Страсти по Казимиру (СИ) - "Mind the Gap" - Страница 22

      — Здравствуйте, фирма «Элит-хаус», мы вас слушаем, — приятный женский голос.

      — Девушка, можно Жигалова к телефону? Очень нужно!

      — Жигалова? Ну… Я его спрошу, он был занят просто… А как ему сказать?

      — Скажите, что звонит Илья, художник, «Малевич»… — Он вновь услышал какую-то музыку, время текло медленно, мальчишки нервничали. Вдруг хрип, щелчок и узнаваемый голос:

      — Я вас слушаю.

      — Жигалов, это я, — Илья вдруг всхлипнул, — ты можешь плюнуть на меня, но мне больше не к кому обратиться. Я в полной жопе.

      — Каков ваш номер заказа? — ответили на том конце через внушительную паузу.

      — Жигалов, ты был во всём прав, я неблагодарная тварь и шалава пидорская. — Пацаны встрепенулись и переглянулись.

      — И какие проблемы, вы говорите? — голос собеседника был официально сух и бессердечно любезен.

      — Меня надо забрать из дачного посёлка, это по Левашовскому шоссе, у Разлива.

      — И какие сроки вашего заказа?

      — Жигалов, я не знаю — может быть, вообще времени нет. Я не знаю, как меня ищут. И тут очень холодно…

      — Как вас найти?

      — У вас какая улица и дом? — спросил Илья у парней.

      — Так это… улица Пионерская, дом два. — Говоривший получил локтем в бок.

      — Жигалов, улица Пионерская, дом два, не доезжая до остановки по главной дороге надо повернуть налево, через лесок будет эта улица. Жигалов… ты… ты — человек, — и вдруг Илья заплакал — наверное, впервые в жизни, неумело и беззвучно. Но Жигалов, должно быть, понял это, почувствовал.

      — Я… я не обещаю быстро. — И загудели короткие.

      Пацаны тоже впечатлились слезами странного человека, они растерянно переглядывались.

      — Вас преследуют? — всё тот же смельчак.

      Илья кивнул.

      — А вы точно не ворюга?

      Илья помотал головой.

      — Пойдёмте! — пацан с ключом махнул рукой и открыл калитку. — Мамка и бабка дома, они не разрешат вам, поэтому давайте сюда! — Он подвёл Илью к какому-то строению: для гаража маловато, для сарайки щедро. Илья зашёл внутрь — темно, грязно, но на двух столбах висит гамак. Мальчишка вытащил из угла огромные прорезиненные валенки. — Грейся!

      Согреться всё равно не удалось, но слёзы высохли, стопы перестало покалывать, внутренняя тряска улеглась. А потом мальчишки ещё принесли и термос с чаем. Казалось, что нет ничего вкуснее этой сладкой горячей воды. Илья слышал, что мальчишки с кем-то общались громкими голосами, но носа не вытащил. Он надеялся, что эти маленькие байкеры не выдадут его врагу, они ещё полны приключенческой романтики, они ещё не огрубели для того, чтобы чувствовать правду и ложь. Он на них надеялся. Время безжалостно долго отсчитывало секунды; казалось, что прошло уже много часов и уже должно бы темнеть… Но со стороны дома вдруг крикнули:

      — Борька, Глебка, айда обедать!

      — Ма-а-а… рано ещё!

      — Всё готово! Остынет!

      — Ла-а-а, мы щас!

      Мальчишки ещё потоптались около сарайки, вытерли тряпкой руки, пообещали Илье что-нибудь принести и пошли в дом. Борис и Глеб — настоящие святые, хотя и в мазуте.

      Илья не дождался своих спасителей. Через минут пятнадцать гудок автомобиля — там, со стороны калитки. Илья осторожно выглянул. Жигаловский серый «форд»! Он вытащил ноги из валенок, повесил на гамак скатанный пуховой платок, которым он согревал руки, подхватил сумку и системник и побежал к дороге.

      Жигалов вышел из «форда», открыл задние двери, принял технику и усадил Илью на переднее сидение. Молча. Не встречаясь взглядом, не похлопывая по плечу, не подавая руки. Сел сам.

      — Куда? Домой?

      Илья шмыгнул носом, ибо сразу стал оттаивать в тёплом и сухом салоне машины.

      — Да. Домой.

      — Что с лицом?

      Илья потрогал щёку, посмотрел на ладонь, там пепел.

      — Это Малевич. Я его убил.

      — Ясно. — Мотор заурчал; Жигалов, выворачивая голову, сделал несколько манёвров, чтобы на улочке развернуться. И вдавил на газ. Грязный натруженный «форд» помчался в город по тому же пути, который пару недель назад казался Илье удивительной дорогой к счастью. Весь путь Жигалов молчал, не курил, даже радио не включал. Слушал, как шмыгает его пассажир. Наверное, плачет… Жигалов не хотел видеть слёз, поэтому не поворачивался к Илье, не смущал.

      Только через три часа они подъехали к дому. Жигалов внутрь не пошёл, только подержал двери. Тут на пороге Илья наконец сказал:

      — Жигалов, прости меня.

      — Всё будет хорошо, — тихо ответил он.

      — Спасибо.

      — Не звони больше, — это было совсем тихо. Жигалов отправился в машину, чтобы ехать на работу и наврать там с три короба. А Илья тяжело поднялся на второй этаж и оказался в пустой квартире, где даже оконный блик не движется, где лозунги на тарелочках перестали вопить, где нет теперь ни Малевича, ни Казимира…

      Казимиру стало тепло, он увидел своего человека, тот улыбался и подзывал ближе, присаживался на корточки и похлопывал по коленям, а Казимир не спешил, чтобы никому не показалось, что он торопится исполнять человеческие команды. Наоборот, улёгся на истёртый ковёр и с ленивым удовольствием впустил в него когти. Потом он перевернулся на спину и включил внутренний моторчик мурчания, а потом его спина внезапно и резко начала болеть, и Казимир коротко успел заметить искрящегося злобно чужого человека, который приходит без спросу и зачем-то больно треплет его за шкирку…

      Казимир проснулся и подскочил, ещё не вполне понимая, где он. На лес и шоссе рядом уже опустилась ночь, но она была светлее прошлой — ровным покровом лёг первый снег, маскируя прежние пути, стирая запахи и пряча мусор обочин, готовя чистый лист для новых дорожек следов — путанных записей о жизни и смерти вдоль дороги.

      Кочка, под которой уснул кот, оказалась густо припорошена, ветра на краю леса не было совсем, Казимир согрелся под снежной шапкой и забылся настолько, что невольно выгнулся по-домашнему, уязвимо, подставляя брюхо тёплому покрывалу. Боль на спине проснулась раньше него и выбросила в реальность. Кот кое-как отряхнулся, попытался слизать с себя сразу ставший холодным и мокрым снег и понял, что двигаться как раньше он не может: обожжённую кожу на загривке стянуло, оставшаяся вокруг шерсть запеклась и мешала повернуть голову.