Со всеми и ни с кем. Книга о нас — последнем поколении, которое помнит жизнь до интернета - Харрис Майкл - Страница 12

Одиночество может причинять дискомфорт, но часто он очищает и вдохновляет. Только в моменты уединения такого мечтательного человека, как Энтони Троллоп, может посетить поистине вдохновенная идея. Что станется с такими скрытыми дарованиями, если наше личное пространство будет заполнено обязанностями в отношении социальных сетей и беспощадными требованиями технологической зависимости?

Боюсь, что мы — последние мечтатели. А наши дети утратят возможность убегать от мира и не смогут полностью оценить непреходящую ценность одинокого безмятежного созерцания. Если следующее поколение будет общаться в сети больше, чем в реальности, если они не будут помнить время, когда все было наоборот, то, значит, я и мои сверстники — последние, кто способен почувствовать всю тяжесть и ограниченность сетевого общения. Интернет становится «реальным миром», а настоящая реальность превращается в вещь, которую надо ограничить и отшвырнуть в сторону. Реальность превращается в «мою аналоговую жизнь», «мою жизнь в раковине», «мою пустую жизнь».

Мишель Монтень однажды написал: «У каждого из нас должна быть своя тихая комнатка, только и исключительно наша, где мы чувствовали бы себя по-настоящему свободно, куда мы могли бы в любой момент уйти, чтобы уединиться». Но где завтрашние дети найдут такую комнатку, если мир ополчился против уединения?

Глава 3

Исповедь

Самая возвышенная и наиболее прекрасная вещь в жизни — это не быть у всех на слуху, не попасть в книги, не быть центром всеобщего внимания, короче, если угодно, это возможность жить.

Серен Кьеркегор

В 2012 году третье место по числу запросов ее имени в Google заняла пятнадцатилетняя девочка из Порт-Кокитлама (заштатного канадского города, замечательного разве что магазинами складского типа, парковками и подростками, которым абсолютно нечего делать). Ее имя — Аманда Тодд. С самого детства она была очень активной — ей, как, наверное, всем маленьким и хрупким девочкам, хотелось попасть на вершину славы. Она очень любила петь. Она пела на камеру, а потом отправляла видео на YouTube под ником SomeoneToKnow. Такая деятельность типична для современных подростков. Но неожиданная известность обрушилась на эту ничем не примечательную жизнь после того, как в среду 10 октября Аманда Тодд свела счеты с жизнью. В течение нескольких дней в СМИ появились ужасающие подробности самой жестокой сетевой травли за всю историю интернета.

Я не стану описывать долгие годы этой травли, которая в конце концов довела девушку до самоубийства (эта история есть в интернете в сопровождении циничных и злобных коммента­риев). Достаточно сказать, что, когда девочка училась в седьмом классе, неизвестный мужчина убедил ее сфотографироваться на веб-камеру топлесс. После этого он принялся шантажировать ее. Шантаж продолжался несколько лет. («Устрой для меня стрип-шоу», — настаивал шантажист). У Тодд появился профиль в Facebook, где в качестве аватара фигурировала ее обнаженная грудь. В течение года девочке пришлось поменять три школы, чтобы избавиться от издевательств одноклассников. В конце концов ее избила группа девочек, эту акцию сняли на телефон и выложили в интернет. Аманда чувствовала себя настолько затравленной, что боялась выходить из дома. Она попыталась покончить с собой, выпив отбеливатель, но осталась жива. Это привело лишь к усилению травли.

За месяц до своей смерти Тодд отправила на YouTube видео со своей трагической историей. На этот раз она не пела, а рассказала зрителям о своих страданиях (у девочки были нарушения речи). Естественно, это вызвало новую волну циничных отзывов со стороны сетевых «комментаторов». Вступая в жужжащие ульи интернет-форумов, мы рискуем оказаться объектом невероятной жестокости. Пока Аманда была жива, град насмешек заставлял ее исповедоваться еще больше. Она обращалась к той самой аудитории через то самое технологическое средство, которое усугубляло ее несчастье. После смерти Аманда превратилась в мем и хештег, став персонажем анекдотов о самоубийстве, а на ее памятной странице постоянно появлялись сетевые вандалы. Ее начали порочить еще сильнее, чем при жизни.

Больше, чем история о сетевой жестокости, меня поражает средство, которым, как бальзамом от нанесенных ей ран, пользовалась Аманда. В последнем творческом порыве она стала рассылать видео в своих постах. Вопреки рассудку, а возможно, подчиняясь логике почти наркотической зависимости, она обратилась к средству, послужившему источником ее страданий, — сетевому вещанию в интернете. Когда я впервые прочел об этой несчастной девочке, я удивился, насколько легко мы доверяем нашу эмоциональную жизнь новым технологиям. Меня поразило, что мы перестали облегчать наши страдания и боль традиционными способами (через дневники, друзей, психологов). Мы хватаемся за социальные сети, которые якобы сулят нам утешение.

Через две недели после самоубийства Аманды ее мать Кэрол Тодд, сидя на черном диване, давала интервью. «Речь идет не о ребенке, который... просто сидел в своей комнате за компьютером, — говорила она тихим, надломленным голосом, не глядя в камеру и стараясь описать душевное состояние дочери в дни, предшествовавшие самоубийству. — Она понимала, что совершила ошибку, но не смогла ее стереть... Она старалась забыть, избавиться от нее. Она пыталась менять школы, но везде, куда бы она ни приходила, эта ошибка продолжала ее преследовать». Эти кадры было очень тяжело смотреть. Кэрол была раздражена вниманием прессы. В конце интервью, кусая губы, она отвечает тем, кто обвинял ее, называя «плохой матерью»: «Аманда воспитывалась в хорошей семье». После этого она попросила выключить камеру.

Когда несколько месяцев спустя я пытался поговорить с Кэрол Тодд, она либо отказывалась, либо в последний момент отменяла встречу. Так повторилось несколько раз. В конце концов я прекратил попытки, но Кэрол, видимо, передумала, позвонила и назначила встречу. Я поехал в Порт-Кокитлам, мы встретились в ее любимом ресторане «Эрл». Молоденькие девушки, ровесницы Аманды, принесли нам сэндвичи и кофе.

В массивных очках, в черной куртке с капюшоном, Кэрол Тодд производила впечатление уравновешенного, но решительного человека. Поначалу она держалась настороженно, так как репортеры, осаждавшие ее после смерти дочери, доставили ей много горя. Кроме того, в результате этой истории она и сама стала объектом сетевой травли. Некоторые чересчур активные личности продолжают слать ей сообщения со всего мира, обвиняя ее и ее дочь. Эти люди беспощадны. В нескольких электронных письмах Кэрол делилась со мной своей тревогой из-за «ненавистников», которые не оставляют ее в покое.

Так же как ее дочь, Кэрол отвечает на оскорбления не уходом в себя, а, наоборот, ростом активностью в сети. Она завела блог, где призывает к административной и школьной реформе. Она учредила фонд для поддержки этих реформ, рассказывает политикам и директорам переполненных гимназий о своем опыте. Она даже наладила производство одежды и браслетов, на которых напечатано имя ее дочери. Кэрол пополняет свой фонд за счет продажи этих вещей. Когда YouTube через несколько дней после смерти Аманды убрал ее видеоролик, Кэрол попросила вернуть его, потому что это стоит смотреть многим.

Она сказала мне, что в мире что-то сдвинулось с мертвой точки после гибели ее дочери. «Аманда сама поставила себя в тяжелое положение. Я хочу сказать, что она не была ангелом, и я первая признаю это. Но она сделала то, что сделала, и мне кажется, что это пробудило людей от спячки». Среди СМИ, распространивших по миру историю Аманды, можно назвать New Yorker, Anderson Cooper 360° и Dateline. В тридцати восьми странах прошли ночные акции в память Аманды.

— Аманда — не первая, с кем такое случилось, — сказал я. — Почему именно ее история стала толчком, движущей силой?

— Очевидно, все дело в видео, только в нем. Если бы она не сняла тот ролик, то вы не сидели бы сейчас здесь.

Конечно, она права. Мы все давно стали участниками массового вещания, на которое провоцирует нас сетевая жизнь. Но иногда какой-нибудь человек — обычно такой цифровой абориген, как Аманда, — вдруг пробуждает нас, превратив столь банальную вещь, как YouTube, в трибуну обжигающей исповеди.