Nеtократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма - Зодерквист Ян - Страница 43

Американский политолог Фрэнсис Фукуяма высказал идею, что буржуазная демократия знаменует собой 'конец истории' в гегелевском смысле – завершение исторического процесса. Историю должно рассматривать как процесс развития, общий для всех людей, длительную борьбу между различными социальными системами и философскими убеждениями, конфликт, существующий до тех пор, пока все варианты не испробованы и все неудовлетворительные решения не отброшены. Фукуяма утверждает, что альтернативы буржуазией демократии не выдержали испытания. Главным аргументом в пользу демократии является ее способность увязывать вместе все возможные противоречивые интересы в условиях продвинутой, глобальной рыночной экономики. Кроме того, демократия, с ее теоретическим равенством, из всех альтернатив наилучшим образом удовлетворяла потребности граждан в признании и уважении. Фукуяма прав и неправ одновременно. Буржуазная демократия, безусловно, наиболее подходящая социальная конструкция во многих отношениях, но – только в рамках капиталистической парадигмы. Когда обстоятельства меняются, история вновь приходит в движение.

В идею буржуазной демократии был вложен столь значительный идеологический капитал, что любая попытка подвергнуть идею критике и любые дискуссии о возможных недостатках демократической теории с негодованием и отвращением отвергались и клеймились как ересь огромными силами, охранявшими этот миф. Вокруг демократии и ее ритуалов соорудили культ, содержащий поразительно иррациональные элементы, массовое движение, сплачиваемое верой в то, что магическая сила политически корректных процедур может решить или, по крайней мере, ослабить все серьезные социальные проблемы. Считается, что сами по себе формы демократии являются залогом здорового политического содержания. Согласно этой самой могущественной демократической догме, корректный метод принятия решений всегда приводит к мудрым решениям. Самоназначенные представители политической добродетели убедили себя и всех, кто прислушивался к ним, что нет разницы между корректным методом принятия решений и мудростью этих решений. И даже если кто-нибудь, обладающий плохими манерами, напоминает, в качестве наиболее сильного примера, что нацисты пришли к власти как раз в результате демократических парламентских выборов, ответ, как правило, содержит разные путаные объяснения насчет 'демократической незрелости' немцев и специфики тогдашней ситуации. То, что демократия как таковая редко или никогда не является гарантией мудрых решений, не признается.

Исключения только подтверждали это правило. Как только демократическая зрелость населения достигает приемлемого уровня, демократия, как хорошо смазанная политическая машина, начинает генерировать мудрые решения. Такая вера в демократический процесс столь же непоколебима, сколь и безосновательна. В этом больше от религиозной веры, чем от эмпирического знания. В соответствии с аксиомой, избиратели не могут проголосовать неправильно, а если вдруг они это делают, как австрийцы, приведшие к власти крайне правых в конце двадцатого столетия – результат, вызвавший протесты всего Европейского Союза – это немедленно объявляется ошибкой и корректируется соответствующим образом.

Буржуазия прославляет демократию, как если бы она была чем-то священным, но только до тех пор, пока демократические принципы не входят в противоречие с ее собственными интересами. Церемониальная риторика демократии вся пронизана духом лицемерия. В лучшем случае – хрупкий компромисс между конфликтующими политическими силами, а в худшем – способ легитимизации выгодных властной элите решений, демократия превозносится как нечто справедливое и вечное, находящееся в согласии с законами природы. Феодализм допускал веру людей во что угодно, коль скоро они верили в Бога. Буржуазная терпимость позволяет голосовать за кого угодно до тех пор, пока люди так или иначе голосуют за демократическое государство в одной из его санкционированных разновидностей.

Как в случае с другими противоречиями внутри господствующей парадигмы, данное противоречие есть признак того, что капиталистическая парадигма отжила свое. Спустя всего десятилетие после признания буржуазной демократии кульминацией исторического развития осознание ее кризиса стало очевидным. Апатия в отношении утопии растет, и с демократии постепенно снимаются все покровы. Поскольку технический прогресс продвигает совершенно новую экологию, демократическое 'признание', на котором Фукуяма строил большую часть своей аргументации, обесценивается. Собственно, Фукуяма был первым, кто обратился к этой проблеме с изрядной долей старого доброго ницшеанского сомнения. Есть ли вообще, вопрошает Фукуяма, смысл добиваться всеобщего признания? Кого удовлетворит что-то доступное всем? Возвращая к жизни дух Ницше, Фукуяма подчеркивает, что всеобщая терпимость и исчезновение ценностей будут иметь роковые последствия для общества. Может ли чувство самоуважения допустить, чтобы его вытеснило стремление к достижениям? Возможно ли всеобщее признание вообще? Можем ли мы надеяться, что когда-нибудь избавимся от системы ценностей и иерархии достижений?

Абсолютно 'уравновешенная' (equal) личность не обладает способностью к моральным оценкам, поскольку это требует наличия каких-то начальных представлений о добре и зле, что вступает в противоречие с основным принципом 'политкорректности' (последней отчаянной попыткой отмирающей демократии быть одинаково 'хорошей' для всех) – исключительной терпимостью. Когда общество начинает расценивать все явления как 'равноправные' и ставит во главу угла равномерное распределение ресурсов, оно теряет импульс для творческого развития. Стабильность сопровождается стагнацией, что ведет к коррозии демократии, в ее обоих – активном и пассивном – состояниях. Стабильность, однако, не самая главная из всех проблем. Мы знаем, что стабильность – это химера, научная абстракция. Стабильность не присуща сложным системам, и в этом смысле Фукуяма допустил большую ошибку, спутав реальность с моделью.

Демократия стала вызывать беспокойство. Она требует все большего внимания в форме образования и воспитания, в связи с чем всевозможные государственные и научные институты настаивают на увеличении бюджетов. Мы больше не можем воспринимать демократию как данность – предупреждают они. Демократия должна быть укреплена любой ценой – таков лозунг всех тех, чья власть зиждется на демократии, и кто по понятным причинам не заинтересован в плюрализме. Пропаганда заявляет, что единственной альтернативой демократии является зловещая диктатура, несмотря на то, что диктатура, как учит история, на самом деле легко устанавливается все теми же демократическими средствами. Зато плюрархия гонима всеми возможными способами. Может даже создаться впечатление, что плюрархия вовсе не существует, что она не может даже зародиться. Весьма забавно, что интернет преподносится как инструмент, который будет способствовать окончательному триумфу демократии. В действительности же, интернет отвечает за новую информационно-технологическую среду, в которой плюрархия расцветает благодаря естественному отбору, а демократия обречена на поражение. Кризис существующей формы правления налицо. С этого момента демократия становится синонимом кризиса, затрагивающего её саму, а равно и уходящую парадигму в целом. В результате смены парадигмы ранее немыслимое становиться предметом размышления. Информационное общество будет развивать новые политические структуры. Одна из главных политических проблем: в тех областях, в которых политики хотели бы принимать решения, уже не осталось ничего такого, по поводу чего можно было бы это делать. Рынки и экономика изменились. В этой ситуации рост федерализма становится для демократии последней каплей, поскольку развитие все больше направлено на создание глобального государства. Проект глобального государства не представляется невероятным, не в последнюю очередь потому, что на кону судьба целого политического класса. Вслед за Всемирной Торговой Организацией может последовать Всемирная Налоговая Организация и т. д. Но усилия напрасны, и не потому что попытка мобилизовать энтузиазм избирателей всего мира потребует колоссальных усилий, но потому что плюрархия станет свершившимся фактом еще задолго до того, как подробный план создания глобального государства будет просто нанесен на бумагу. В виртуальном мире политики окажутся бессильными.