Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу - Фомин Вячеслав Васильевич - Страница 51

В 2000 г. византинист Г.Г.Литаврин, видя в варягах скандинавов, отметил, что В.Я.Петрухин и Д.С.Раевский несколько преувеличивают роль норманнов на Руси. Куда более твердо им было сказано, что Петрухин не имеет оснований для вывода о заметном «хазарском ком­поненте» в русской культуре, т. к. «нет решительно никаких доказательств того, что их влияние на духовную культуру и политическую систему Древней Руси был сколько-нибудь глубоким и длительным»212. Действи­тельно, в науке непременной спутницей норманской теории давно выступает мысль, рожденная и проводимая норманистами, о мас­штабном воздействии на жизнь восточных славян хазар. Как полагал А.А.Куник, Кий, Щек и Хорив, с которыми летопись связывает начало Киева, были «хазарскими братьями». По мнению В.А.Мошина, Киев являлся окраиной Хазарии213. Сейчас особенно популярны в научном мире идеи Н.Голба и О.Прицака (окрещенные П.П.Толочко «мифом»214), согласно которым «Киев как город и поляне как клан основателя Кия связаны с хазарами», которые основали его в конце VIII - первой половине IX в., и что будущая столица Руси оставалась под властью Хазарии до 30-х гг. X в., пока не оказалась в руках князя Игоря. С.Фран­клин и Д. Шепард также не сомневаются, что в IX в. Киев находился под властью хазар, у которых был заимствован сам символ киевских князей -трезубец215. В 1999 г. М.Гольдельман уже уверял читателя о якобы «рас­пространенном мнении» в исторической науке, «что Киев был основан около 830 г. как хазарский торговый центр на северо-западе»216.

В современной российской науке популяризатором идеи об актив­нейшем участии хазар в русской истории является археолог Петрухин, «крайне произвольно», отмечает Е.С.Галкина, интерпретирующий источ­ники217. По его словам, выходцы из Хазарии наряду с норманнами входили в русскую дружину, присутствовали среди населения русских городов. Он относит Тмутаракань к «хазарскому» фактору воздействия на Русь, под влиянием которого в пантеон Владимира были включены иранские божества, характеризует «хазарское наследие» как важнейший структурообразующий фактор формирования русского государства, и уверяет, что «хазарская традиция была актуальна для Руси не только в связи с претензиями на хазарское наследие, но и в связи с тем опытом государственного строительства, который позволил хазарам объединить разноязычные земли». Сложение русской культуры в X в. исследователь уподобляет воображаемому им процессу возведения черниговского кургана Черная могила: «славяне, норманны и хазары возвели своему предводителю единый монумент». Подобный взгляд ученого на русскую историю объясняется не только предшествующей историографией: к нему его подвигло и академическое издание ПВЛ 1950 г., в котором Д.С.Лихачев, на что неоднократно указывалось в литературе218, предна­меренно дал неправильное чтение статьи ПВЛ под 945 г., в результате чего топоним «Козаре» был превращен в хазар-христиан. Основываясь на этом искаженном тексте, Петрухин говорит о существовании христиан­ской соборной церкви Ильи в районе (квартале) Козаре (Хазары), где проживали представители еврейско-хазарской общины219, и в которой, согласно летописи, клялась соблюдать заключенный с византийцами договор крещеная русь.

Но наиболее полно представлен нынешний «научный» норманизм в работах историка Р.Г.Скрынникова, вышедших в 1995-2000 гг. и дока­зывающих завоевание восточных славян норманской русью. По его ут­верждению, во второй половине IX - начале X в. на территории Руси «ут­вердились десятки конунгов», основавших недолговечные норманские каганаты. Говоря о постоянных и массовых наплывах скандинавов в * русские земли, он без каких-либо пояснений утверждает, что «на обшир­ном пространстве от Ладоги до днепровских порогов множество мест и пунктов носили скандинавские названия». Игорь, по его словам, был первым конунгом, который обосновался в Киеве, основанном хазарами и где «до начала X в. располагался хазарский гарнизон», положив «начало местному норманскому владетельному роду». Говорит Скрынников о «норманнском Полоцком княжестве на Западной Двине», о «норманских княжествах в Причерноморье», о «ранних норманских княжествах» в Прикаспии, об их неудачной попытке «основать норманское герцогство в устье Куры», об обширных опорных пунктах, создаваемые скандина­вами на близком расстоянии от границ Византии.

Для него походы на Византию представляли собой совместные предприятия викингов, а русско-византийские договоры заключало норманское войско. Норманны же разгромили Хазарский каганат, бла­годаря им произошел перелом и в балканской кампании «старшего из конунгов» Святослава. Окончательному превращению «норманского княжества в Поднепровье»* «в славянское Древнерусское государство» способствовало, по мнению Скрынникова, принятие христианства, со­вершенное «норманским конунгом» Владимиром, которому удалось при этом избежать «конфликта с норманской языческой знатью, поддержкой которой дорожил». Со временем норманская дружина киевского князя, поклонявшаяся Перуну и Велесу, «забыла собственный язык, саги пре­вратились в славянские былины». Самим же восточным славянам, о которых говорится немного, историк отводит в их же собственной истории незначительную и вместе с тем незавидную роль: они либо данники норманнов, либо их рабы220.

Скрынников хотя и заявляет, что «руссы не могли дать завоеванным ими славянам готовой государственности»221, но русская история пред­стает у него точно такой же, какой ее рисовали норманисты первой половины XIX в., и что так едко высмеял И.И.Первольф, говоря о вездесущности норманнов на Руси и о пребывании во «скотстве» восточ­ных славян. С.А.Гедеонов также заметил, что, согласно воззрениям нор­манистов, скандинавы «хозяйничали по произволу в земле восточных славян, приходили на Русь когда и когда им хотелось, то малыми партиями, то сотнями и тысячами, отправлялись через Новгород и Киев в Грецию без зова и дозволения русского князя и греческого императора; одним словом, видели в обреченных «на свое любезное земледелие славянах» своих поставщиков дарового провианта, в греках - своих природных банкиров»222. В рассматриваемом случае уместно будет привести мнение А.Стендер-Петерсена, сказавшего, что «вопрос русско-варяжских отношений часто используется для лженаучных обобщений. Можно привести заявления мнимых исследователей, гласящие, что древние скандинавы, так сказать от природы были одарены особой способностью создавать государственно-политические и административ­ные организации, в то время как славяне, в частности русские, напротив, по врожденной им особой психике были лишены этой способности». Он же в 1960 г. оспорил точку зрения, что Русь была завоевана предприим­чивыми и инициативными норманнами, а «их вожди, прежде всего Рю­рик, создали государство из ничего»223.

В середине 1990-х гг. в норманизации русской истории был сделан еще один показательный шаг, роднящий уровень разработки варяго-русского вопроса в современной науке с тем, что наблюдалось в ней в первой половине XIX века. В 1994 г. на страницах популярного лите­ратурного журнала «Новый мир» академик Д.С.Лихачев предложил называть Киевскую Русь «Скандославией». По его словам, «для Русской земли (особенно в первые века ее исторического бытия) гораздо больше походит определение Скандославии, чем Евразии...». При этом он утверждал, что «в возникновении русской культуры решающую роль сыграли Византия и Скандинавия, если не считать собственной ее (т. е. Руси. - В.Ф.) народной, языческой культуры». В 2001 г. вышла по­смертная книга ученого «Раздумья о России», в которой «новомировская» статья продублирована, хотя и под другим названием, что еще раз мно­готысячно растиражировало идею о Киевской Руси как о «Скандо­славии». Это новообразование, выдаваемое в качестве исторической реалии, надо замегить, уже перекочевало в научные труды224. В тех же 90-х гг. Р. Г. Скрынников настойчиво проводил на страницах учебных и академических изданий мысль о существовании в нашей истории не Киевской Руси, а «Восточно-Европейской Нормандии»225.

О.И.Сенковский, стоит напомнить, именовал Русь «Славянской Скандинавией» в 1834 г., «в эпоху расцвета, — по характеристике норма-ниста В.А.Мошина, — «ультранорманизма», который, как он же полагал, «похоронен» С.А.Гедеоновым и «давно уже сделался одним из прошлых моментов в истории вопроса, с тех пор, как вопрос о начале русского государства стал изучаться в связи с историей русской территории и с историей русской культуры»226. Но приведенные примеры из нынешней норманистской историографии убеждают в том, что «ультранорманизм» (или, по оценке Ю.И.Венелина, «скандинавомания») вновь на правах хозяина распоряжается нашей историей. Они же убеждают в справед­ливости заключения А.Г.Кузьмина, стремившегося разрешить варяго-русский вопрос с привлечением максимального круга источников и на самом широком поле европейской истории, что современные норма­нисты, не зная предшествующей историографии, в том числе норма­нистской, ничего нового в современную науку не привнесли, т. к. их аргументы находятся на уровне XVIII -начала XIX века227.