Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история - Ферро Марк - Страница 51

Продовольственная проблема заботила фюрера и во время осады Ленинграда. Завоевание города означало бы впоследствии необходимость кормить два миллиона человек. Не лучше ли уморить город голодом и разрушить его? Гитлер несколько раз выдвигал идею стереть Ленинград с лица земли.

Мы видим, таким образом, что императивы войны, долгосрочные экономические и демографические цели, гитлеровская (или нацистская) расовая программа могли одновременно пересекаться и конкурировать. У Гитлера расовая программа зачастую опережала по важности все остальные планы. Задача выдавить еврейское меньшинство, чтобы дать квартиры, работу, землю тем, у кого их нет, неизменно лежала в основе деятельности нацистских руководителей. Гитлер, например, убеждал главу венгерского правительства адмирала Хорти, старавшегося умерить пронацистское рвение части руководства его страны, увереннее идти в данном направлении: «Венгрия могла бы заключить евреев в концентрационные лагеря, как Словакия. Это создало бы многочисленные возможности для ее собственных граждан, ввиду того что освобождение мест, ранее занимаемых евреями, открывает молодым людям новые карьерные перспективы». В октябре 1944 г. Хорти захотел сменить курс и выйти из войны. Немцы тогда похитили его сына, участника Сопротивления, а власть в Венгрии захватили «Скрещенные стрелы» Салаши и продолжили гонения на евреев, жестокие как нигде более.

Сочетание депортаций с истреблением обнаруживается и в случае цыган. С ними, правда, «трудности» состояли не столько в смешанных браках, сколько в самой природе их расы: часть из них, будучи «чистой расы» (арийской), не могла быть отправлена в Освенцим и должна была содержаться в армии. Цыганам грозила опасность как «асоциальным элементам»: «Они — самый страшный бич для нашего сельского населения», — считал Гитлер. Но в то же время его смущало христианское вероисповедание цыган{270}. Колебания фюрера относительно уготованной им участи и конфликты из-за полномочий между Борманом и Гиммлером сохраняли запутанную ситуацию. Однако меры по исключению из общества применялись к цыганам так же, как и к евреям.

Летом 1942 г. Геббельс обсуждал эту проблему с министром юстиции Отто Тираком, который объяснял Геббельсу ненормальность положения, когда преступники в безопасности сидят в тюрьмах, пока немцы рискуют жизнью на фронте. Тирак предложил «убивать всех евреев и цыган, а также поляков, приговоренных к трем или четырем годам заключения, и, кроме того, чехов и немцев, которые приговорены к смертной казни или пожизненному заключению», затем заключил, что «идея уничтожения трудом еще удачнее». Гиммлер с ним согласился, и в октябре 1942 г. Тирак испросил одобрения Гитлера на «избавление немецкого народа от поляков, русских, евреев и цыган, чтобы аннексированные территории освободились для немцев». Около половины заключенных, переведенных из тюрем в гиммлеровские лагеря, умерли или были убиты в считаные месяцы после перевода.

Если Вторая мировая война, как известно, началась в 1939 г., то война Гитлера против евреев — гораздо раньше. Судя по тому, что поначалу речь шла просто о преследованиях, затем о «территориальном» решении еврейского вопроса, о депортации и только под конец — о массовом истреблении, Гитлер изначально Холокоста не замышлял, судьба евреев зависела, скорее, от ситуации. Историки«функционалисты» вдобавок заметили, что акции массового уничтожения не отличались четкой координацией, что не существует никаких следов общего приказа фюрера относительно геноцида, и т. д. и т. п.

Сомнения в связи между изречениями фюрера и массовыми убийствами, однако, не представляются обоснованными с точки зрения исторического анализа.

Фюрер пристально следил за различными стадиями преследования и умерщвления евреев. По сути, большая часть этих действий осуществлялась либо в связи с его «пожеланием» (Wunsch), как в случае массовых убийств в Риге, либо с его санкции (Ermachtigung) — на Ваннзейской конференции, либо по его приказу (Befehl) — например, о расправе в Минской области, согласно Отто Брадфишу. Гиммлер 24 января 1944 г. в Познани прямо заявил нескольким сотням высших офицеров: «Когда Гитлер отдал мне приказ претворить в жизнь окончательное решение еврейского вопроса, я спросил себя, могу ли я потребовать от своих бравых солдат выполнить столь ужасную задачу?.. Но ведь речь шла о приказе фюрера, в котором нельзя было сомневаться. Так что задача была выполнена: еврейский вопрос больше не стоит»{271}.

При других обстоятельствах Гиммлер сказал своим эсэсовцам: «Большинство из вас наверняка знает, что такое видеть перед собой на земле 100, 500, 1 000 трупов… Мы выдерживали подобное зрелище, не дрогнув, — вот что нас закалило. Словами не выразить, какую честь это вам делает». В этой декларации также скрывалось пожелание фюрера.

Гиммлер, Гейдрих и Борман, учитывая все, что неоднократно говорил им Гитлер, вполне могли предугадать его желания. Поскольку фюрер вряд ли стал бы противоречить сам себе, то он как минимум предоставлял своим соратникам действовать, сохраняя контроль за ходом этих действий и, соответственно, возможность направлять их в соответствии со своей стратегией в том или ином смысле.

Например, сказав пару раз Гиммлеру (18 апреля 1941 г.), что до конца войны нужно бы полностью уничтожить здешних евреев, Гитлер в день объявления войны Соединенным Штатам расширил свой план: «Америка в руках евреев. Во время переговоров о мире наше единственное требование будет, чтобы США всех своих евреев выдали нам»{272}.

Тем не менее, столкнувшись с трудностями войны, в декабре 1942 г. Гиммлер попросил у фюрера разрешения «освобождать евреев за выкуп»: «Он дал мне все полномочия, одобрив операции подобного рода, если те позволяли обеспечить значительный приток денежных средств». Будучи привлечен к «окончательному решению», о чем он настойчиво напоминал в своей речи в ноябре 1943 г., Гиммлер воспользовался этими полномочиями для того, чтобы попробовать завязать в обход Гитлера переговоры с союзниками через Еврейское агентство и американский Совет по делам беженцев (War Refugee Board) с участием посла в Анкаре фон Папена. Речь шла о «выкупе» жизни венгерских евреев, еще не перебитых после перемены курса Хорти в марте 1944 г.{273} Поскольку война уже казалась проигранной, появилась цель договориться с англосаксами и, подписав с ними сепаратный мир, повернуть их против СССР. Но, как известно, Гитлер не хотел слышать об этом: он рассчитывал принудить союзников изменить позицию с помощью своего секретного оружия. О переговорах, которые Гиммлер вел с Бернадотом после массовых убийств евреев в Будапеште в конце 1944 — начале 1945 г., Гитлер, кажется, толком и не знал. Но он что-то прослышал о них накануне своего самоубийства (см. раздел «Гитлер: “Я умру в Берлине”» в гл. 5).

В июне 1918 г., обеспокоенная ростом террора, советская ЧК (да-да, именно ЧК) предлагала удерживать его зачинщиков. И тогда Ленин написал Зиновьеву, ответственному за деятельность ЧК в Петрограде: «Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает»{274}.

Вот уж кто поистине предвосхитил позицию Гитлера в отношении массовых убийств!

Правда, в России террор по своей сути, происхождению и инициативе был народным. В Германии же антиеврейский террор исходил в основном от руководителей нацистской партии и имел целью исполнить пожелания фюрера. Общество, хоть инициатива принадлежала и не ему, все же так или иначе участвовало в том, что режим рассматривал как приоритет. Когда все рухнуло, Гитлер захотел, чтобы венгерских евреев ликвидировали, «как в Польше», по замечанию Риббентропа; апокалипсис поражения ускорил и умерщвление остальных.