Наступление бури - Кейн Рэйчел - Страница 14

Юный, только зарождающийся шторм еще весьма уязвим и хрупок: его может прикончить в зародыше внезапно изменившийся ветер или перепад атмосферного давления. Такой шторм подобен младенцу в материнском чреве, как бы ни был он потенциально могуч, на этом этапе разорвать его в клочья почти ничего не стоит. Это будет совершенно незаметно, даже для меня, при всей моей подготовке. Практически никаких усилий. Пока.

Однако по мере того, как работает погодная кухня и повышается температура, ветры стабилизируются, а облака становятся все плотнее и тяжелее. Постоянно трение перегружающих облака капель порождает энергию, энергия производит нагрев. Шторм подпитывается и сверху, солнцем, и снизу, теплой, как кровь, водой, а сердцевина его формируется где-то посередине, сокрытая в тумане. При наличии нужных условий штормовая система способна поддерживать себя сама не один день, существуя за счет собственных энергетических ресурсов, за счет трения и массы.

В данном случае система существует уже несколько дней. Больше нескольких недель такой системе не продержаться: она должна разрядиться или постепенно, или стремительным напором.

Сейчас возможно и то, и другое.

Медленно, широким фронтом, катятся над водой белесые облака, дрейфует серое марево. На поверхность колышущегося внизу океана не проливается ни капли дождя, влага втягивается обратно, концентрируясь, утяжеляясь. Когда происходит сгущение тумана внутри облаков, возникают особые условия. Вода интенсивно поглощает энергию, наливаясь грозовой яростью. Облака темнеют и уплотняются. Пока они плывут над водной гладью, они распластаны, растянуты, но механизм в сердце шторма продолжает работать неустанно, собирая и запасая энергию на будущее.

Пока это все еще ерунда. Так, летний шквал, способный вызвать разве что раздражение.

Но теперь он уже начинает осознавать себя.

Глава вторая

К тому времени, когда мы прервали Великий Поход за Покупками, чтобы перекусить, Сара, Черис и я уже так нагрузились пакетами, что их содержимого хватило бы для оснащения экспедиции на Эверест, с тем чтобы ее участницы выглядели в высшей степени восхитительно, причем отирались преимущественно на пляже.

Сара по натуре являлась прирожденной манекенщицей. В отличие от меня, с моими округлыми изгибами, она обладала той особой, изысканной угловатостью, которая вызывает зависть и зачастую служит образцом для пластических хирургов. Разрыв с Отставным Французом (как я окрестила Кретьена) не уничтожил ее шарма: разве что вокруг глаз появились морщинки, вместо прически на голове образовалось черт знает что, на ногах кошмарная обувь, а в сознании кислое отношение к мужчинам как таковым. О морщинках позаботился тонирующий лосьон. Волосами храбро занялись «Тони и Гай». Со стороны «Прада» была проявлена явная склонность к аксессуарной терапии. Оставался лишь вопрос о настрое и отношении к мужчинам. По моему разумению, тут могли помочь шоколадные обертывания, но Сара, с ее фигурой, на это бы не пошла, я уже подумывала о том, чтобы отправить ее в клуб бывших жен, на психотерапевтический сеанс, позволяющий отвести душу в нытье и жалобах.

— Любовником он был никудышным, — заявила она, примеряя туфли. Ножки, надо сказать, у нее тоже были что надо. Длинные, стройные, элегантные — такие, какие хочется потрогать любому мужчине. Даже продавец, которому, в принципе, должны были осточертеть ноги покупательниц, выглядел возбужденным, когда, придерживая за пятку, просовывал ее ступню в маленькую остроносую туфельку. Надо же, персональный сервис. В наше время такое обслуживание встречается лишь в лучших магазина, но, с другой стороны, он ведь хотел продать ей туфельки, стоящие дороже среднего телевизора.

— Кто? — спросила Черис, присматривавшаяся к паре лодочек на маленьком каблучке. Должно быть, предыдущий монолог, посвященный недостаткам Кретьена, она пропустила. Я, со своей стороны, печально созерцала рубиново-красную пару сандалий, на которые копила и которые, как мне думалось, теперь трижды успеют выйти из моды и вернуться обратно, прежде чем я при таком подходе Сары к покупкам смогу снова их себе позволить. Но делать было нечего. Я сама ее сюда притащила, да и ей на самом деле требовалось облегчить душу таким способом.

— Мой бывший, кто же еще, — ответила Сара, отставив ножку в сторону, чтобы взглянуть, как смотрится на ней туфелька. Смотрелась, я не могла не признать, великолепно.

— У него имелась ужасная привычка делать, понимаешь ли, это дело языком…

Лично мне показалось, что это явно избыточная информация.

— Я, правда, не уверена, что готова к такому уровню сестринского общения. Пойду выпью мокко. А вы, девчонки, продолжайте.

Сара улыбнулась и помахала рукой. А почему бы и нет: моя карточка находилась у нее в кошельке, а у меня при себе имелась разве что десятка наличными.

Выпотрошенная младшая сестрица.

Я направилась к выходу, в то время как Сара принялась удивлять продавца и Черис вовсе уж непристойными байками о своем муженьке. Речь там шла о костюме Человека-паука, спрей-нитях и простынях на липучках.

Я ускорила шаг.

Снаружи царили шум и гомон. Кругом было полно мамаш, крикливых детей и раздраженного вида одиноких матрон с магазинными пакетами, не говоря уже о множестве суровых седовласых пенсионерок в серых шерстяных душегрейках, а порой и с палочками. Мне пришлось прижаться к стенке, чтобы пропустить стайку мамочек с колясками, за ними проследовала компания деловых женщин, все в галстуках и с портфелями. А вот мужчин почти не попадалось, во всяком случае, одиноких. Рядом с каждым, которого я видела, имелась прикрывавшая его, как живой щит, особь женского пола.

В кофейне тоже было полно народу, но обслуживали быстро, и скоро я, отойдя от стойки с чашечкой золотого мокко, принялась, попивая его, рассматривать витрины. Меня восхитило одно платье, сшитое ну вот совсем, совсем на меня, только вот совсем, совсем не укладывавшееся в рамки моего бюджета. И тут, в витринном стекле, я заметила отражение кое-кого, смотревшего на меня. И обернулась.

Детектив департамента полиции Лас-Вегаса Армандо Родригес, слегка улыбаясь, стоял, прислонившись к светящейся колонне, и тоже потягивал кофе. Чашечка у него была поменьше моей. Видимо, черный кофе. Надо полагать, вкус по части кофе у него был незатейливый.

Быстро, нетерпеливо постукивая каблучками, я направилась прямиком к нему.

— Послушай, мне казалось, мы вроде как разобрались и разошлись.

— Да ну?

— Ты должен оставить меня в покое.

— Правда?

Он отпил глоточек, глядя на меня. Глаза у него были большие, с теплыми, древесно-коричневыми прожилками радужной оболочки, почти столь же темной, как и зрачки. На нем была куртка, и я подумала о том, прихватил ли он свою пушку с собой, что в наши дни весьма рискованно, или оставил в фургоне. Впрочем, не думаю, чтобы он особо нуждался в оружии: легкость и быстрота даже случайных движений выдавали в нем мастера боевых искусств. Думаю, появись у него для этого хоть малейшее оправдание, он свалил бы меня на землю и сковал наручниками за пять секунд. Здесь, при искусственном свете, грубая кожа и оспины на лице были еще заметнее. Да уж, не красавец, но малый крепкий. Он смотрел на меня не моргая.

— Если не перестанешь за мной таскаться, мне придется пожаловаться в полицию, — заявила я и тут же об этом пожалела, увидев его улыбку.

— Валяй. А я покажу здешним коллегам свой жетон и попрошу проявить профессиональную любезность. Или даже продемонстрирую им снимки и попрошу оказать помощь. Бьюсь об заклад, они с удовольствием помогут мне допросить подозреваемую.

Он слегка пожал плечами, не сводя с меня взгляда.

— Я хороший коп. Никто не поверит, что я приперся сюда по собственной инициативе, чтобы ни с того ни с сего тебя выслеживать. И вот тебе мой совет: я не думаю, что, даже если тонешь, стоит так уж буйно расплескивать вокруг воду. Этак недолго и акул приманишь.