Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история - Ферро Марк - Страница 77

Правда, после покушения 20 июля фюрер уточнил свою позицию и сделал более четкое заключение: «В 1918 году армия была предана тылом; сегодня тылу угрожает предательство армии».

Оказалось, что немецкое верховное командование целыми штабами состояло в заговоре или знало о нем, но не доносило о его существовании.

Покушение 20 июля — не первое, которого Гитлеру удалось избежать. Но именно оно представляло собой доведенный до реализации план настоящего заговора и даже первый этап путча. В Париже генерал Штюльпнагель, едва узнав о покушении, приказал немедленно арестовать начальника гестапо Карла Оберга, а также всех руководителей парижской службы СС… а затем велел всех отпустить, когда провал заговора стал очевиден.

Прибывший тем временем в гитлеровскую ставку после своего освобождения Муссолини был поражен разрушениями, которые произвела бомба. Дуче утешил фюрера: дескать, то, что он уцелел, — настоящее чудо, а следовательно — предзнаменование победы.

Гитлер имел свое мнение насчет виновников. Повстречавшись с рабочими-каменщиками, он сказал им: «Я знаю, что это исходит не от вас». Народные массы действительно фюрера по-прежнему очень любили. Он это знал и где только можно поносил «фонов» — аристократов из военного верховного командования.

По мнению Геббельса, заговорщики, разумеется, действовали под влиянием евреев и англичан. Дёниц усматривал в заговоре предательство сухопутной армии, поскольку скоро выяснилось, что подложил бомбу ушедший с совещания Штауффенберг. Остались Геринг, Риббентроп, Йодль и Кейтель, подхвативший фюрера на руки. Когда фюрер еще не опомнился от взрыва, кто-то бросил, что это похоже на дело Рема. Апатичный до тех пор Гитлер резко подскочил, истерично выкрикивая, что надо наказать виновников и их семьи так, как никому и во сне не снилось, что он уничтожит их всех. Очевидно, намек привел его в ярость, потому что напомнил, что в 1934 г. Рём предупреждал его о недовольстве армии, и, чтобы примириться с ней, Гитлер отдал СС приказ убить Рема («Ночь длинных ножей»).

Гитлер впадал в истерику всякий раз, когда его заставали врасплох и ставили под сомнение его непогрешимость.

Этот заговор Гитлер пристегнул к «предательству» Паулюса, тогда как, в сущности, он просто выражал одновременно отчаяние и гнев тех, кто считал войну проигранной и желал предотвратить неминуемую катастрофу. По сути, заговор исходил не столько от католиков-оппозиционеров, протестантов и пр., которые, как бойцы «Красной розы» (Социалистической партии Франции), клеймили тиранию режима и его бесчеловечность, сколько от разнородного скопления людей, вдохновляемых полковником фон Штауффенбегром и группой высокопоставленных офицеров. Последние, вне зависимости от того, состояли они в генштабе или нет, чувствовали себя униженными, с тех пор как Гитлер и нацистская партия самочинно присвоили себе право принятия военных решений. После покушения их болезненное самолюбие обострилось еще сильнее, поскольку Гиммлер был назначен главнокомандующим «внутренней армии».

Последнее выступление военного руководства и операция по спасению страны, оказавшейся на грани гибели, покушение на Гитлера и попытка военного переворота ни в коем случае не являлись восстанием против преступлений, совершенных режимом в России, Польше, Сербии и других странах, или еврейского геноцида, хотя некоторые генералы (например, фон Бок) открыто протестовали против всего этого еще с лета 1941 г.{377}

Так же как рабочие-каменщики, народные массы Германии были склонны считать, что фюрер стал жертвой предателей родины. Генерал фон Тресков покончил с собой при известии о провале покушения. Его труп вытащили из могилы перед собравшимися родственниками, его семью осыпали проклятиями.

Гитлер выступил по радио, «дабы вы слышали мой голос, и дабы немцы знали об обстоятельствах этого ни с чем не сравнимого в истории страны преступления»: «Клика офицеров-идиотов — амбициозных, беспринципных и преступных — замыслила заговор с целью устранить меня и уничтожить практически всю ставку верховного командования… Это малое ядро преступников будет безжалостно уничтожено… И на сей раз мы — национал-социалисты — поквитаемся с заговорщиками так, как у нас принято…»

Репрессии были ужасны. «Надо покончить с этим отребьем… — требовал Гитлер. — И на этот раз я не буду мудрствовать лукаво. Преступники не предстанут перед военным трибуналом, где заседают их подельники, где процесс будет затягиваться до бесконечности… Их нужно повесить, как обычных преступников… Приговор должен быть приведен в исполнение не позднее двух часов после его вынесения — чтобы они и пикнуть не успели. Фрайслер присмотрит за этим. Это наш Вышинский».

Осужденным отказывали в отправлении каких-либо религиозных обрядов. Первые восемь осужденных с деревянными башмаками на ногах, по пояс голые, были повешены. Агония длилась долго, и после каждой экзекуции палач подкреплял силы водкой. Кинохроника «Дойче вохеншау» запечатлела старого маршала фон Вицлебена, вынужденного во время допроса постоянно придерживать руками брюки, потому что у него отняли подтяжки. Смотрел ли Гитлер снятые на кинопленку кадры казни, неизвестно.

Вскоре Гиммлер стал объяснять, что подобные процедуры не имеют ничего общего с действиями большевиков, а якобы уходят корнями в древние германские традиции: «Говорили: “Этот человек предал, его кровь — это кровь предателя, и кровь, текущая в жилах его семьи, — гнилая. Ее надо уничтожить”. Семья графа фон Штауффенберга будет уничтожена вплоть до ее последнего члена». Точно так же надлежало поступить и с семьями фон Зейдлица, фон Трескова, фон Клейста и других. Были арестованы около 5 тыс. чел. Очень многих из них казнили.

Маршала Роммеля ждала иная судьба.

Роммель, попавший под подозрение с конца 1943 г. за то, что сказал фюреру о необходимости положить конец войне на два фронта, был в курсе заговора. Но сразу же после июньской высадки союзников в Нормандии он получил ранение при аварии и не участвовал в заговоре непосредственно, хотя начальник его штаба фон Шпайдель сказал, что он, «как и я, перешел Рубикон». Однако Роммель, кажется, не знал, что фигурировал в некоторых списках как будущий президент рейха по смерти Гитлера — поскольку снискал уважение противника в ходе африканской кампании и мог бы вести переговоры на более выгодных условиях.

Когда Гитлер вызвал его к себе, Роммель думал, что получил новое назначение. Вместо этого фюрер поставил его перед выбором: пойти под трибунал, лишив себя и семью всех прав, либо покончить с собой и быть похороненным как национальный герой со всеми причитающимися в данном случае привилегиями для родных.

«Он выбрал самоубийство, — рассказывает его сын (его слова подтверждает и сын Шпайделя). — Было условленно, что за ним придут к нему домой. Туда прошли двое из генералов — членов трибунала. Они дали ему ампулу с цианидом, которую он проглотил уже в увозившей его машине… Следовало хранить тайну». На похоронах Роммеля присутствовало довольно много генералов. Говорили, что он пал жертвой нападения. Производить вскрытие запретили{378}.

Геббельс, Гиммлер и Борман играли в великих чистильщиков. Вместе с Гитлером они были уверены, что военные затеяли заговор не для того, чтобы предотвратить катастрофу тотального поражения, а, наоборот, что сами поражения явились результатом предательства военных.

Партия руководила и военными, и беспартийными высшими должностными лицами, служившими связующим звеном с гражданским обществом, — такими, как Ламмерс и Шпеер. Подведомственную им рабочую силу Геббельс и Гиммлер хотели использовать для вооруженной обороны рейха. У Гитлера оставалось все меньше средств для разрешения внутренних раздоров, но он отчаянно не хотел урезать полномочия Геринга, которого немцы ввиду его сибаритства считали теперь неспособным восстановить люфтваффе: общественное мнение обвиняло его в том, что воздушные силы потеряли боеспособность и не могут защищать немецкие города.