Гордость и предубеждение - Остин Джейн - Страница 42

Во время одной из прогулок, когда она перечитывала последнее письмо Джейн, раздумывая над теми его строками, где печаль сестры звучала особенно сильно, она была вновь потревожена приближающимися шагами. Однако, подняв глаза, вместо мистера Дарси она увидела идущего ей навстречу полковника Фицуильяма. Быстро спрятав письмо и заставив себя улыбнуться, она воскликнула:

— Не думала я, что могу встретить вас в этих местах!

— Раз в году я обычно совершаю обход всего парка, — ответил полковник. — А сейчас мне бы хотелось навестить Хансфорд. Вы далеко направляетесь?

— Нет, я как раз собиралась идти обратно. И она действительно повернула и пошла с ним к дому священника.

— Вы в самом деле уезжаете в субботу? — спросила Элизабет.

— Да, если только Дарси снова не отложит отъезд. Я вынужден к нему приноравливаться. А он подчиняется своим прихотям.

— И, будучи господином прихотливым, он находит удовлетворение в том, что подчиняет себе окружающих? Мне еще не приходилось видеть человека, который больше него дорожил бы правом всегда поступать по собственному усмотрению.

— Да, он хочет сам распоряжаться своей судьбой, — отвечал полковник Фицуильям. — Но ведь это свойственно каждому. Отличие Дарси заключается в том, что у него больше возможностей удовлетворить это желание. Он достаточно богат, тогда как многие другие бедны. Я это знаю слишком хорошо. Младший сын должен привыкнуть к зависимости и необходимости отказывать себе на каждом шагу.

— А мне казалось, что младшему сыну графа ни то, ни другое незнакомо[21]. Скажите честно, много ли вы знали зависимости и лишений? Разве из-за отсутствия денег вам когда-нибудь не удавалось отправиться в задуманное путешествие или приобрести вещь, которую вам хотелось иметь?

— Все это относится к жизни в семье. И, быть может, я не вправе утверждать, что пережил много затруднений такого рода. Но в более значительном деле нехватка средств способна причинить серьезные огорчения. Младшие сыновья, например, не могут жениться на девушке, которая им пришлась по душе.

— Если только им не пришлась по душе достаточно богатая наследница, что, я думаю, с ними обычно случается.

— Привычка жить на широкую ногу делает нас слишком зависимыми от денег. Между людьми моего круга не много смельчаков, позволяющих себе вступить в брак, не задумываясь о средствах, которыми они смогут в дальнейшем располагать.

«Неужели эти слова предназначены для меня?» — подумала Элизабет, покраснев. Однако, взяв себя в руки, она ответила, улыбаясь:

— Но скажите мне, ради бога, почем теперь младшие сыновья графа? Если старший брат не дышит на ладан, младший, я полагаю, едва ли стоит больше пятидесяти тысяч?

Он ответил в том же духе, и разговор прекратился. Чтобы нарушить молчание, которое он мог приписать действию высказанного им намека, она сказала:

— Мне кажется, ваш кузен захватил вас с собой главным образом, чтобы кем-нибудь распоряжаться. Но я не понимаю, почему бы ему не жениться и не обеспечить себя постоянным удобством такого рода. Впрочем, возможно, для этой цели ему пока подходит его сестра. Мистер Дарси ее единственный опекун — он вправе командовать ею, как ему вздумается.

— О нет, — сказал полковник Фицуильям, — этой привилегией ему приходится делиться со мной. Ответственность за судьбу мисс Дарси лежит на мне так же, как и на нем.

— В самом деле? Ну и как же вы справляетесь с вашей обязанностью? Много ли она причиняет хлопот? Молодыми девицами ее возраста иногда не так-то просто руководить. А если еще у нее настоящая натура Дарси, она вполне может захотеть поступить по-своему.

Произнеся это, она заметила, что он взглянул на нее очень внимательно. Серьезность, с которой он спросил, почему она считает, что мисс Дарси способна причинить беспокойство, подтвердила, что ее предположение недалеко от истины. Элизабет ответила без промедления:

— Можете не тревожиться — ничего дурного я о ней не слыхала. Хоть я и вправе считать, что едва ли о какой-нибудь девице говорится так много, как о мисс Дарси. В ней души не чают две знакомые мне особы — миссис Хёрст и мисс Бингли. Кажется, вы говорили, что вам приходилось с ними встречаться?

— Я с ними немножко знаком. Их брат — большой друг Дарси, славный молодой человек.

— О да, — хмуро произнесла Элизабет. — Мистер Дарси необыкновенно добр по отношению к мистеру Бингли и очень о нем заботится.

— Очень заботится? Что ж, я и в самом деле думаю, что Дарси неплохо о нем позаботился — как раз тогда, когда Бингли в этом нуждался. Из нескольких слов, сказанных Дарси на пути в Кент, я понял, что его друг перед ним в немалом долгу. Впрочем, как бы мне не пришлось просить у Дарси прощения, — я толком не знаю, что речь шла о Бингли. Это всего лишь мои предположения.

— А что вы имеете в виду?

— Так, одно обстоятельство, сведения о котором Дарси не захотел бы сделать всеобщим достоянием. Они могли бы дойти до семейства одной особы, что было бы весьма неприятно.

— Будьте спокойны, я о них не проговорюсь.

— Не забывайте при этом, что, может быть, он подразумевал вовсе не Бингли. Он сказал лишь, что вправе поздравить себя со спасением друга от неприятностей, связанных с неразумной женитьбой. Но ни имен, ни подробностей я от него не слышал. Я заключил, что дело касается Бингли, только потому, что, как мне кажется, тот вполне способен попасть в подобное положение. К тому же они с Дарси провели вместе прошлое лето.

— А назвал ли вам мистер Дарси причины, которые заставили его вмешаться в дела его друга?

— Насколько я понял, девица вызывала серьезные возражения.

— Каким же способом вашему кузену удалось их разлучить?

— Он об этом не говорил, — улыбаясь, сказал Фицуильям. — Я вам передал все, что известно мне самому.

Элизабет ничего не ответила. Сердце ее кипело от гнева. Подождав немного, Фицуильям осведомился о причине ее задумчивости.

— Я размышляю о том, что сейчас узнала, — ответила она. — Поступок вашего кузена мне не очень понравился. Кто он такой, чтобы считать себя судьей?

— По-вашему, его вмешательство было бесцеремонным?

— Я просто не понимаю, какое право имел мистер Дарси решать, разумна или неразумна привязанность его друга. Как мог он один судить — с кем Бингли найдет свое счастье. Однако, — добавила она, опомнившись, — раз мы не знаем подробностей, мы не вправе его упрекать. Должно быть, привязанность была с обеих сторон не очень глубокой.

— Вполне разумное предположение! — воскликнул Фицуильям. — Хотя и не слишком лестное для оценки его заслуг.

Слова эти были сказаны в шутку. Но эта шутка настолько соответствовала ее представлению о мистере Дарси, что, не доверяя своему самообладанию, Элизабет побоялась на нее ответить. Она перевела разговор на случайную тему и продолжала его до самых дверей пасторского дома. Закрывшись после ухода Фицуильяма в своей комнате, она могла без помех обдумать услышанное во время прогулки. Трудно было предположить, что речь шла не о близких ей людях. В мире не могло существовать двух человек, находившихся под таким неограниченным влиянием мистера Дарси. О некотором его участии в событиях, разлучивших Бингли и Джейн, она подозревала и раньше. Но руководство и главную роль в этих событиях она всегда приписывала мисс Бингли. Оказывалось, однако, если только Дарси не обманывало собственное тщеславие, что именно он, именно его высокомерие и самонадеянность были причиной всех прошлых и будущих горестей Джейн. Не кто иной, как он, лишил всякой надежды на близкое счастье самое нежное и благородное сердце на свете. И едва ли можно было предугадать, как долго оно не оправится от полученной раны.

«Девица вызывала серьезные возражения!» — сказал полковник. По-видимому, эти серьезные возражения состояли в том, что один ее дядя был провинциальным стряпчим, а второй — лондонским коммерсантом.

— Против самой Джейн никто не посмел бы ничего возразить! — воскликнула Элизабет. — Столько в ней прелести и обаяния! Настолько она разумна и так хорошо умеет себя держать! Ничего нельзя было бы сказать и против нашего отца. При всех его причудах, даже мистер Дарси не мог отрицать его здравого смысла, его высокой порядочности, — такой, которой самому мистеру Дарси, наверное, никогда не достичь!