Человек, похожий на генерального прокурора, или Любви все возрасты покорны - Стригин Евгений Михайлович - Страница 65

Прокуратура не смирилась. 18 мая 1999 года решение Мосгосуда о незаконности уголовного дела против Ю.Скуратова не вступило в законную силу, т.к. было обжаловано, а поэтому расследование в отношении Юрия Скуратова продолжается. Такое пояснение на пресс-конференции дал старший помощник Главного военного прокурора Александр Волеводз, добавивший, что соответствующее дело должно быть рассмотрено в Верховном суде в течение месяца. ГВП опротестовала в Верховном суде решение Мосгосуда, гласящее, что дело против Скуратова было возбуждено «с нарушениями закона», а потому «подлежит отмене».

2 июня 1999 года Главная военная прокуратура продлила ещё на два месяца срок следствия по уголовному делу, возбуждённому в отношении Юрия Скуратова.

Между тем он продолжал вести публичную деятельность. «Отстранённый от должности Скуратов продолжал произносить громкие слова, разоблачать, ….. Во-первых, комичной выглядела сама его фигура. Он продолжал ездить на чёрной машине с мигалкой, жить на госдаче, играть в футбол с охраной — и, видимо, получал удовольствие от столь свободного и необременительного образа жизни», — напишет позже Ельцин.[611]

8 июня 1999 года Юрий Скуратов высказался проблематичным своё возвращение на пост генпрокурора. По его словам, «слишком большая группа людей не заинтересована в этом. Людей, не последних в нашем государстве». Скуратов выступил на заседании комиссии Совета Федерации по вопросам коррупции. «Мы обсуждали ход расследования конкретных уголовных дел, имеющих большое общественное значение», — сообщил он. Приведённые им сведения касались и деятельности фирмы «Мабетекс».

Пока одни обсуждали уголовные дела, другие производили следственные действия. 23 июня 1999 года Николай Бордюжа был вызван в Главную военную прокуратуру на допрос по «делу Скуратова» (оно было возбуждено 17 марта Генпрокуратурой России на основании заявления Юрия Скуратова по фактам шантажа и давления на него, а также незаконного вмешательства в его личную жизнь). Один из вопросов, заданных следователями, касался видеокассеты с запечатлённым на ней «человеком, похожим на генерального прокурора».

Параллельно шли торги. Скуратов вспоминал: «На одной из последних встреч люди Ельцина в обмен на мой отказ от борьбы и спокойный уход с должности предлагали пост постоянного спецпредставителя президента по связям с правоохранительными органами зарубежных стран, прекращение уголовного дела и широкую информацию в СМИ, что кассета — поддельная.

Я отказался от предложения».[612]

«Активную роль в том, — рассказывал Скуратов, — чтобы я ушёл спокойно, без войн, без нервотрёпки (хотя все было, и войны, и нервотрёпка) играл Юрий Владимирович Петров — бывший глава кремлёвской администрации…

Во встрече приняли участие четверо: Степашин, Путин, Петров и я. Трое собравшихся склоняли меня к тому, чтобы я спокойно ушёл из Генпрокуратуры».[613]

Десятки, казалось бы, серьёзных людей принимали участие в большом спектакле, имеющим явно политическую окраску. В спектакле, который был, конечно, интересен и нужен для многих, но не для правосудия. К правосудию и законности это действо не имело ни малейшего отношения. И все это наряду с другими действиями информационной войны между двумя властными группировками, борющимися за власть в стране. «С конца июля отдельные бои без правил превратились уже в одно, сплошное, непрекращающееся кровавое месиво. Каждое воскресенье политически озабоченные граждание жалели, что у них — не два телевизора. Потому что смотреть надо было и рупор Гусинского (киселевские „Итоги“ на НТВ), и рупор Березовского (Доренко на ОРТ)».[614]

Заметим, что скандал вокруг Скуратова был всего лишь одним направлением этого «кровавого месива». Это мы сейчас именно о нем много говорим, а тогда были и другие не менее интересные «бои без правил», в которых обе стороны сознательно играли на эмоциях людей, целенаправленно забывая о разуме. Вот, что составляло основное в той информационной войне.

Сущность была понятна только для немногих. «Мне все равно, занимался ли Скуратов любовью с двумя проститутками или нет, — писал М. Калашников. — А вот то, что он напал на след сорока украденных миллиардов долларов — это важно. Если бы он сумел их вернуть в страну, то нам следовало бы на всю жизнь обеспечить ему трех женщин в постель по первому требованию».[615]

Путин думал по-другому. На вопрос, окажись вы в подобной ситуации, как бы вы действовали, он ответил:

«Если бы я считал, что это несовместимо с исполнением обязанностей, я бы, конечно, ушёл. Я уверен, что должность Генерального прокурора, например, несовместима с таким скандалом…

Прокурор должен быть образцом морали и нравственности, потому что именно он наблюдает за исполнением законов всеми гражданами: и премьером, и президентом, и всеми».[616]

Все правильно, но вот проблема были ли образцами морали и нравственности и премьер-министр, и президент, и прочие действующие лица российской политики? О том, что среди них нет ангелов, тогда говорили и писали на каждом углу.

«Информационная война достигла апогей, когда НТВ прямо обвинило Волошина и ельцинскую дочь Татьяну в коррупции. Это было большим политическим (а вернее, — психологическим) просчётом Гусинского. Потому что ровно в ту секунду для кремлёвского администратора виртуальная пропагандистская война вышла из политической плоскости и превратилась в отчаянную битву за собственное физическое выживание. А на фоне звучащих в тот момент угроз Лужкова расправиться с коррупционерами из ельцинского окружения после прихода к власти — глава кремлёвской администрации стал ещё и вожаком в борьбе всего клана именно за физическое, а не за политическое выживание».[617]

Одновременно продолжалась борьба вокруг уголовного дела. 12 июля 1999 года отстранённый от должности указом президента генеральный прокурор Юрий Скуратов подал жалобу на определение коллегии Верховного суда РФ по уголовным делам, признавшей законность возбуждения против него уголовного дела

Противники Скуратова тоже не сидели без дела. 13 июля 1999 года был освобождён от должности начальник отдела надзора Главной военной прокуратуры генерал-майор юстиции Юрий Баграев. Сам Баграев высказался, что это «ответная реакция» на его позицию по «делу Скуратова»: он выступал против возбуждения уголовного дела против Генерального прокурора. В главвоенпрокуратуре корреспондента газета «Сегодня» заверили, что позиция Баграева — его личное дело, а реорганизация структуры, которую он возглавлял, планировалась давно.

Между тем, по мнению Скуратова Баграев поплатился за свою принципиальную позицию.[618]

Однако сторонники опального генпрокурора были не только в России, но и за её пределами. 14 июля 1999 года швейцарская газета «Тан» сообщила о возбуждении прокурором кантона Женева Бернаром Бертосса дела по подозрению управляющего делами президента России Павла Бородина в отмывании незаконно полученных денег. По данным газеты, прокуратурой арестованы счета 22 граждан России, в том числе самого Бородина и его супруги. Официальных сообщений от прокуратуры Швейцарии на этот счёт не поступало, но адвокат Бородина Борис Кузнецов не исключает, что такое дело действительно могло быть возбуждено с подачи прокурора Карлы дель Понте, которая «слишком глубоко влезла в российскую политику».

Запрос российской прокуратуры по поводу деятельности фирмы «Мабетекс» и её связей с Павлом Бородиным, руководителем Управления делами президента России, поступил в швейцарскую прокуратуру. Это — самое сенсационное сообщение из этой бури скандальных новостей, которые связаны с «делом Мабетекс». Уже не Юрий Скуратов, а нынешнее руководство российской прокуратуры при совершенно новом правительстве возобновляет взрывоопасное следствие. Отмывание денег — именно в этом подозревают Павла Бородина и ещё 22 близких к нему человека, включая его супругу. Об этом сообщил женевский прокурор Бернар Бертосса, который открыл следствие по делу «Мабетекса». В банки Швейцарии были разосланы требования предоставить сведения обо всех счетах Бородина, его сотрудников и его близких. Перед тем как начать расследование по запросу из Москвы, женевская прокуратура провела собственное, предварительное расследование. И если бы оно не дало каких-то результатов, вряд ли за Бородина взялись бы в Женеве так рьяно.