Педагогическое наследие - Корчак Януш - Страница 5

Эта абсолютно демократическая организация внутренней жизни детского коллектива оказалась способной, таким образом, обеспечить защищенность личности ребенка, в особенности младших и слабых, от любых форм нажима и насилия со стороны старших и взрослых, построить жизнь в коллективе на законности, откровенности и доверии — обеспечить условия для становления самостоятельной личности.

Одновременно с этим самоуправление, система гражданских и трудовых обязанностей, стимулирование общественной активности, система осуждений и поощрений, механизм периодических моральных оценок и воздействие через мнение среды сверстников способствовали развитию самооценки, самокритики и закалке воли ребенка.

Такая организация жизни детского коллектива и была реализована Корчаком на практике в варшавском «Доме сирот» накануне первой мировой войны. Эта концепция будет фундаментом всей его последующей педагогической деятельности.

Корчак возвращается в Варшаву в 1918 г. Годы межвоенного двадцатилетия в его жизни всецело отданы педагогической и литературной деятельности. Он руководит двумя детскими приютами — «Домом сирот» и «Нашим Домом», преподает в Институте специальной педагогики, Свободном польском университете, педагогическом училище, выступает как эксперт в суде по делам несовершеннолетних, сотрудничает в различных журналах, редактирует детскую газету «Малый обзор», выступает с беседами по радио и т. д.

Внушителен перечень книг, которые он выпускает в эти годы. По педагогике — помимо «Как любить ребенка» — он издает «Воспитательные моменты» (1919), «О школьной газете» (1921), программную книгу «Право ребенка на уважение» (1929), «Правила жизни» (1930), «Шутливую педагогику» (1939), а также десятки статей.

Одновременно создает художественные произведения для детей и о детях: «Король Матиуш I» (1923), «Король Матиуш на безлюдном острове» (1923), «Банкротство юного Джека» (1924), «Когда я снова стану маленьким» (1925), «Кайтусь — волшебник» (1935), «Упрямый мальчик. Жизнь Л. Пастера» (1938) и ряд других.

И вместе с тем, два межвоенных десятилетия были для Корчака неравноценными. В середине 30—х гг. он, как отмечают его биографы, переживает внутренний кризис. Одна из причин — уход из «Нашего Дома» в результате разрыва с М. Фальской, в тесном сотрудничестве с которой он проработал 18 лет. Другая — вынужденный уход с польского радио, где он под псевдонимом Старый Доктор вел популярнейшие передачи, чаще всего на воспитательные темы. Играет свою роль ухудшение общественной атмосферы, оживление антисемитских настроений. Корчак болезненно переживает все это, однако на предложение эмигрировать в Палестину отвечает отказом.

Война, оккупация Варшавы гитлеровцами, попытка в этих чудовищных условиях ценой невероятных усилий сохранить «Дом сирот», перемещенный с конца 1940 г. на территорию гетто, — содержание последних трех лет жизни Корчака. Арестованный немцами за патриотическое ношение офицерского мундира, он несколько месяцев сидит в тюрьме «Павиак», пока его не выкупают оттуда его бывшие воспитанники.

Документом особой силы является «Дневник» Корчака, писавшийся им в гетто весной — летом 1942 г. Отклонив предложения друзей о побеге, Корчак остается до конца верен детям и погибает вместе с ними.

«Корчак доходит до нас медленно, долгими годами, действительно «как свет угасших звезд», — писал А. Шаров по случаю выхода первого однотомника педагогических произведений Я. Корчака (8—тысячным тиражом) в 1966 г. Слова эти, к сожалению, не устарели и сегодня. Правда, после 100—летнего юбилея Корчака, широко отмеченного в 1978 г. по инициативе ЮНЕСКО во всем мире, частота и масштабы издания его педагогических работ и особенно художественных произведений несколько возросли. Суммарный тираж его изданий у нас за четверть века начал приближаться к одному миллиону экземпляров. Но это в основном за счет литературных произведений.

Если же говорить о выборке его педагогических работ, то книга, которая должна лежать на столе у каждого педагога, быть в каждой молодой семье, имела скромные тиражи, десятилетние интервалы между изданиями, произвольные купюры в текстах. Не следует думать, что это случайно — социальные причины здесь очевидны: гуманист и демократ Корчак — антипод казенно — бюрократической, авторитарной педагогики. Он вызывал и вызывает идиосинкразию у ее авгуров. Отсюда фарисейское признание сквозь зубы, поверхностный эклектизм интерпретаций, снисходительная тональность оценок: «…не дошел до понимания путей, ведущих к справедливому общественному устройству».

Многие произведения Корчака все еще продолжают оставаться незнакомыми советскому читателю. Для сравнения — объем выпущенного в 1978 г. польского юбилейного издания избранных педагогических работ Корчака составляет 4 тома. У нас же публикация новых фрагментов его творчества идет буквально микродозами — в настоящее издание наконец — то включена * Роковая неделя», ранее на русском языке никогда не печатавшаяся. И уж что совершенно непростительно — до сих пор не переведен и не опубликован полностью «Дневник» Корчака.

Всем этим объясняется и трудность исследования творчества Корчака. За единичными исключениями, у нас нет специальных исследований его педагогической системы, не вызывают нашего любопытства даже «русские» периоды его жизни. А ведь именно на этом пути возможны бесценные биографические находки, ибо пережившие катастрофу войны варшавские архивы, увы, вряд ли что-нибудь еще скажут.

Не есть ли все это причина того, что мы в итоге до сих пор так и не имеем серьезной обобщающей работы, где жизнь и творчество Корчака были бы описаны и проанализированы во всей полноте и методологической глубине, с позиций современного научного знания. Если педагогическая наука и практика действительно хотят сбросить с себя змеиную шкуру казарменной педагогики и встать на уровень гражданских задач обновления нашего общества — они не могут избежать решительного поворота к Корчаку. Ибо проблема формирования свободной и самостоятельной личности неразрешима вне русла той педагогики гуманизма, одним из великих творцов которой в нашу эпоху был Януш Корчак.

М. Н. Кузьмин

КАК ЛЮБИТЬ РЕБЕНКА{1}

РЕБЕНОК В СЕМЬЕ

ВСТУПЛЕНИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Прошло пятнадцать лет, прибавилось много вопросов, предположений и сомнений, возросло недоверие к установленным истинам.

Истина воспитателя — это субъективная оценка опыта, один лишь, последний, момент размышлений и ощущений. Богатство воспитателя — число и вес тревожащих его проблем.

Вместо того чтобы исправлять и дополнять — правильнее будет обозначать (петитом) то, что изменилось вокруг меня и во мне.

1. Как, когда, сколько, почему?

Я предвижу много вопросов, которые ждут ответа, и сомнений, нуждающихся в разъяснении.

И отвечаю:

— Не знаю.

Всякий раз, когда, отложив книгу, ты начинаешь раздумывать, книга достигла цели. Если же, быстро листая страницы, ты станешь искать предписания и рецепты, досадуя, что их мало, знай: если и есть тут советы и указания, это вышло само собой, вопреки воле автора.

Я не знаю и не могу знать, как неизвестные мне родители могут в неизвестных мне условиях воспитывать неизвестного мне ребенка, подчеркиваю — «могут», а не «хотят», а не «обязаны».

В «не знаю» для науки — первозданный хаос, рождение новых мыслей, все более близких истине. В «не знаю» для ума, не искушенного в научном мышлении, — мучительная пустота.