгинут все живущие в Трое, сгинут без погребения!

Менелай оттолкнул перепуганного Адраста, а Агамемнон пронзил его копьем. А потом, став ногой ему на грудь, выдернул копье назад.

Между тем мы бежали и скрылись бы от преследовавших нас ахейцев в стенах города, если бы Гелен, один из сыновей Приама, не дал нам с Гектором мудрого совета:

– Станьте здесь и удержите бегущих, пока не упали они в объятья жен на посмеянье врагам! Мы с тобою, Эней, призовем фаланги к сраженью, ты же, Гектор, поспеши в Илион и вели всем молиться, чтоб боги отразили от нас Диомеда, свирепого и бурного. Даже Ахиллес так не страшил нас. Поверь мне, Гектор, ступай к матери и передай ей: если ей дорога Троя, наши жены и дети, пусть возьмет пышный покров, самый лучший из тех, что хранятся в царском дому, и возложит его на колена светлоокой Афины в храме в твердыне троянской. А мы останемся здесь и будем дальше сражаться.

Гектор послушался его. Он спрыгнул с колесницы и устремился к Скейским воротам. Я провожал его взглядом: черная кожа, окружавшая его огромный, сдвинутый на спину щит, билась об его шею и ноги. Я обернулся. Ахейцы были перед нами. Мы все обернулись. И, словно незримый бог спустился с Олимпа на помощь нам, ринулись в бой.

Кормилица

Конечно, я помню тот день. Я помню каждую минуту того дня. И только это хочу помнить.

Гектор вошел в город через Скейские ворота и остановился у большого дуба. Вокруг него бежали троянские жены и девы, спрашивая его о своих сыновьях, братьях и мужьях. Но он лишь велел им молиться богам, ибо над всеми нами нависла большая беда, и поспешил к дому Приама, обширному зданию с красивыми переходами, пышному, богатому… В одной стороне его располагались пятьдесят почивален, отделанных светлым камнем, где почивали сыновья Приама со своими супругами. В другой – двенадцать спален, отделанных светлым камнем, для дочерей Приама и их супругов. Навстречу Гектору вышла Гекуба, его милая мать. Она взяла сына за рукуи заговорила так:

– Сын мой, что ты пришел, оставив сраженье? Жестоко теснят вас ненавистные ахейцы, прижимают вас к стенам. Ты пришел, чтобы, воздев руки, молить Зевса о милости? Погоди, я вынесу чашу вина: соверши возлиянье богам, а после испей его сам. Истомленному мужу вино обновляет силы, ты же совсем истомился в ратных трудах.

Отказался от вина Гектор, боясь обессилеть, утратить крепость и храбрость. Совершать же возлиянья Зевсу рукой, оскверненной кровью и прахом, он не дерзал.

– Иди, мать, в храм Афины. Отправляйся туда с почтенными женами, возьмите пышный покров, лучший из тех, что хранятся в царском дому, тот, что сама ты больше всех любишь, и возложите его на колена добычелюбивой Афине. Молите богиню город помиловать жен троянских и невинных младенцев, и отразить от наших стен сеющего ужас бурного Диомеда, Тидеева сына.

Гекуба немедля послала служанок в город созывать благородных троянок. Затем вошла в благовонную горницу, где хранились пышноузорные одежды работы сидонских женщин, – те, что боговидный Парис привез, когда вместе с Еленой переплыл пространное море. Выбрав из покровов один – самый лучший и больший, пышно расшитый, сияющий словно звезда, она с другими троянскими женами пошла к храму Афины-воительницы. Меня не было с ними. Но я все узнала от служанок и рабов – они не умеют молчать… Мне рассказали, что Гектор, покинув мать, направился к дому Париса. Брата нашел он в спальне, где тот испытывал свое пышное оружие и доспехи: щит, латы, изогнутый лук Там же сидела Елена среди рукодельниц-служанок, им она назначала работы. Гектор вошел, в правой руке он сжимал древко копья с медным сияющим наконечником. Взглянув на Париса, он принялся укорять его оскорбительной речью:

– Презренный, что ты лелеешь свой гнев, пока мужи троянские бьются у высоких стен? За тебя ведь пылает война! Ступай же на бой, доколе не вспыхнула Троя пожаром, зажженным врагами!

Парис же;

– Ты вправе хулить меня, Гектор. Но послушай, признаюсь тебе: не обиде на троянцев предавался я, но печали. Ныне и Елена дружелюбной речью меня побуждает вернуться к битве, и сам я чувствую, что лучше идти и сражаться. Помедли, пока я облачусь в доспехи. Или иди, а я поспешу за тобой.

Ни слова ему не ответил Гектор. И в тишине все служанки услышали ласковый голос Елены:

– Гектор, о, если б в тот день, когда меня мать породила, похитил меня бурный вихрь и унес на пустынную гору или низринул в морскую пучину! Или пусть бы боги мне даровали супруга, который бы чувствовал стыд и людские укоры! А Парис и сейчас легкомыслен, и всегда таким будет. Войди же, Гектор, сядь подле меня. Душу твою угнетают заботы и горести, и виной тому я, недостойная. Я и Парис и наше безумие. Отдохни же подле меня. Злую участь предназначили нам боги, но о наших жизнях потомки станут слагать песни.

Гектор не двинулся с места.

– Елена, сесть меня не упрашивай. Как ты ни приветлива, я не останусь. Лучше дай мне уйти: хочу увидеть супругу и сына-младенца. Троянцы поджидают меня на поле сраженья, я же сначала посещу мой дом и взгляну на домашних, потому что не знаю, возвращусь ли живым или паду от ахейцев.

Сказав так, он удалился. Быстро достигнув дома, жены он там не нашел. Спросил у прислужниц, где Андромаха, и они отвечали, что та побежала на илионскую башню. Встревожившись вестью, будто данайцы теснят троянцев, она, как безумная, кинулась к башне, а за ней кормилица с маленьким Астианаксом. Гектор стремительно вышел и, пройдя через город, приблизился к Скейским воротам. Он уже собирался снова покинуть город и присоединиться к сраженью, как, заметив его, Андромаха побежала навстречу ему, а за нею и я с младенцем прелестным, подобным звезде. Гектор улыбнулся, взирая на сына. Это я видела собственными глазами – сама там была. Гектор улыбнулся. Андромаха подошла к нему и взяла его за руку. Проливая слезы, она говорила: