Спец экстра-класса - Стрельцов Иван Захарович - Страница 8

Впервые эти бомбьъ показали свою эффективность в горах Афганистана. Теперь было не редкостью их применение и в горных районах Чечни.

Пастух улыбнулся в густую, черную с проседью бороду. Он, как матерый хищник, интуитивно почувствовал опасность и вывел отряд за пределы лагеря. Правда, там осталась группа тяжелого вооружения: пять минометов и пара противотанковых комплексов управляемых ракет. Но лучше потерять малую часть, чем всех и самому сгореть в адском пламени…

«Что-то в этой ситуации не так», – размышлял командир боевиков, не в силах оторвать взгляд от клубов черного, маслянистого дыма. Все было не так, как задумывалось после первой войны. Он был национальным героем Ичкерии, гордостью своего тейпа, заставившей говорить о себе все телекомпании мира. Ничего, что для этого ему пришлось захватить больницу и взять в заложники беременных и рожениц с грудными младенцами. На войне не существует других законов, кроме закона побеждать. А он тогда победил. Сам глава Российского правительства звонил и лично приказал пропустить отряд боевиков обратно в горы.

Тогда он был героем, и вся Чечня лежала у его ног, сразу после войны его сделали премьер-министром республики. Впрочем, много ума не требовалось, чтобы руководить правительством. Практически в республике не было ни промышленности, ни централизованного сельского хозяйства. В каждом районе был свой хозяин, имевший вооруженный отряд и свою сферу доходов: торговлю оружием, наркотиками или рабами. Они вполне обходились без правительства, засевшего в Грозном, которое существовало на доходы от нефтепровода, проходящего через Чечню.

Впрочем, в самой столице тоже было не все гладко, кабинету министров, всем этим советским комсомольцам, деятелям культуры, сельским учителям и прорабам не нравился премьер-недоучка. Хотя ему самому было на это наплевать. Сдружившись с арабом Абдуллом Камалем, «мусульманским псом войны», он проникся идеей ваххабизма, наиболее радикального движения ислама. Абдулл, называвшийся Бабаем для краткости, часто и много говорил о новой исламской империи, которую должны создать воины Аллаха. Шамиль слушал его с упоением, понимая, что провидение послало на него свою благодать, доверив ему творить историю. Даже его позывной был не случайный, пастух – тот, кто управляет стадом, пасет его, защищает от волков. А когда надо, режет для себя самого жирного барашка. Уверившись в своем предназначении, он не стал мстить министрам, которые путем закулисных интриг его свергли, а вернулся в родовое село, где они с Бабаем открыли первый диверсионно-тренировочный лагерь «Кавказ». Для того, чтобы завоевать земли для будущей империи, нужна сильная армия, араб действительно оказался значительной фигурой. Вскоре стали прибывать деньги, необходимая литература, инструктора и лекторы-богословы, которым следовало «промывать» мозги курсантам.

В желающих стать воинами Аллаха тоже не было недостатка. Отовсюду в Чечню приезжали добровольцы, мусульмане и не только. Романтично настроенные юноши, скрывающиеся от закона уголовники, безработные мужи и матерые наемники.

Армия будущего государства Халифат росла как на дрожжах, несмотря на то что некоторых курсантов (русскоязычных с типичной внешностью) Бабай отправлял обратно, домой. Им отводилась роль диверсантов «пятой колонны», которые должны будут в назначенный час набросить на Россию черное покрывало террора.

Наконец Бабай сообщил, что армия воинов Аллаха готова для войны за Халифат. Несколькими отрядами они двинулись в направлении Дагестана, где у них было достаточно сподвижников и заранее засланных боевиков.

Сбив милицейские заслоны на границе, они легко вторглись на территорию соседней республики. Вторжение длилось два дня, на третьи сутки милицию и наскоро собранные отряды ополченцев сменила армия России…

План «Халифат» лопнул, как мыльный пузырь, да и разбойничья вольница Чечни оказалась под вопросом. Одна надежда оставалась – на оборону Грозного. Заманить в каменный мешок федеральные войска и методично их перемалывать, заставляя лить горючие слезы родных и близких погибших. И ждать поддержки от правозащитников, которые будут требовать вмешаться западные правительства.

В Грозном были собраны основные силы, президент и правительство покинули город, главным стал он, носящий имя древнего борца против неверных. Командуя обороной Грозного, Пастух собрался вернуть себе утерянную после бегства из Дагестана славу. Но и в этот раз ничего не получилось. Столица Чечни из мешка для наступающих превратилась в капкан для защитников.

Вырываясь из западни, он растерял часть своих людей и ночью наступил на «бабочку»[2]. В обычном деревенском доме отрядный хирург удалил ступню, с тех пор он получил прозвище Одноногий и перестал лично выходить на диверсии и засады. Бабай, неожиданно сблизившийся с президентом Ушастым, в отряде был редким гостем. Появившись несколько месяцев назад, он сказал, что разработал план одной хитроумной акции, после чего земля под ногами федеральных войск будет гореть сатанинским огнем.

Все произошло с точностью до наоборот… Вскоре началась охота на полевых командиров. За последний, месяц погибли уже трое. Самых отчаянных и непримиримых, тех, за кем спецслужбы охотились пять лет и никак не могли отыскать ни одного следа. А тут расстреливали, как мишени в тире. Это уже была не война, это больше походило на кровную месть, а так мстить могут только чеченцы. За что?.. Не было времени искать ответа на этот вопрос, охота началась за ним самим.

– Шамиль, надо уходить. – Возле Пастуха появился косматый боевик в потертом латаном камуфляже, обвешанный подсумками с запасными магазинами к автомату. Его голову прикрывал камуфлированный капюшон, из-под которого выглядывал грязно-серый бинт. В последнем бою его рикошетом задела пуля снайпера. – Минут через сорок они выбросят десант, чтобы проверить результаты бомбардировки, —добавил бородач.

– Да, надо уходить, – согласился Пастух, потом посмотрел на боевика и сказал: – Помоги мне сесть на лошадь.

Бородач кивнул и подставил плечо командиру, у которого вместо ступни была деревянная колода. Заказанный в Мюнхене титановый протез никак не могли довезти.

– Что все это означает? – глядя в раскрытое удостоверение, удивленно спросил подполковник Вавилов. В окно были видны платформы. Бойцы проворно сдергивали брезентовые чехлы и закрашивали бортовые номера на бронетехнике.

– Может, мы не будем разговаривать в коридоре? – в свою очередь поинтересовался Христофоррв, пряча в карман удостоверение.

– Прошу в купе. – Комбат указал рукой в направлении распахнутой двери.

Гость вместе с Вавиловым вошел внутрь, офицеры последовали за ними. И без того тесное помещение купе мгновенно стало напоминать банку кильки.

– Ваш батальон переходит во временное подчинение ФСБ, – произнес Христофоров, не обращая никакого внимания на остатки недавнего пиршества на вагонном столике. Он вытащил из нагрудного кармана сложенный вдвое конверт из плотной бумаги и, протягивая его комбату, добавил: – Есть договоренность с Генштабом и лично министром обороны. В течение часа ваш радист получит подтверждение. Да, чуть не забыл, с этой минуты ваш радиоцентр работает только на прием.

– Ясно, – задумчиво проговорил подполковник Вавилов, внимательно читая депешу на генштабовском бланке. Прочитав, передал ее начальнику штаба, стоящему у него за спиной.

– Может, объясните, с чем связана такая пертурбация? – спросил морпех, разглядывая сидящего напротив полковника. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что на неопределенный период тот будет его основным начальником. —Хотя бы в общих чертах.

– Если только в общих чертах, – медленно протянул Христофоров, соображая, что рассказать, а чего не говорить вовсе. – Недавно чеченцы пытались провести в Москве стратегическую операцию «Бумеранг», цель которой была раскрутить новый виток боевых действий здесь, в Чечне, конкретно на равнинной ее части. Нам удалось их переиграть и направить смертоносную энергию против них самих. Сейчас началась большая охота на полевых командиров.