Глаз голема - Страуд Джонатан - Страница 1

Джонатан Страуд

Глаз голема

Главные действующие лица

М-р Руперт Деверокс — премьер-министр Великобритании и Империи.

М-р Карл Мортенсен — министр обороны.

Г-жа Джессика Уайтвелл — министр госбезопасности.

М-р Генри Дюваль — шеф полиции.

М-р Мармадьюк Фрай — министр иностранных дел.

Г-жа Хелен Малбинди — министр информации.

М-р Джулиус Тэллоу — министр внутренних дел.

М-р Джон Мэндрейк — помощник министра внутренних дел.

М-р Джордж Ффукс — волшебник четвертого уровня, департамент внутренних дел.

Г-жа Джейн Фаррар — помощник шефа полиции.

М-р Шолто Пинн — торговец, владелец магазина «Снаряжение Пинна» на Пиккадилли.

М-р Квентин Мейкпис — драматург, автор «Лебедей Аравии» и иных произведений.

А также многие иные волшебники, полицейские и соглядатаи.

Китти Джонс.

Якоб Гирнек.

М-р Т. Э. Пеннифезер.

Энн Стивене.

Фред Уивер.

Стен Хеш.

Николас Дру.

Клем Хопкинс.

И прочие участники Сопротивления.

Бартимеус — джинн, на службе у м-ра Мэндрейка.

Квизл — джинн, на службе у м-ра Ффукса.

Шубит — джинн, на службе у г-жи Уайтвелл.

Немиадес — джинн, на службе у м-ра Тэллоу.

Симпкин — фолиот, на службе у м-ра Пинна.

И множество иных афритов, джиннов, фолиотов и бесов.

Пролог

В сумерках один за другим вспыхивали вражеские костры. Их было куда больше, чем в любую из минувших ночей. Костры сверкали на серых равнинах, точно россыпь огненных самоцветов, и было их так много, что казалось, будто из-под земли возник зачарованный город. В наших же стенах, напротив, дома стояли с затворенными ставнями, и светильники были притушены. Все сделалось шиворот-навыворот: сама Прага стояла тёмной и мертвой, в то время как земли вокруг города пылали жизнью.

Вскоре после этого улегся ветер. Перед тем он дул в течение нескольких часов — сильный и ровный западный ветер, приносивший нам вести о передвижениях захватчиков: грохот осадных машин, голоса солдат и животных, вздохи полоненных духов, запахи творимых чар. А теперь ветер утих с неестественной внезапностью, и воцарилось безмолвие.

Я парил высоко в небе над Страховым монастырем, держась внутри кольца величественных городских стен, которые сам же и отстроил три века тому назад. Мои кожистые крылья мерно двигались мощными взмахами; глаза мои прозревали все семь планов до самого горизонта.[1] Нельзя сказать, чтобы зрелище было отрадное. Само британское воинство пряталось за Сокрытиями, однако же волны его мощи уже подкатывали к подножию Пражского Града. Во мраке смутно виднелись ауры огромного контингента духов; ежеминутно очередные краткие содрогания планов возвещали о прибытии все новых отрядов. По тёмным полям целеустремленно перемещались в разных направлениях группы людей-солдат. В центре громоздилось скопище огромных белых шатров, похожих на яйца птицы Рок. Вокруг шатров густо, точно паутина, висели Щиты и прочие заклинания.[2]

Я поднял взгляд к темнеющему небосводу. На небе теснились гневные чёрные тучи, слегка подкрашенные жёлтым на западе. На большой высоте, вне пределов досягаемости Взрывов и почти незримые в гаснущих сумерках, кружили шесть размытых точек. Они плавно двигались противу-солонь, в последний раз обозревая наши стены, проверяя, насколько прочна наша защита.

Да, кстати, не мешало бы и мне сделать то же самое.

У Страховых ворот, самого дальнего и уязвимого места в стенах, была возведена укрепленная башня. Древние ворота были заперты тройным наговором и бесчисленным множеством засовов, а грозные зубцы на вершине башни щетинились пиками недремлющих часовых.

По крайней мере, должны были щетиниться.

К башне летел я, коршуноглавый, кожисто-крылый, сокрытый призрачной завесой. Я беззвучно ступил босыми ногами на высокий каменный гребень. Я ожидал мгновенного оклика, сурового «Стой, кто идёт?!», стремительной реакции готовых к битве воинов.

Тишина. Я снял с себя Сокрытие и стал ждать хотя бы скромного, запоздалого проявления бдительности. Потом громко кашлянул. И снова — ничегошеньки.

Часть парапета была загорожена мерцающим Щитом, за которым и примостилось пятеро часовых.[3] Щит был изрядно узок и рассчитан на одного солдата-человека или максимум на трёх джиннов. Поэтому на площадке царила изрядная толкотня.

— Ну чего ты пихаешься, чего пихаешься?

— Поосторожней с когтями, ты, придурок!

— А ты подвинься. Я ж тебе говорю, у меня вся задница наружу торчит! Ещё увидят, чего доброго.

— Ну, это само по себе могло бы принести нам победу.

— Кончай крыльями размахивать! Едва глаз мне не вышиб!

— А ты превратись во что-нибудь поменьше. Как насчёт глиста, например?

— Если ты ещё раз ткнешь меня локтем!..

— А я чё, виноват, что ли! Это Бартимеус нас сюда поставил. Этот надутый…

Ну, короче, вот такой образец плачевной расхлябанности и бестолковщины. Думаю, целиком это пересказывать совершенно незачем. Коршуноглавый воитель сложил свои могучие крыла, выступил вперёд и привлек внимание часовых, ловко отвесив им крепкую затрещину, одну на всех.[4]

— И это называется часовые? — прогремел я. Я был не в настроении устраивать тут долгое разбирательство: полгода непрерывной службы изрядно источили мою сущность. — Прячетесь за Щитом, ссоритесь, как торговки на базаре… Я вам что велел? Бдеть!

Часовые что-то жалко бубнили в своё оправдание, переминались с ноги на ногу и смотрели в пол. Наконец лягушонок несмело поднял лапку.

— Извините, мистер Бартимеус, сэр, — сказал он, — но что толку в нашем бдении? Британцы-то повсюду: и на небе, и на земле. Мы слыхали, что у них там целая когорта афритов — это правда?

Я устремил свой клюв к горизонту и сузил глаза.

— Быть может. Лягушонок застонал:

— А у нас-то ни единого не осталось, верно ведь? С тех пор, как Феб накрылся медным тазом. А ещё у них есть мариды — и не один, если верить слухам. А у предводителя ещё и этот посох — страсть какой мощный. Говорят, он им и Париж, и Кельн разнес по пути сюда. Это тоже правда?

Ветерок слегка шевелил перышки у меня на голове.

— Быть может.

Лягушонок ахнул.

— Но ведь это же просто ужас, верно? Нам теперь просто не на что надеяться. С самого обеда прибывают все новые и новые отряды духов, а это может означать только одно. Сегодня ночью они пойдут в атаку. И к утру мы все будем покойниками.

Мда-а, ничего не скажешь, хорошенький боевой дух будет у нашего войска от таких разговорчиков![5] Я положил руку на его склизкое, бородавчатое плечо:

— Послушай, сынок… Как тебя звать?

— Наббин, сэр.

— Наббин. Так вот, Наббин: не стоит верить всему, что тебе говорят. Да, конечно, британская армия сильна. Более того: редко случалось мне видеть воинство сильнее этого. Но пусть так. Пусть у них есть мариды, целые легионы афритов и целые бочки хорл. Пусть всё это обрушится на нас сегодня ночью, прямо здесь, у Страховых ворот. Ну что ж, пусть явятся! У нас ещё есть в запасе нечто такое, от чего им придётся убраться несолоно хлебавши.