Распутник - Маклейн Сара - Страница 19

За ее спиной в дверях что-то мелькнуло. Ее отец. Очевидно, Нидэму надоело ждать, когда они выйдут из дома, и он пришел сам.

Борн решил, что это знак забить последний гвоздь в крышку семейного гроба. И все же он понимал, что использует ее. Что не заслуживает ее.

Это не имеет значения.

Он вздернул подбородок и запечатлел единственный нежный поцелуй на ее губах, стараясь не замечать, как она к нему потянулась, как негромко выдохнула...

В дверях щелкнул затвор ружья, подчеркивая слова маркиза Нидэма и Долби:

— Черт побери, Пенелопа, посмотри, что ты натворила!

«Дорогой М.!

Отец считает, что мы должны прекратить переписку. Он уверен, что у «мальчишек вроде него» (имея в виду тебя) нет времени на «дурацкие письма» от «глупых девчонок» (имея в виду меня). Он говорит, что ты отвечаешь мне только потому, что хорошо воспитан и чувствуешь себя обязанным это делать. Я понимаю, что тебе уже почти шестнадцать и, наверное, у тебя есть более интересные занятия, чем писать мне, но помни: у меня таких интересных занятий нет. Мне придется обходиться твоей жалостью.

Глупая П.

P . S . Он не прав, верно?

Нидэм-Мэнор, январь 1816 года».

«Дорогая П.!

Чего твой отец не знает, так это того, что единственная вещь, нарушающая монотонность латыни, Шекспира и нудятины про ответственность, которую юноши вроде меня однажды будут нести в палате лордов, — это дурацкие письма от глупых девочек. И уж из всех людей на свете ты точно знаешь, что воспитан я очень плохо и редко чувствую себя обязанным что-то делать.

М.

P . S . Он не прав.

Итон-колледж, январь 1816 года».

— Ты ублюдок!

Борн поднял глаза от своего стакана с виски в «Гончей и курице» и наткнулся на разгневанный взгляд своего будущего тестя. Откинувшись на спинку стула, он напустил на себя выражение рассеянного удивления, отпугивавшего куда более грозных противников, чем маркиз Нидэм и Долби, и взмахнул рукой, показывая на пустой стул за своим столом.

— Отец, — насмешливо позвал он, — прошу, присоединяйся ко мне.

Борн уже несколько часов сидел в темном углу таверны, дожидаясь, когда Нидэм явится с бумагами, возвращающими ему Фальконвелл. Вечер перешел в ночь, таверна наполнилась смехом и разговорами, а он все ждал, и пальцы зудели от желания подписать документы, а он мечтал о том, что произойдет дальше.

О мести.

Изо всех сил стараясь не думать о том, что он обручен.

И еще сильнее стараясь не думать о женщине, с которой обручился, — такой серьезной и невинной, совершенно не подходящей ему в жены.

Не то чтобы он имел какое-то представление о подходящей жене.

Это к делу не относится. У него не было выбора.

Единственная возможность вновь обрести Фальконвелл — Пенелопа. Что сделало ее самой что ни на есть подходящей женой.

И Нидэм это знает.

Тучный маркиз уселся и помахал огромной лапищей, подзывая служанку. Ей хватило соображения сразу захватить бутылку виски и стакан, быстренько все поставить и упорхнуть к более веселым и дружелюбным клиентам.

Нидэм хорошенько приложился к виски и грохнул стаканом о дубовый стол.

— Ты ублюдок. Это шантаж.

Майкл принял скучающий вид.

— Чепуха. Я отлично с тобой расплачиваюсь — ты сбываешь с рук самую старшую незамужнюю дочь.

— Ты сделаешь ее несчастной.

— Возможно.

— Она недостаточно сильна для тебя. Ты ее погубишь.

Борн сдержался и не стал указывать, что Пенелопа сильнее духом, чем большинство известных ему женщин.

— Следовало подумать об этом раньше, до того как ты присоединил ее к моей земле. — Он постучал пальцами по обшарпанной столешнице. — Сделка, Нидэм. Я не склонен жениться на девушке без моей земли. И хочу получить ее сейчас. Хочу подписать бумаги до того, как Пенелопа предстанет перед викарием.

— Или?

Борн повернулся на стуле, вытянул ноги в сапогах и скрестил их.

— Или Пенелопа вообще не предстанет перед викарием.

Взгляд Нидэма метнулся к нему.

— Ты не посмеешь. Это ее уничтожит. И ее мать. И сестер.

— В таком случае советую тебе очень тщательно обдумать следующие шаги. Прошло девять лет, Нидэм. Девять долгих лет, в течение которых я ждал этого мига.

Ждал Фальконвелла. И если ты думаешь, что я позволю тебе встать у меня на пути к обретению прав на эти земли и маркизат, то очень ошибаешься. Так случилось, что я на дружеской ноге с издателем «Скандального листка». Одно мое слово, и ни один человек из общества близко не подойдет к юным леди Марбери. — Он помолчал, налил себе еще виски, давая Нидэму время проникнуться холодной угрозой. — Так что действуй. Испытай меня.

Маркиз прищурился.

— Ты просто скотина! — Выругавшись, он сунул руку в карман сюртука и вытащил большой сложенный лист бумаги.

Борн прочел документ, и его охватило головокружительное ликование. Фальконвелл переходил к нему после заключения брака, назначенного на завтра. Он сожалел только о том, что викарий Комптон не служит по ночам.

Борн аккуратно сложил документ и убрал к себе в карман. Ему показалось, что он буквально ощущает его вес у себя на груди. Нидэм снова заговорил:

— Я не допущу, чтобы ее сестры пострадали из-за этого.

Они все тревожатся только о ее сестрах.

А как насчет Пенелопы?

— Я женюсь на Пенелопе. Фальконвелл завтра станет моим. Скажи, почему меня должна волновать репутация еще двух твоих дочерей? Они твоя забота, разве нет? — Он одним глотком выпил скотч и поставил пустой стакан на стол.

Нидэм перегнулся через стол и заговорил, вложив в свои слова силу:

— Ты скотина, и твоего отца сокрушило бы то, во что ты превратился.

— В таком случае нам повезло, что он умер.

Похоже, Нидэм понял, что едва не перешагнул черту.

Он отодвинулся от стола.

— Подробности твоего обручения никогда не должны быть обнародованы. У меня есть еще две дочери, которых нужно выдать замуж. Никто не должен знать, что Пенелопа досталась охотнику за приданым.

— У меня владений в три раза больше, чем у тебя, Нидэм.

Глаза Нидэма почернели.

— Но среди них нет того, чего ты хочешь, так?

— Теперь есть. — Борн оттолкнул стул от стола. — Ты не в том положении, чтобы выдвигать требования. Если твои дочери переживут мое вступление в вашу семью, то только потому, что я снизойду до этого, и ни по какой другой причине.

Нидэм проследил за ним взглядом и сжал челюсти.

— Нет, потому, что у меня есть одна вещь, которую ты хочешь получить даже сильнее, чем землю.

Борн посмотрел на маркиза долгим взглядом. Сказанное эхом отдалось в самых темных уголках его души, но он отмахнулся.

— Ты не можешь дать мне то единственное, чего я хочу даже больше Фальконвелла.

— Крах Лэнгфорда.

Отмщение. Это дорогого стоило.

Борн медленно подался вперед.

— Ты лжешь.

За это мне бы следовало вызвать тебя на дуэль.

— Она будет не первой. — Он подождал. Нидэм не клюнул на наживку, и тогда Борн произнес: — Я искал. Нет ничего, что могло бы его уничтожить.

— Ты не искал в нужном месте.

— И ты думаешь, что с моими возможностями, с возможностями «Ангела» я не перевернул весь Лондон вверх ногами в поисках хотя бы намека на компромат против Лэнгфорда?

— Все равно у тебя нет вот этого.

Нидэм снова сунул руку в карман. Вытащил еще один документ, меньше размером. Более старый.

— Это случилось намного раньше, чем девять лет назад.

Борн прищурился, глядя на бумагу, запечатанную печатью Лэнгфорда. И поднял взгляд на будущего тестя. Сердце бешено заколотилось, в груди зародилось что-то похожее на надежду.

— Думаешь, ты можешь соблазнить меня каким-то старым письмишком?

— Тебе нужно это письмишко, Борн. Оно стоит дюжины твоих знаменитых досье. И оно твое, если ты избавишь имена моих дочерей от своей грязи.